Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны - Джульет Греймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ты парня в короткие штаны вырядила? В декабре месяце?!
Ассунта вся сжалась. Ответа от нее не последовало. Стелла могла только догадываться, сколь страшно сейчас матери, понимающей, что она сделала ошибку, но не сознающей масштабов этой ошибки. Гнев на отца охватил Стеллу. Как он смеет разговаривать с Ассунтой, словно с ребенком?.. Стелла сглотнула: сейчас не время и не место для пререканий, да и вряд ли отец ее послушает.
Антонио скинул пальто, закутал в него Луиджи. Полы доставали мальчику до щиколоток.
– Вот так. Поплотнее запахнись, сынок, не то простынешь. В Хартфорде еще холодней будет.
Молча и не без опаски все последовали за Антонио из зала ожидания в темный парк, примыкавший к порту. Стелла напрягала зрение, силясь уже сейчас, ночью, разглядеть, что это за город такой – Нью-Йорк. Увы, из пяти чувств активнее всего у нее работало осязание. Мороз нещадно щипал щеки, и Стелла решила сосредоточиться на ступнях, намозоленных новыми туфлями. Стоянка была полна автомобилей, и фары у каждого светились – словно множество глаз пронизывали ночь. У Стеллы по спине мурашки побежали – не столько от холода, сколько от мысли, какая куча денег ухлопана на эту роскошь.
– Придется потесниться, – сказал Антонио, распахивая дверцу автомобиля и вытаскивая моток веревки. – Ну-ка, Джузеппе, помоги чемодан на крыше закрепить. Ассунта, ты на переднее сиденье полезай. Со мной и кузеном Тони поедешь. Стелла и Тина, садитесь сзади, с братьями.
– Четтина! – прошипела Стелла.
Отец оглянулся. Дочь смеет его поправлять?
– Чего?
– Ее Четтиной зовут, – объявила Стелла. Уж конечно, сама Четтина не рискнет голос подать.
– А теперь она Тиной будет, – отрезал Антонио. – Четтина – имя немодное.
Стелла сверкнула на него глазами. Он только прищурился. Затем позволил себе оглядеть старшую дочь. Взгляд скользнул по талии к округлым бедрам, пополз вверх, остановился на Стеллином знаменитом бюсте. Девушка сразу вспомнила ужасную ночь, когда отец щипал ее там, где нельзя. На спине выступила испарина. Противно отрыгнулось, рот наполнился тухлой горечью.
– Здесь, в Америке, имя Тина хорошим считается, – уже мягче сказал Антонио.
Втиснутая на заднее сиденье, между дверцей, из-за которой дуло, и Четтиной (то есть теперь уже Тиной), Стелла думала, что ненавидит отца даже сильнее, чем в детстве.
Какая досада, что уже почти ночь! За окном все новое – а ни зги не видно!.. Стелла отключилась. Разбудила ее Тина, когда автомобиль, съехав по склону, остановился у ряда ярко освещенных высоких домов.
– Просыпайся, Стелла! Папа говорит, это Хартфорд. Приехали.
Над тротуаром, высокие, как деревья, стояли фонарные столбы, и каждый был обвит гирляндой из еловых веток и красных лент. Вот это красота! Вот это роскошь! Стелла рот разинула. Тина тем временем растолкала братьев – пусть полюбуются. Неужто им теперь жить в городе, где у людей денег куры не клюют, – вон, и на фонари хватает, и на гладкие тротуары? Неужто один из этих великолепных домов – их дом?
– Вон туда поглядите, – сказал Антонио. – Видите здоровенный домище? Это торговый центр «Джи Фокс». Моя компания в прошлом году его обновляла.
Стелла попыталась мысленно связать отца и это сооружение с блестящими стеклянными сводами со стенами, которые больше пристали бы крепости.
– Так это церковь? – переспросила потрясенная Тина.
– Stupida! – Антонио расхохотался. – Говорю же: торговый центр. Самый большой во всей Америке. А находится здесь, в Хартфорде. – Он извернулся на переднем сиденье, чтобы взглянуть на Тину. – С чего ты решила, будто это церковь?
Тина не ответила: ее обозвали дурындой. Стелла была полусонная и тоже не стала объясняться, хоть и поняла, что сестра имеет в виду. В сияющих огромных окнах удивительного дома стояли высокие, белые-пребелые синьорины – статуи, да, но какие-то необыкновенные, почти живые. Сверху лился на них ярчайший свет – такого даже в солнечные дни Стелла не припомнит. Вот и получается, что эти синьорины – ангелы небесные.
Уже перевалило за полночь, однако все Фортуны пошли в дом Тони Кардамоне. Их поджидала жена Тони, Пина – сонная, она явно обрадовалась гостям, весь стол закусками уставила. Тут и котлетки из баклажанов, и сыр проволоне, и маринованные грибы, и жареные перчики. И разная рыба – анчоусы, сардины, треска в панировке. Рождество, как-никак; праздник. Тетушка Пина приготовила феттуччини и овощное рагу (горшочек был завернут в плед, чтобы оставаться горячим). Вот, значит, как питаются американцы итальянского происхождения! Наверное, когда они эти блюда поглощают, им кажется, что они снова на родине – даром что в Италии ничего подобного и не нюхали.
После кошмарного ожидания в порту Стеллу наконец-то отпустило. Лишь теперь она поняла, до чего голодна. Зато после еды навалился сон: вот-вот отключится, прямо за столом, на стуле с нарядной обивкой, и всю ночь так сидя проспит. Ровно в тот момент, когда держать глаза открытыми стало невмоготу, отец поднялся и велел всем идти к машине – кузен Тони отвезет их домой.
Здание, к которому они подъехали, было такое же большое, как и дом Тони Кардамоне, однако на улице горело меньше фонарей. По выщербленным ступеням Фортуны поднялись на третий этаж, причем Тони втащил Ассунтин узел. Затем он тепло попрощался и уехал. Стелла еще подумала: странно, что такой славный человек – родной брат тети Виолетты, этой злюки с колючим взглядом.
На лестничную площадку выходили две двери. Антонио достал большой серебристый ключ и отпер квартиру, из которой пахнуло сквозняком. Так вот оно, новое жилище. Антонио нашарил выключатель – неопрятная гостиная озарилась электрическим светом. Сразу стало ясно: женской руки тут нет, некому до сих пор было навести уют, который скрашивает людям жизнь.
Стелла и Тина проследовали за отцом по коридору.
– Вот ваша комната, девочки, – сказал Антонио, распахнув перед ними дверь. – Только ваша; мальчики будут спать отдельно. Ну, нравится? Небось получше, чем в деревне, а?
Сестры ни звуком, ни кивком не подтвердили, что здесь «получше». Антонио провел дочерей в ванную и спустил при них воду в унитазе.
– Зацените – не один ватерклозет на весь дом, а наш, личный! Главное, не засорить. А то сантехник кучу денег берет за прочистку, каналья этакий.
Стелла с Тиной переглянулись. Кто это – сантехник? И как поступать, чтобы не засорить эту белую фаянсовую чашу? Ладно, утром разберутся.
Наконец Антонио удалился. Стелла плюхнулась на кровать, сбросила туфли. Пока она растирала ступни, Тина тупо смотрела в открытый чемодан.
– Оставь, Козявочка, – сказала Стелла. – У меня сил нету. Засыпаю совсем. Завтра распакуемся.
– Ты права, – кивнула Тина и вдруг заметила штору. – Ой, у нас в комнате настоящее окошко!
Тина отдернула штору – и замолкла, по всей вероятности, впала в столбняк. Стелла, забыв про усталость, подскочила к сестре.