Никто не уйдет живым - Адам Нэвилл

– Не надо. – Она сглотнула. – Нет.

«Слишком поздно».

Фергал ворвался в комнату. Протолкнулся мимо Драча. Длинной рукой, точно яхтенным гиком, он смел невысокого кузена с ног и приблизился к Стефани, шурша грязной курткой и хлопая изгаженными джинсами. Огромные ноги топали по полу, пока белое веснушчатое лицо и налитые кровью глаза, вонючий рот и желтые зубы неожиданно не оказались совсем рядом, едва не касаясь ее лица. Она закашлялась от запаха – гормонального, животно-резкого, со смесью застарелого и свежего пота, отдающего мочой и чем-то почечным. Ее веки свело инстинктивной судорогой.

Огромная костлявая клешня зарылась в волосы на затылке Стефани. Ее сломало пополам. Согнуло так, что когда она открыла глаза, то увидела перед собой старый ковер. Через шок и ее собственное дыхание, тяжелое и с присвистом, пробилось понимание, что пальцы, вцепившиеся ей в волосы, никогда не разожмутся; грязные щупальца, казалось, прошли сквозь ее череп, чтобы навечно сковать ее мысли холодом ужаса.

За пределами ее ограниченного восприятия происходящего, этой отстраненной фиксации событий, облепившей ее голову мокрой тряпкой, она слышала крики Драча:

– Перестань! Фергал! Перестань! Фергал! Подумай! Подумай об этом! Перестань!

И еще она слышала Фергала, хотя и не была уверена, с кем он разговаривает.

– Ты думаешь, ты типа такая крутая. Но я за тобой наблюдал. Думаешь, я не знаю, кто ты такая? Ошибаешься. Прям очень ошибаешься.

В этот момент Стефани осознала, что он обращается к ней.

– Че ты тут делаешь до сих пор, если зарабатывать не хошь? У тя был шанс съебаться, только ты этого не сделала. На самом-то деле ты об этом думаешь, а? Я ведь прав, да? Я в таких штуках разбираюсь. Кое-кто, такая птичка маленькая, мне все рассказывает. Ты, наверное, знаешь, о ком я, да? Мой старый приятель, который любит девочек. И он хорошо тя разглядел. Говорит, ему понравилось.

– Фергал! Фергал! Брось!

Фергал повернулся к Драчу.

– Бросить? Я щас точно кого-нибудь брошу, если ты за языком следить не будешь. Слишком ты мягкий, Драч. Девчонка ты. Результатов не так добиваются. Ты че, не слушал, чего нам Беннет говорил, а? Единственное, че он нам рассказал полезного – это как добиваться результатов. Но он порой бывал как старая бабка, и ты начинаешь мне его напоминать. Понимаешь, о чем я?

И только тогда, проморгавшись от слез, Стефани заметила ноги Драча, мерявшего шагами ковер, кружившего возле Фергала, подобно нервному мальчишке. И увидела засохшую кровь на зеленых кроссовках, темную, как креозот, забрызгавшую оба носка.

– Э? Э? Я этого терпеть не буду, – тявкнул он на Фергала. – Не после того, што ты взял и натворил. Ты, гондон, – наша главная проблема.

– Наша главная проблема, мудила, это то, чего я в руке держу. Твоя ошибка. Которую ты даже приструнить не смог. Тока трепаться и умеешь, Драч. Чего ты полезного сделал, а? Ничего. Нихуяшеньки, вот и все. Все, что мы имеем, я сюда притащил.

Фергал потряс головой Стефани, и она почувствовала, как вырываются из кожи корни волос. По щекам лились слезы, между губ стекала слюна.

Фергал сплюнул на ковер.

– Вот это твой вклад, и я боюсь, что от него одни неприятности. Я дал те время до выходных, чтобы ты пустил ее в работу, а ты все равно ни черта не добился. Херней страдал, в копилку к ней залезть пытался, когда она уже по четыре мужика в день должна была окучивать. Потому что ты, Драч, жопу от локтя отличить не можешь. Потому что слишком ты, сука, мягкий. Так вот, слушай, чего я буду делать. Я все объясню очень доходчиво. И если ты окажешь мне услугу и посмотришь внимательно, то, может, и научишься чему. Ясно?

А затем его затхлое дыхание обдало лицо Стефани, опустившись сверху облаком смрадного тумана.

– Ты меня слушаешь? Эй, там, внизу. Слушаешь меня?

Ее голову вздернули вверх так быстро, что ступни Стефани на мгновение оторвались от пола, а потом она полетела вниз. Она смогла удержаться на ногах, но пола не видела, потому что Фергал вынуждал ее глядеть в потолок, держа за волосы, будто куклу.

Огромная грязная ступня Фергала ударила ее под колени и сбила с ног. Стефани уселась на пол и задохнулась от взрыва боли, выстрелившей вверх от копчика, когда он ударился об пол. Теперь она видела себя в зеркале, с распахнутым ртом и глазами, стеклянными от шока. Она и не представляла, что может выглядеть вот так.

Она умрет.

«Вот и все».

В отражении ей было видно, как Фергал запустил длинную, с перепачканными пальцами, руку в карман своей куртки. Он вытащил стеклянный пузырек. Маленький, в каких хранят лекарства. Этикетки на пузырьке не было, крышка была желтой.

– Держи ее, – приказал он Драчу. – С этим-то справишься?

– Нет! Нахуй. Нет! Я в этом не участвую. Фергал, нет!

– Баба. Тогда смотри. – Фергал отпустил волосы Стефани.

Она попыталась встать, но он усадил ее на саднящую задницу, обхватив макушку и надавив на нее. Его сила была чудовищна. Стефани показалось, что ее шея может сломаться, и она вскрикнула.

Рука исчезла.

– Ой, ой, плакса. Ты меня слушай, ага? – Он понизил голос. – Когда ты в нашем доме, подчиняйся нашим правилам. Просто, ага? Ага? Любая вот такая херня, типа криков из окон, и кипиша, и всякого такого, и я тя полью вот этим. Я тя сожгу нахуй и не побоюсь, сестренка. А не веришь, так смотри.

И тогда она поняла, что было в пузырьке, и завопила, и откатилась подальше от ног Фергала. Даже Драч отскочил к зеркальным дверям шкафа.

– Любая записочка, шепоток, или взгляд из окна, когда мы не смотрим, любая такая фигня, и я вылью это прямо на твою блядскую голову. Тока подумай, что можешь обращаться со мной как с мандой, и я узнаю. Я тя сожгу, сестренка. Усекла? Эта штука те лицо прожгет. Я тя ослеплю нахуй. Слышишь? Не только нам надо по долгам платить, ага?

Капля жидкости упала на ковер и немедленно породила белый дымок. В комнате завоняло железом, серой, жженой карамелью и горящими старыми занавесками.

Комнату трясло, и маленькие точечки света летали у Стефани перед глазами; она опустила веки, заметив, как долговязый Фергал осторожно закрывает крышкой стеклянный пузырек. Желудок взбунтовался, горло сдавило, и ее снова вырвало, прямо там, где она сидела. Вырвало на пол и на руки.

– И никакой болтовни. Тока пискни, и я отверну крышку.

– Ага, – сказал Драч. – Ага, ты слышала, типа, што он сказал.

За окном комнаты, где ее заперли, опустилась на кирпичную ограду ночь. Через одинокое окно нельзя было разглядеть почти ничего по обе стороны пространства между домом номер 82 и стеной соседнего участка.

Кузены закрыли ее в единственной комнате по правую сторону коридора на втором этаже. Вопреки тому, что случилось в спальне, и тому, что они перешли последнюю черту, напав на нее, она почувствовала облегчение, когда ее вывели из комнаты, где запах немытой плоти и грязной одежды Фергала сменился вонью сожженного кислотой ковра.