Архипелаг ГУЛАГ - Александр Исаевич Солженицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охрана не знала, кто за что сидит»[513].
«Мы, исполнители, – тоже люди, мы тоже шли на геройство: не всегда подстреливали падающих и, таким образом, рисковали своей службой».
«Весь день в повести насыщен отрицательным поведением заключённых без показа роли администрации… Но содержание заключённых в лагере не является причиной периода культа личности, а связано с исполнением приговора».
«Солженицын так описывает всю работу лагеря, как будто там и партийного руководства не было. А ведь и ранее, как и сейчас, существовали партийные организации и направляли всю работу согласно совести».
[Практические работники] «только выполняли, что с них требовали положения, инструкции, приказы. Ведь эти же люди, что работали тогда, работают и сейчас[515], может быть, добавилось процентов десять, и за хорошую работу поощрялись не раз, являются на хорошем счету как работники».
«Горячее негодующее возмущение у всех сотрудников МВД… Просто удивляешься, сколько жёлчи в этом произведении… Он специально настраивает народ на МВД!.. И почему наши Органы разрешают издеваться над работниками МВД?.. Это нечестно!»
Слушайте, слушайте! Это нечестно! – вот крик души. 45 лет терзали туземцев – и это было честно. А повесть напечатали – это нечестно!
«Такой дряни ещё не приходилось переваривать… И это не только моё мнение, много нас таких,
имя нам легион[516]».
Да короче:
«Повесть Солженицына должна быть немедленно изъята изо всех библиотек и читален».
Так и сделано постепенно[517].
«Эту книгу надо было не печатать, а передать материал в органы КГБ».
Да так почти и произошло, угадал ровесничек.
И ещё другой Аноним, уже поэт:
Ты слышишь, Россия,
На совести нашей
Единого пятнышка нет!
Опять это «инкогнито проклятое»! Узнать бы – сам ли расстреливал, или только посылал на смерть, или обыкновенный ортодокс, – и вот тебе аноним! Аноним без пятнышка…
И наконец – широкий философский взгляд:
«История никогда не нуждалась в прошлом (?), и тем более не нуждается в нём история социалистической культуры».
История не нуждается в прошлом! – вот до чего договорились Благомыслы. А в чём же она нуждается? – в будущем, что ли?.. И вот они-то пишут историю…
И что можно сейчас возразить всем им, всем им против их слитного невежества? И как им сейчас можно объяснить?
Ведь истина всегда как бы застенчива, она замолкает от слишком наглого напора лжи.
Долгое отсутствие свободного обмена информацией внутри страны приводит к пропасти непонимания между целыми группами населения, между миллионами – и миллионами.
Мы просто перестаём быть единым народом, ибо говорим действительно на разных языках.
* * *
А всё – таки прорыв совершился! Уж как была крепка, как надёжна казалась навек отстроенная стена лжи – а зазияла брешь. Ещё вчера у нас никаких лагерей не было, никакого Архипелага – а сегодня всему народу и всему миру увиделось: лагеря! да ещё фашистские!
Как же быть?? Многолетние мастера выворачивания! изначальные хвалебщики! – да неужели вы это стерпите! Вы – и оробеете? Вы – и поддадитесь?..
Да конечно же нет! Мастера выворачивания первые и хлынули в эту брешь. Они как будто годами только её и ждали, чтобы наполнить её своими серокрылатыми телами и радостным – именно радостным! – хлопаньем крыльев закрыть от изумлённых зрителей собственно Архипелаг.
Их первый крик – мгновенно найденный, инстинктивный – был: это не повторится! Слава Партии! – это не повторится!
Ах, умницы, ах, мастера заделки! Ведь если «это не повторится», так уж само собой приразумевается, что сегодня этого нет! В будущем – не будет, а сегодня конечно же не существует!
Так ловко хлопали они своими крыльями в бреши – и Архипелаг, едва появившись взорам, уже стал и миражом: его и нет, и не будет, ну, может быть, разве только – был… Так ведь – культ личности! (Удобный этот «культ личности»! – выпустил изо рта, и как будто что-то объяснил.) А что действительно есть, что осталось, что наполняет брешь и что пребудет вовек – это «Слава Партии!» (Сперва как будто слава за то, что «не повторится», а потом и сразу почти уже как будто слава и за сам Архипелаг, это сливается, не разделишь: ещё и журнала того не достали с пресловутой повестью, но всюду слышим: «Слава Партии!» Ещё не дочитали до того места, как плёткой бьют, но со всех сторон гремит: «Слава Партии!»)
Так херувимы лжи, хранители Стены, прекрасно справились с первым моментом.
Но брешь всё-таки оставалась. И крылья их не могли на том успокоиться.
Второе усилие их было – подменить! Как фокусник, почти не закрывая платочком, меняет курицу на апельсин, так подменить и весь Архипелаг, и вместо того, который в повести показан, представить зрителям уже совсем другой, гораздо более благородный. Сперва попытки эти были осторожны (предполагали, что автор повести близок к трону), и подмену надо было делать, непрерывно хваля мою повесть. Ну, например, рассказывать об Архипелаге «от очевидцев» – о коммунистах в лагере, которые, правда, «не собирали партийных взносов, но проводили ночами тайные партийные собрания (?), обсуждали политические новости… За пение шёпотом “Интернационала” по доносам стукачей гноились в карцерах… Бандеровцы, власовцы издевались над настоящими коммунистами и калечили их заодно (!) с лагерным начальством… Но всего этого Солженицын нам не показал. Что-то в этой страшной жизни он не сумел рассмотреть».
А автор рецензии и в лагере не был, но – рассмотрел. Ну не ловко? Лагеря-то, оказывается, были – не от Советской власти, не от Партии! (Наверно, и суды были – не советские.) В лагерях верховодили-то власовцы и бандеровцы заодно с начальством. (Вот тебе раз! А мы Захаровой поверили, что у начальников лагерных – партийные книжки, и были всегда.)
Да ещё не всех в московской газете печатают. Вот наш рязанский вожак писатель Н. Шундик предложил в интервью для АПН, для Запада (да не напечатали, может и АПН – заодно?..) ещё такой вариант оценки Архипелага: «проклятье международному империализму, который спровоцировал все эти лагеря!»
А ведь умно! А ведь здорово. Но не пошло…
То есть, в общем, лагеря были какие-то иностранные, чужеродные, не наши, то