Цепкие лапы времени - Александр Плетнёв

На этом моменте воспоминаний, сохраняя недовольное выражение лица, Андропов вернулся к «настоящему» – документ, озаглавленный «Стратегический паритет», переместился в левую стопку. Общего знаменателя по этому вопросу вчера так и не вывели, лишь приняв к сведению чрезмерность наращивания ядерного потенциала, вместе с тем дружно настаивая, что перегибать палку с уступками в сфере вооружений чревато.

Вчера же, уже погодя, успели еще немного поспорить с Устиновым, приватно обсудив и «афганскую западню», и помянуть «полчища» устаревшей танковой техники. А был еще Горшков (сиречь «флот») – со своими «дорогущими игрушками». А еще «концепты будущего» – те перспективные направления в области вооружений, о которых рассказали «попаданцы» и которые требовали непременной реализации. Здесь хоть одно радовало – многое из этого сейчас уже существует в разработках и проектных стапелях профильных конструкторских бюро страны.

«Государственный корабль – махина и без того инертная, но с такими темпами… если мы здесь, на высшем уровне столь неповоротливы, что же будет звеном ниже? Бюрократическая машина попросту утопит в своем сером болоте все начинания, все наболевшие преобразования», – от этих мыслей Юрий Владимирович совсем расстроился. Взглянув на часы, с сожалением отложил работу – время подходило к другому распорядку, да и Крючков в предварительном звонке уведомил о некой срочности.

Терпеливо ожидающий в приемной первый помощник, войдя по звонку, буквально с порога озвучил:

– Вы просили информировать сразу, но простите, в поздний час не хотел вас излишне беспокоить. Вчера Щелоков снова приезжал к Старику на дачу.

– О чем разговаривали, конечно, узнать не удалось?

– Никак нет. Однако гостил он там совсем недолго.

– Зачастили, – Андропов, ворча, поднялся из-за стола. Подошел к окну, чуть сдвинув штору, впустив немного пасмурной осени в помещение. – Надеюсь, Леня будет соблюдать договоренность и ничего лишнего никому не скажет.

– «Наружка» никаких странностей не заметила. Отбыв из Заречья[78], Щелоков заехал ненадолго к себе в министерство. Находился там не более двадцати минут. Затем отправился домой. Что вполне естественно – время было к позднему вечеру. По линии МВД никаких экстраординарных распоряжений не зафиксировали. Но от Старика уезжал, докладывают, хмурым, если не совсем раздраженным.

– Думаешь, снова предлагал?

– Наверняка. И наверняка получил отказ.

«Старик» – под таким рабочим псевдонимом в оперативных документах КГБ теперь проходил Брежнев.

Андропов, несмотря на то что сам в возрастной эстафете буквально наступал на пятки «бывшему», принимал такую постановку дела даже не поморщившись – подобная классификация вполне укладывалось в рамки профессиональной этики «конторы».

А Леонид Ильич оказался крепким стариком – перенеся инсульт, достаточно быстро оклемался, через трое суток уже фактически встав на ноги. Узнав о произошедшей смене власти, явно расстроился:

– А я Щербицкого на свое место прочил[79].

Однако отыграть столь генеральную кадровую перестановку обратно уже не предусматривалось. Во всяком случае, медики по первым дням поостереглись везти больного даже в стационар, не говоря о каких-то посещениях Политбюро.

Всякие разговорчики-шепотки среди аппаратчиков, естественно, ходили. Верный брежневец председатель Совмина Тихонов[80] неосторожно оговорился:

– Рано списали Ильича!

Этот момент был зафиксирован… и доложен. Что Андропов в узком кругу прокомментировал сравнительно лояльно:

– А чего еще было от этой «днепропетровской» братии ожидать![81]

Но эта лояльность являлась, конечно, видимой. «Приговор» для неугодных, можно сказать, уже был подписан. Дело лишь во времени и некой тактической паузе – в первые месяцы правления нового генсека замена кадров не выходила за рамки командно-административного регламента.

А между тем на известную дачу один за другим повадились ездить – навестить занедужившего товарища все те, кто был ранее вхож в близкий круг, кто всегда пользовался его расположением…

И уезжали не окрыленные надеждой, ни тем более гарантиями – Ильичу под гнетом свалившейся правды было не до подковерных игр. Не мог он оставаться равнодушным и безучастным и, придя в себя, наплевав на возражения врачей, практически сразу затребовал «бумаги по будущему».

Отказать не могли, но по приказу Андропова строго дозировали.

Самым рьяным из «закадычных» гостей оказался министр внутренних дел Щелоков (тогда людям Крючкова вполне удалось подслушать разговор) – он склонял бывшего генерального явиться в Политбюро, восстановиться на правах члена ЦК и поставить вопрос о неправомерности аппаратной перестановки:

– А мы, Леонид Ильич, мы вас поддержим. Надо будет, я весь личный состав милиции за вас подниму!

– Ты что ж это, Николай… Анисимович? Переворот в стране… хм-х… хочешь учудить? – В непередаваемой нечленораздельной манере отвечал отставной генсек – подборку документов ему подавали очень тонко, факты по «делу Щелокова» там были пока косвенные, упоминались вскользь (не дай бог о фатальном финале), но уже создавали неприглядное впечатление[82].

И хмурил фирменные брови:

– Не обессудь… Николай… напортачишь, вовек не отмоешься.

– Удивляет, что «днепропетровцы» только сейчас особенно зашевелились… – Где-то там за окном из-за тучек пробилось солнце, резанув предательским лучом, и Андропов, точно завзятый вампир, мгновенно отреагировал, задернув штору. – Впрочем, ничего странного – Леонид Ильич чувствует себя лучше, встал на ноги. Вот и закопошились.

– Только ничего у них не выйдет, слабый это теперь рычаг – Брежнев.

– Не скажи, – возразил Юрий Владимирович, – так просто с арены политических расчетов его не спишут. Влияние за ним по-прежнему держится. А ведь в хрониках будущего на такие сценарии и намека не было – всех оппонентов, включая Щелокова, удалось легко «уйти».

– Юрий Владимирович, – чуть гнусаво потянул генерал-лейтенант, – не обязательно так возносить этих журналистов-расследователей, что потом «в гласности» будут строчить свои опусы – они попросту могли и не знать всех правительственных и внутрипартийных перипетий. Да и сор из избы, знаете ли… секретные параграфы никто не отменял. А у нас так и совсем ситуация иная – «днепропетровцы» наверняка питаются иллюзией, что пока Брежнев жив, он за них вступится.