Мальчик и облако - Алексей Урусов

с неба и ручьи по земле стали заливать их низину у реки, начали перетаскивать палатки и переходить сами вверх по склону, в молодой сосновый лес. Но за ливнем пришёл ураган, неширокой полосой прошумевший по сосняку и зацепивший своим краем и бардовский лагерь. Ураган ломал кроны сосен, их стволы или вообще выворачивал из песчаного грунта деревья и валил их на палатки и людей. Под дождём и шквалистым ветром трудно было рассмотреть, как ведут себя ближайшие деревья, раскачивавшиеся во все стороны, да и траектории падения крон и веток предсказать невозможно – натолкнувшись на препятствие, они летели в другую сторону или ломали соседние деревья.

Первыми на помощь бардам пришли рыбаки с ближайших баз, еще через полчаса примчались спасатели из Владимира. Узнав о происшествии, из деревень стали подтягиваться местные жители на тракторах и бульдозерах – по раскисшей дороге пробраться к лагерю на обычной технике было сложно. Отдыхавший на своей летней даче генерал-лейтенант авиации Алексей Михайлович Черёмухин, собрав свою охрану, тоже отправился в район стихийного бедствия. Во время разбора завалов и эвакуации раненых налетел ураган мощнее первого. На генерала упала сосна, ударив макушкой дерева. В результате, он пострадал больше всех. Просматриваю описания и фото: множественные ушибы, переломы, обломки ветки проникли в брюшную полость, задета печень, лёгкие и другие внутренние органы. Тяжёлое сотрясение мозга. Хорошо, что к этому времени в район чрезвычайного происшествия подтянулось больше десятка карет скорой помощи – профессиональные медики смогли оказать генералу квалифицированную первую помощь, ввели его в кому и подключили ИВЛ – искусственную вентиляцию лёгких. Как и всегда для самых сложных случаев, генерала доставили в военный госпиталь, к Евичу.

Мы летим вслед за заходящим солнцем, на земле – конец лета, многочисленные притоки Енисея петляют среди тайги, скоро должна появиться Обь. Но мне не до «картинки» за бортом. Прошу плед и укладываюсь спать – работы предстоит много, нужно отдохнуть.

Глава 17

Владимир. Госпиталь.

Встретивший меня в аэропорту Геннадий Алексеевич Перлов, сразу погнал машину в госпиталь, сообщив, что сестра Татьяна, зная о моём прилёте, заранее туда приехала. На крыльце госпиталя они меня и встречали вдвоём с Евичем. Пока мы быстро шагали по госпитальным коридорам, Юрий Васильевич сказал, что у Алексея Михайловича уже два раза останавливалось сердце. Бригада реаниматологов смогла его перезапустить, вроде пока не сбоит, но состояние крайне тяжёлое.

В боксе, где находился генерал, горел яркий свет. Я перешёл на э-взгляд. Ну, не настолько плохо, как я предполагал. Конечно, ужас. Но не ужас-ужас. Крепкий всё-таки генерал, хоть и не молодой, но из боевых лётчиков, а там слабаков не бывает.

Поворачиваюсь в Евичу: – Сердце… очень плохо. Хотя, если бы не ранения и разные травмы, – оно в повседневном режиме вполне справлялось с работой. С сосудами тоже не важно: хрупкие, особенно в голове. А местами бляшки висят, если оторвутся, могут закупорить кровоток. Лёгкие пробило – в таком возрасте их штопать – это на многие дни большая нагрузка на организм. И черепно-мозговая травма – ему операцию сделали, но кровоснабжение наладилось не полностью. Не знаю, за что взяться, надо везде выводить к норме. Но, наверное, сердце важнее всего, раз оно уже два раза отказывало. В следующий раз ведь могут и не справиться. Я бы лечением сердца и занялся, но так, чтобы всегда был резерв на случай его остановки.

Юрий Васильевич согласно кивает головой.

Придвигаю стул поближе к стеклу, начинаю формировать подушечки в районе сердца и аккуратно его лечить... Первый раз сердце остановилось у Черёмухина через два часа; я был рядом, как раз сердцем и занимался, так что переформатировал подушечки и стал ими аккуратно надавливать; пропустив, буквально, три удара, сердце вновь застучало, и я ещё с минуту слегка его контролировал, регулируя работу. Находившиеся в палате у генерала два врача, рванувшие к нему, как только услышали сигнал об остановке сердца, остановились в недоумении. В бокс зашёл Евич, о чём-то поговорил с ними, и они вернулись в свои кресла в углу бокса.

Поиссякнув, но оставив необходимый запас, я лёг спать. Около десяти часов утра меня разбудил Евич, попросив в течение двух часов находиться в готовности – приближалось время, когда у людей чаще всего происходят остановки сердца и была высока вероятность, что в это время засбоит сердце у генерала. Так и оказалось: примерно через час сердечный ритм начал сбиваться, но остановиться сердцу я не дал; аккуратно надавливая, или, наоборот, вытягивая предсердия, желудочки и клапана, я сумел вернуть его к стабильной работе. Хотя сам при этом покрылся испариной и слышал, как моё собственное сердце ускорило ритм…

Ночь и следующие два дня превратились для меня в «короткометражку»: израсходовав дар на две трети, я отходил от стекла, чтобы восстановиться и несколько часов поспать. Есть мне приносили сюда же, спал я тоже в комнате; рядом со стеклом в это время сидела сестра Татьяна в готовности меня разбудить. За первые и вторые сутки после моего прилёта сердце у Алексея Михайловича останавливалось по два раза. Один раз его запустили дежурные врачи – я как раз спал в это время, и пока успел вскочить и проснуться, они уже смогли восстановить его работу. На следующий день сердце стопорилось только один раз, и Евич назвал это первой победой: с момента прилёта я постепенно укреплял сердце и сосуды, удалял отмершие клетки и наращивал свежие. Приходилось делать поправку на немолодой организм – поддержание стабильности генерала происходило сложно, выздоровление тоже шло медленно.

Владимир. Дом Перловых.

Когда Геннадий Алексеевич доставил меня домой, первым меня облизал Чет – бросившись ко мне с радостным лаем, он встал передними лапами мне на грудь, и, вытянувшись, пытался лизнуть лицо. Я присел и обнял собаку, тут же обслюнявившую меня. На крыльце, со словами: – Ох ты, Господи, исхудал-то как! – появилась Оксана Евгеньевна. Я направился ей на встречу и обняв меня, она расплакалась: – Совсем замучали ребёнка!

Стоявший за спиной жены Геннадий Алексеевич виновато развёл руками – типа, что поделать, терпи, это