Прелестная северянка - Элизабет Тернер

Он поцеловал Тесс, сначала медленно, проникновенно, потом поцелуй стал жадным, требовательным. Прильнув к ее губам в этом восхитительном поцелуе, Зак свободной рукой гладил, ласкал, дразнил, возбуждал ее тело. Он поставил колено между ее бедер, и она обхватила его. Казалось, в ее тело вселилась совершенно другая, незнакомая ей женщина. Женщина с ненасытным аппетитом, женщина, которая не скрывает своих желаний. Тесс была на грани экстаза. Была так близко, так близко к окончательному восторгу...

– Зак, – хрипло сказала она. – Не заставляй меня ждать. Я больше не могу...

Он отпустил ее руки и взял ее лицо в свои ладони.

– На этот раз, котенок, обещаю, тебе не будет больно. Он вошел в нее одним сильным толчком. На мгновение Тесс поразило, как могло ее тело так растянуться, чтобы принять всю его твердую плоть. Потом, когда Зак начал двигаться, все мысли покинули ее. С каждым толчком внутреннее напряжение становилось все сильнее и сильнее, пока ей не стало казаться, что она сейчас взорвется. Она двигалась вместе с ним, подгоняя его.

Внезапно, без предупреждения, Тесс развернулась, как туго сжатая пружина. В экстазе она, всхлипнув, произнесла его имя. Зак хрипло вскрикнул, кончив сразу вслед за ней.

Потом они лежали, обнявшись, рядом, удовлетворенные и утомленные. Постепенно их дыхание успокоилось, сердца забились ровно. Тесс переполняла нежность к человеку, который стал ее мужем, и она прошептала:

– Я люблю тебя.

При этих словах тело Зака напряглось.

– Что ты сказала?

– Я люблю тебя, – сонно повторила она. – Думаю, я всегда тебя любила.

Он освободился из ее объятий и спустил ноги с постели.

– Мне не нужна твоя любовь. Ни сейчас, ни потом. Не обращая внимания на ее участившееся дыхание, Зак отыскал свои брюки и надел их.

– Черт побери! – тихо выругался он, проклиная собственную глупость. Меньше всего он хотел, чтобы Тесс была навечно ему предана. Ему это совсем не было нужно. Он должен был подумать о последствиях. Вот что бывает, когда совращаешь невинную девушку. Зак подобрал с пола свою рубашку и, натягивая ее, вышел из комнаты. Почему Тесс не может просто наслаждаться физической близостью в браке? Если ему этого достаточно, почему ей нужно что-то еще?

Выйдя в патио, Зак достал из кармана рубашки сигару, нашел спичку и закурил. Разве недостаточно того, что он дал ей свое имя? Восстановил ее репутацию? Зачем ей нужно осложнять и без того запутанную ситуацию лишними эмоциями?

Он услышал, как Тесс тихо подошла к нему, но не обернулся. Тесс стояла молча, глядя на звездное небо. Потом покашляла, чтобы привлечь внимание Зака.

– Я знаю, что ты меня не любишь. По крайней мере сейчас, – поправилась она. – Многие браки начинаются так же, как наш. Но со временем...

– Никогда в жизни мои чувства к тебе не изменятся. Тесс поежилась от его холодного тона, но упрямо продолжала:

– И все-таки ты должен хоть что-то чувствовать. Особенно после того, что между нами было.

Зак с жалостью посмотрел на нее:

– Дорогая, нам нужно объясниться. Ты путаешь физическое влечение с любовью. Поверь мне, в том, что произошло между нами, не было ничего особенного.

Он был почти уверен, что его сейчас поразит удар молнии за эту очевидную ложь.

– Понимаю, – тихо отозвалась Тесс.

Зак, делая вид, будто изучает кончик своей сигары, искоса посмотрел на Тесс. Слезы блестели на ее длинных ресницах, как хрустальные бусинки. Зак почувствовал угрызения совести – ведь это он был виновником ее слез. Он заметил, что, торопясь одеться, она не застегнула две верхние пуговки на ночной рубашке. При воспоминании о ее прекрасном теле, скрывающемся под тонкой тканью, в нем снова пробудилось желание.

– Иди спать, Тесс, – хрипло сказал он. – Уже поздно. Она плотнее закуталась в шаль.

– Я надеялась, что твое отношение ко мне изменилось, что ты смягчился. Знаю, раньше я тебе не нравилась...

– Не нравилась? – резко засмеялся он. – Это слишком мягко сказано. Я тебя ненавидел – вот это более точное выражение.

Тесс отшатнулась, как будто Зак оттолкнул ее.

– Ненавидел? За что ты ненавидел меня? Что я тебе сделала? – с волнением в голосе проговорила она.

Зак широким шагом пересек патио, повернулся, снова подошел к Тесс. Грудь Зака вздымалась от переполнявших его чувств.

– Долгие годы я ненавидел тебя. Но наверное, я должен быть тебе благодарен, вместо того чтобы винить тебя. Вокруг меня люди умирали как мухи, а меня в этом аду поддерживала ненависть к тебе.

– Я совершенно не понимаю, что ты хочешь сказать. Ты говоришь какую-то бессмыслицу.

– После битвы при Геттисберге ты когда-нибудь вспоминала обо мне, Тесс? Тебя не удивило, что я исчез так внезапно?

– Да, конечно, я...

Зак резко прервал ее:

– Следующие два года мне жить не хотелось. В марте шестьдесят пятого я даже молился, чтобы Бог послал мне смерть и я оказался бы среди тех, кого увозили в сосновых гробах.

Зак не любил вспоминать тот страшный период своей жизни. Его товарищи по лагерю – а в тот месяц их было около пятисот – умирали от оспы или воспаления легких.

Прищурив глаза, Зак глубоко затянулся и попытался прогнать эти воспоминания.

– Если, как тебе кажется, я говорю вздор, то, думаю, это потому, что два года я провел в загоне, словно скотина.

– В загоне? – Тесс схватила его за руку. – Ты был в тюрьме?

– Не прикидывайся, будто не понимаешь, о чем я говорю.

Тесс крепче сжала его руку.

– Расскажи мне, что с тобой произошло.

– Зачем? Чтобы ты могла позлорадствовать?

– Расскажи мне, – настойчиво и требовательно повторила Тесс.

Голос ее звучал непривычно твердо.

Зак попытался успокоиться.

– Меня схватили под Геттисбергом и отправили в Мэриленд. Тот лагерь оказался переполненным пленными, и тогда сначала кораблем, а потом поездом меня вместе с другими пленными переправили в Элмайру. Некоторые несчастные не пережили этого переезда, потому что поезд, в котором нас везли как скот, столкнулся с другим поездом. Те, кто остался жив, несколько дней провалялись в госпитале. Никто за нами не ухаживал, окровавленная одежда прилипала к ранам.

– Какой ужас... – пробормотала она.

Зак смотрел на побледневшее лицо Тесс, но жалости к ней не чувствовал. Она чертовски талантливая актриса, но сейчас он должен выложить ей все, что накопилось у него на душе.

– Это было только начало, самое ужасное было впереди.

Он слишком долго хранил все в себе. Теперь, когда плотина рухнула, злоба хлынула наружу.