Вигнолийский замок - Даниил Аксенов

Костоправ не стал колебаться. Он потрогал стрелу, словно пытаясь определить, как повернут наконечник, потом потянул ее вверх, а когда она уперлась в ребра, резким круговым движением «выкрутил» ее из раны.

Кровь сразу залила белую рубашку Никера. Я не сводил с него глаз, мечтая лишь об одном: чтобы слабое дыхание не останавливалось. На миг мне почудилось, что грудь застыла, замерла навсегда, но вскоре дыхание возобновилось.

Мы подождали несколько минут. Я надеялся, что смерть замешкалась, закрутилась со своими делами и временно забыла о Никере. Под влиянием этой нелепой мысли я распорядился продолжить движение.

Дождей давно не было, дорожная колея порядком утрамбовалась колесами карет и телег, и наш караван шел ходко, быстро. Мой друг за время пути ни разу не пришел в сознание. Он пытался умереть раза три, но жизнь в молодом теле брала свое.

Когда я увидел впереди башни Лиго, то уже не сводил с Никера глаз, опасаясь, что он оставит нас, когда цель уже так близка. Как только мы вошли в замок, я немедленно распорядился отнести Никера в подвал. От того, что мы все-таки успели, моей радости не было предела! Если бы я нашел в себе силы танцевать, то пустился бы в пляс.

В полутемном подвале по-прежнему летала пыль, очень заметная в тусклом свете желтых светильников. Я распорядился положить носилки на большой стол, а когда солдаты удалились, то сразу обратился к дядюшке Вилли и попросил о помощи.

Он откликнулся без промедления. Я в первый раз был рад услышать этот скрипучий ворчливый голос.

– Арт, – ответил дядюшка Вилли, – я ведь вовсе не целитель. Не забывай, что я – не покровитель медицины.

Он мог бы и не напоминать об этом. Все боги медицины или погибли в боях, или прячутся в укрытиях, опасаясь выдать себя и подставить под удар со стороны деймолитов.

– Ну и что, – произнес я, прикасаясь к ближайшему круглому светильнику, стоящему у изголовья Никера. – Ты можешь многое. Смотри, какие у тебя големы. Я имею в виду обычных големов, которых никто не отличит от человеческих поделок. Что для тебя какая-то рана? Ты справишься.

Дядюшка хмыкнул. Он и сам знал, что справится.

– Твой Никер заключит договор со мной?

– Зачем? – мне не хотелось втягивать друга в это предприятие. – Нашего с тобой договора вполне достаточно. Никер – мой человек, правая рука. Если ты спасешь его, то поможешь нашему общему делу.

Вилли отлично знал моего друга. Он видел его много раз глазами своих големов и не сомневался в полезности Никера, но не мог не торговаться в силу своих качеств.

– Пусть будет так, Арт! – Вилли произнес эти слова насмешливо, но, впрочем, он насмешливо говорил почти обо всем. – Ты знаешь, что двое из тех твоих врагов, которые проникли в Лиго, сумели вырваться?

Несмотря на то что дядюшка резко поменял тему, я сразу понял, что он имеет в виду бедолаг, которые встретились с его элитным големом, но выжили, а потом побежали в храм замаливать грехи, которых у них вовсе не было.

– Знаю, – со вздохом ответил я. – И неизвестно, во что это нам обойдется. Те двое наплели такого, что теперь жрецы относятся ко мне с еще большим подозрением.

Дядюшка рассмеялся коротким трескучим смехом. Он часто смеялся, когда разговор заходил о жрецах или священниках. Создавалось впечатление, что само упоминание о духовных пастырях настраивает его на веселый лад.

– Моя ошибка, – закончив смеяться, произнес Вилли. – Но кто же мог предугадать, что среди этого военного сброда найдутся двое, которые ни разу в жизни не совершили ни одного серьезного проступка? Увы, но я просто не смог их убить.

Глава 22

Утро ворвалось в окно розовыми лучами и пением птиц. Я сидел рядом с кроватью Никера и смотрел, как Вероника кормит моего друга с ложечки.

Девушка аккуратно зачерпывала суп из белой фарфоровой миски, подносила ложку ко рту, а потом вытирала подбородок и маленькие черные усы Никера мягкой салфеткой. Поэт воспринимал все спокойно. То ли боль мешала ему бунтовать, то ли он находил во всей этой кормежке что-то забавное.

Наконец Вероника закончила и ушла, забрав с собой все, кроме кувшина с водой и стеклянного стакана.

– Глотать больно, – шепотом сообщил мне Никер, – но вчера было еще хуже. Твоя Виолетта почти убедила меня в том, что пришла пора умирать.

– Не думай о ней. Думай о чем-нибудь приятном, – я подошел к окну и пошире раздвинул синие шторы.

– В Виолетте много чего приятного, – Никер попытался хохотнуть, но осекся и крепко сжал зубы.

– Я даже понимаю, почему ты ее никак не прогонишь, – после паузы добавил поэт. – Она услаждает взор. Кстати, я ведь видел дядюшку Вилли.

Мне показалось, что Никер шутит. Его доставили к дядюшке в бессознательном состоянии и в таком же состоянии вынесли оттуда.

– Я плохо помню, голова ничего не соображала, – продолжал Никер. – Помню лишь, что дядюшка сиял. Это был какой-то нестерпимый белый свет! Как ты на него смотришь? Или закрываешь глаза?

– Я не смотрю, а разговариваю с ним через стену. Так лучше для психики, – я увидел, как гонец влетел в ворота донжона, лихо спрыгнул с лошади и побежал к главной двери. – Понимаешь, деймолиты постарались на славу. Когда они создавали людских богов и монстров, то скрупулезно следовали каждой детали, описанной в священных книгах. Я допускаю, что некоторые создания получились ничего так. Ну, в смысле с ними можно было болтать с глазу на глаз, как с Фис, например. Дядюшка Вилли не такой. Когда на него смотришь, тебя пробирает ужас.

– Он что, бог смерти? Какой-нибудь Танат или Аид? – Никер попытался подвинуться на подушках, но ему удалось переместиться на полдюйма.

– Хуже. Дядюшка Вилли интересуется живыми гораздо больше, чем умершими. Ведь что делают боги смерти? Они собирают души умерших, а на живых никак не влияют. А если у людей вообще нет никакой души? Тогда боги смерти бесполезны. Дядюшка Вилли же пытается разузнать о каждом живущем. Как человек родился, где рос, чем занимался потом. Дядюшку действительно волнует, что человек делал и какими мотивами руководствовался! Если человек никуда не годный, вредоносный, преступный, то наш дядюшка считает его своим клиентом, так сказать. И знаешь, я думаю, что деймолиты действительно перестарались. Они повесили большую проблему не только себе на шею, но и нам, людям. Дядюшка Вилли… он ведь… почти как настоящий.

Раздался стук в дверь, и на пороге вновь предстала Вероника.

– Господин барон, прибыл гонец из Таглиата. Он привез письма. Говорит, что срочные. Вот!

Девушка протянула мне три свитка. Я быстро просмотрел их. Один был от жрецов Фоссано, которые настоятельно требовали встречи со мной, второй – от графа, а третий – от Эмилии.

– Иди, Вероника, спасибо, – я отпустил девушку и вернулся к Никеру. – Посмотри только, какой у нас стремительный граф! Я едва взял Буретто и Фужеро, как он уже прислал гневное письмо. И как успел? От нас до него почти полдня на хорошей лошади! Ему сообщили с помощью голема, не иначе.