Музыка грязи - Тим Уинтон

Она пожимает плечами.

– Ты знаешь, куда поехали твои друзья?

– В Перт, наверное. Эмбер надо забрать ребенка.

– И туда-то ты и едешь?

– Да.

– Тогда ты едешь не в ту сторону. Ты это знаешь?

Она не шевелится.

– Черт, – говорит он.

Слеза от ветра скатывается по ее щеке в волосы.

– Сколько тебе лет? – спрашивает он.

– Шестнадцать.

– Господи!

– Господи? – горько смеется она. – Господу шестнадцать. И это женщина.

– Ну…

– И мужчины до смерти затрахивают ее каждый день.

– Слушай, – говорит он в замешательстве. – Мы высадим тебя в следующем городе. Можешь сесть на автобус. В Порт-Хедленде, думаю. Ты наверняка догонишь приятелей.

Девушка не отвечает. Фокс начинает замечать граффити на каждом обнажении пород.

Великое северное шоссе заканчивается на развязке с шоссе № 1. Фокс поворачивает. Низкая, плоская пойма бело-желтого цвета, цвета высохшего печенья. Она кажется прибрежной, но моря не видно. Эта полоска дороги усеяна раздолбанными двигателями, трупами зверей, пивными банками.

– Добро пожаловать, – говорит Нора, – в страну большого белого ублюдка.

– Что?

– Одни деревенщины.

Они едут и едут, но грузовичок кажется неподвижным на сияющей равнине. Скука ест Фокса. Он ерзает на сиденье.

После бездны времени, может быть через полчаса, над равниной поднимаются соляные горы Порт-Хедленда. На заброшенных окраинах порта, на бесплодных землях из линий электропередач, вагоноремонтных мастерских, стальных башен и дымовых труб они заезжают в придорожную таверну, грязный двор которой черен от разлитого бензина. Разобранные автомобильные поезда. Времянки, перемазанные железной пылью. Автостопщики, спящие рядом с ящиками «Эмубиттер»[20].

Фокс тормозит возле бензоколонки и вытаскивает несколько купюр.

– Вот, – тихо говорит он Норе, пока Ржавый не встрепенулся. – Доезжай до города, если автобус здесь не останавливается.

Она кивает. От нее пахнет заплесневелым полотенцем. Она берет деньги и вылезает. Дверь со стуком захлопывается.

– Черт, надо поссать, – говорит Ржавый. – Где это мы?

– Хедленд.

– Дыра.

– Ты здесь бывал?

– Не-а. Где телка?

– Пошла в сортир, – говорит Фокс. – Я плачу за бак?

– Я тебя не для компании держу.

Фокс вылезает и качает бензин, пока Ржавый пристегивает ногу. Они встречаются у кассы.

– Возьмем кусок вон того стейка, – говорит Ржавый, показывая на большой кусок филе в вакуумной упаковке за стеклянной дверцей морозильника в бусинах воды. – Она любит мясо, эта телка.

– Сам покупай, – говорит Фокс, желая быть на месте девушки.

Если бы не она, он бы давно уже дал отсюда деру. Маленькая девочка с дымящейся тарелкой жареной картошки в руках пристально смотрит на протез Ржавого. Под лампами дневного света протез сияет ужасающе розовым цветом из его шортов в цветочек.

– Денег нет.

– Слишком большой.

Ржавый чешет голову, продираясь пальцами сквозь несвежую гриву африканских косичек. В окно Фокс видит, как Нора забирается обратно в «Бедфорд». Несчастная унылая девушка за прилавком театрально вздыхает.

– Мы возьмем бифштекс, милая. Выбивай.

Фокс расплачивается и несет мясо наружу, оно холодит ему грудь.

Нора даже не смотрит на него, когда он забирается в кабину.

Он ведет машину, и его злость уступает место опустошенности. Двухэтажные дорожные знаки не помогают. Перт в тысяче шестистах пятидесяти километрах к югу, а Кунунарра – на том же расстоянии к северу. Полпути – это совсем не путь.

Некоторое время он находит утешение в величественных столовых горах, которые поднимаются из опустошенной поймы, но они уходят, и остаются только те же унылые равнины с мрачными, узкими ручьями.

Фокс ведет, и странные вспышки мерцают у него в глазах.

Река Де-Грей, коричневая и широкая, на своих усыпанных деревьями берегах дает им минутную передышку, а потом они летят через мост.

Ржавый забивает косяк, и они курят его с Норой. Она затягивается с чувством. Губы Фокса покалывает, и несколько секунд у него дрожит одна нога. Никто не разговаривает. Грибной запах дури наполняет салон.

Фокс ведет.

Двое позади шебуршатся в мешке с наркотой.

Равнина, равнина, равнина.

Ржавый начинает чихать.

Фокс знает, что это земля скотоводов, потому что на пути попадаются туши павших животных, но до сих пор он не видел еще ни одного живого. Здесь, на севере, нет оград. У него вдобавок ко вспышкам начинаются еще и судороги.

По бокам дороги – сплошь остатки костров, пустые бутылки и мусор. С севера волокут грузы «Лендкрузеры» и «Чероки». Это как колонна беженцев, которым наступают на пятки. Фоксу нужно остановиться. Ему надо выйти.

В Парду он останавливается. Там просто бензоколонка и стоянка для грузовиков. Он вылезает и вытаскивает свои пожитки из-под серфера. Ржавый лежит развалившись, его глаза превратились в щелочки. Когда Фокс вытаскивает рюкзак, оказывается, что он насквозь пропах Ржавым.

– Залить бак? – спрашивает заправщица сквозь зубы.

– Вон та отворотка ведет на побережье? – спрашивает Фокс.

– Да. Вам нужен бензин или как?

– Спросите его.

– Спасибо ни за что, – говорит Нора.

Фокс идет, пока не входит в ритм. Воздух шерстяной. Пот заливает ему глаза и слепит его. Он подумывает о шляпе, но солнце уже низко. Гравийная дорога по обеим сторонам окружена низкой выжженной порослью. Деревьев не видно. Он самый высокий предмет на равнине.

Через долгое время он слышит звук мотора и разбрасываемого гравия. Он продолжает идти, не голосуя. Слышит, как автомобиль тормозит позади.

– Ты кое-что забыл, – говорит девушка с водительского сиденья.

Это кое-что бьет его в живот, и он сгибается пополам, и, когда грузовичок заканчивает свой разворот в брызгах грязи и его пыльный след в поросли удаляется к шоссе, он находит в пыли у ног бифштекс в вакуумной упаковке. К нему возвращается дыхание. Он поднимает упаковку, выпрямляется и идет навстречу закату и собирающимся комарам.

* * *

Как раз на закате Фокс подходит к ручью, окруженному манграми, который из-за отлива превратился в ручеек, и идет вдоль него, к бездревесному, каменистому мысу, с которого в сумерках все еще виден Индийский океан. Он решает пойти к низине над линией прилива и сбрасывает груз. Он выпивает литр воды и снимает шорты и майку, чтобы забраться в каменистый пруд и смыть с себя пот. По его телу пробегает минутная дрожь при мысли о крокодилах, но лучше этого пруда найти ничего нельзя. Вода прохладна.