Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

Пленник быстро ковыляет к парапету и вдруг замирает, словно пытаясь сосредоточиться. Страж догоняет его с мечом наготове.

Яростный порыв ветра хлещет водой в лицо стража так, что тот вынужден остановиться и проморгаться.

Беглец перекидывается через стену. На виду остается лишь одна рука, уцепившаяся за край парапета.

Страж подлетает к стене с занесенным клинком, смотрит вниз, отступает и кричит:

— Он пропал! Свалился в канал!

Его голос заглушается дождем и ветром.

— Как свалился? Куда? — второй страж присоединяется к первому возле ограждения, но спустя миг, то и дело оглядываясь через плечо в ту сторону, где исчез пленник, оба спешат к фургону, где размещаются Белые маги.

Грохот и звон.

Пронзительный свист.

Новые и новые стражи спешат к каналу, бегут вдоль русла, проклиная дождь, ветер и бурлящую воду.

Оказавшись во власти бурного потока, беглец пытается расслабиться и сберечь силы, отдав себя во власть течения. Он не успевает сделать и двух вздохов, как его проносит мимо временных ворот, отделяющих дорогу от строительного лагеря. Каторжного лагеря, представлявшего собой его маленькую вселенную… Сколько же времени это продолжалось? Вопрос остается без ответа. Сейчас его жизнь состоит из двух частей: проведенной в плену у Белых магов и той, что начинает к нему возвращаться. Беспамятство и плен могли исчисляться неделями, месяцами, а возможно, даже годами.

По мере того как его относит от центра грозы, поток становится не столь стремительным. Беглец старается оглядеться, а потом начинает подгребать. Еще через некоторое время его ноги начинают отталкиваться от донных камней. Глаза при этом неотрывно следят за берегом.

И тут впереди вырастает стремительно приближающийся мост.

Полувплавь, полувброд юноша бросается к северной стороне канала и успевает ухватиться за каменный береговой устой.

Задыхаясь и хрипя, беглец цепляется пальцами в почти незаметные зазоры между камнями кладки. Ценой неимоверных усилий ему удается вытащить свое тело из воды на каменную насыпь, пологий склон, за которым начинается помянутая целительницей долина. Взобраться по насыпке тоже оказывается непросто, но в конце концов он ставит хлюпающий сапог на траву. Перед ним луг, окаймленный дубами и можжевельником. Позади — каменный мост, переброшенный через утихающий поток.

Вскоре по чародейской дороге рысью помчатся всадники — нельзя попадаться им на глаза.

Выбиваясь из сил, он ковыляет по высокой, по колено, траве к можжевеловому подлеску. Там можно будет укрыться среди кустов и деревьев.

Беглец поспевает к опушке как раз тогда, когда по каньону эхом разносится стук копыт. Конский топот нарастает, потом начинает удаляться. Юноша, уже совершенно обессиленный, продирается сквозь ветви и взбирается на гребень холмистой гряды.

Холодный дождь хлещет лохмотья на его спине, но он почти не чувствует холода и рад дождю — своему главному прикрытию. Как только завеса падающей воды исчезнет, Белые маги либо собаки-ищейки смогут взять его след. Значит, к тому времени ему следует уйти как можно дальше.

Лишь изредка переводя дух, он идет, идет и идет весь день, пока, перевалив гребень, не спускается в речную долину.

Ближе к вечеру дождь сходит на нет, и по прояснившемуся сине-зеленому небу стремительно бегут гонимые ветром белые облака. Только тогда беглец позволяет себе отдых на краю ягодной полянки. Даже основательно оторвавшись от преследователей, он первым делом ищет укрытие. Забившись в ложбинку, образованную валуном и упавшим деревом, он начинает медленно поедать темно-пурпурные ягоды.

Свернувшись в клубок, беглец радуется тому, что вырос на Крыше Мира, где царит настоящий холод. Он пытается собрать воедино бесчисленные, несвязные обрывки воспоминаний, возвращенных ему целительницей. Была ли она Мегерой? Или иным орудием судеб и фурий, о каких повествует Предание?

Среброволосый юноша погружается в полусон, и к нему является череда видений, уносящих в прошлое.

— Признаю, что действовать с наполовину опустошенным сознанием непросто, — криво улыбается Мегера. — Но мне случалось преодолевать и более серьезные препятствия.

— Ты здесь с прошлой весны, а скоро уже конец года. Надолго еще собираешься задержаться? — спрашивает герцог Монтгрен.

— Я делаю, что могу, кузен. Но учитывая мою неполноценность… — на ее лице снова появляется кривая улыбка. — Я задержусь ровно столько, сколько потребуется.

— Но не хочешь же ты сказать…

— Насколько потребуется. Он или выздоровеет и убежит или умрет. Последний выход был бы, наверное, самым легким для тебя или моей дорогой сестрицы. Но я делаю все, чтобы помочь, ему разорвать заклятье. Правда, — добавляет она, помедлив, — я не слишком хорошо обучена. О чем опять же позаботилась дорогая сестрица. Так что, возможно, мне еще немало времени придется пользоваться твоим гостеприимством.

— Которое мне придется оказывать, — холодно отзывается герцог.

— Ну что ж, каждому из нас приходится нести свою ношу, — она поворачивается к старинному письменному столу и неожиданно вздрагивает.

Герцог, не заметив ее растерянности, медленно качает головой.

— Ааааа!..

Рыжеволосая женщина падает на колени. Ее глаза широко раскрыты, но ничего не видят, ибо сознание захвачено бурным, немыслимым, кошмарным водоворотом чужих воспоминаний.

Невысокий, изящно одетый мужчина, только что державший ее за руку, отшатывается, расплескав из кубка красное вино. Темные, похожие на кровь пятна расплываются на старинном хаморианском ковре.

Прежде чем герцог успевает поставить свой кубок на стол, его кузина уже лежит ничком. Она потеряла сознание.

— И что теперь? — бормочет он, опускаясь на колени рядом с женщиной. — Хелисс! Хелисс! Что же теперь?

Юноша с душою рьяной и на лыжах ветроносных,

Презирая все препоны, с крутизны стремглав спустился.

Спрятав меч в дорожном вьюке, воедино с вьюгой слился

Юноша с душою рьяной и на лыжах ветроносных

Обгоняя бурю, мчался он с челом посеребренным

И, покинув Крышу Мира, что поверх лесов зеленых,

Дивной магии навстречу устремился окрылено

Юноша с душою рьяной и на лыжах ветроносных.

Он отважно углубился в сердце льдов, во тьму утесов,

Роскошь, негу и довольство при дворе тирана бренном

Прочь отринув ради чувства, что бесценно и нетленно,

Юноша с душою рьяной и на лыжах ветроносных.

Долго рыскали по скалам сонмы стражей неустанных,