Ладья темных странствий. Избранная проза - Борис Кудряков

С меня сняли ошейник и проводили в бетонный особняк, увешанный афоризмами: «Не виновен сегодня, виновен завтра», «Страх – исток справедливости» и совсем лирическое: «Час смеха заменит литр молока, килограмм мяса и три кило фруктов»… Подвели к стеклянной двери. Яркий свет освещал комнату, посреди которой была песочница с никелированным мухомором. В песочнице ковырялись пять-шесть женщин. Одна из них, увидев меня, по-детски всплеснула руками и бросилась к двери. Прильнув к толстому стеклу, она (оно), съёжив лоб, вглядывалась в меня и качала головой. Одета была несколько непонятно: военные сапоги и фуражка, белое платье, невзрачные бусы… Что-то близкое (я чувствовал, что именно) было в приплюснутом о стекло лице. Умные глаза бегали неспокойно и всё сильнее впивались в меня…

Конвоиры подсказали: твой шеф! Человек за стеклом стал шептать, и я услышал: я маленькая несчастная планетка, самая маленькая и плохая планетка Земля, больная мокрая планетка, любите меня, я несчастная и забытая… Человек, бывший когда-то моим шефом, отбросил голову назад, в горле его засвистело, фуражка упала. Он продолжил: несчастная, да покинутая, нет… вижу, вновь вижу, вот, вот, сейчас начнётся, секунду, чувствую… наконец-то. Ближе, ближе. Я перестал задыхаться вместе со снегом. Несомым, естественно, ветром. Чёрный свет со мною тоже, естественно, и последнее что. Придти ко всему безвозвратно, без лап и без плена. Ко всему, что сверкало когда-то и было до этого. Момент придёт назад, всё равно свет без слов существует. Без слов существует, я знаю и это, что слово утопит конечное слово, конечное но. Визги глаз обручились не с кровью, а в ней постоянно. Ты, он, я это знаем. И помним когда-то, но опять постоянно прекрасное но на рассвете заката белков, так прекрасно отпетых не словом, а мною, заветное. Без запятых. Сколько слов существует в заветном пространстве? Сколько было и сколько прибудет впоследствии шагом иль бегом, на колёсах во сне, через боль, через ужас, сквозь жизни в могиле посмертно, и это так славно, так мило уныло; я не знаю и двух.

Нет, знаю их, но тебе не скажу. Бродит сипло перо по бумаге из древа лесов. Лес шумел, как гласило преданье, шумит. В безмятежье пространства я снова шагаю красиво, но без ног, и без слов, и без рук. Я шагаю подальше от воплей растительной жизни без слов и без дела, но с хлебом без тела в свете слов, постоянно творимых, а кем, я не знаю; знаю, но не скажу. В свете тела паденья – прозренье, бегство в дали богатые, там не умру. Не скончаюсь в кровати, не буду кричать на штыке, не буду замучен умной крысой с сафьяновой книгой в руке. Я там был. И за что, за какие ошибки я туда через вечность земли, через млечность груди, через корчи весомой любви и сквозь грязь зуботычин кровавых, сквозь эмоции чистого счастья я туда не дойду. Нет, дойду, и прошу милосердно, безголосо прошу, всё берите, не надо, не нужно. Но учитель оставит надежду, с которой.

Существо сделало в молчании несколько кругов вокруг песочницы. В ней по-прежнему увлечённо копались исправленные. Бывший шеф, видимо, не забыл мои уроки сочинительства… Вот в горле снова начались клокотания, он закрыл глаза: Снова свет приближается с тьмою коварной, их я не знаю, но знал, и у них будет битва во чреве незнамого глаза. Отпусти меня, слово молило. Но я продолжаю, ибо слово не мною родилось, питалось не мною, а мною написано было много слов всех чужих, кроме двух. Песен дряблых октавы, всплески рук пропылённых работою лиц, их я не знаю, пусть они сами дальше с газетою жухлой идут, и дойдут, и они это знают… Здравствуй, глина из тела! Здравствуй из крови вода, но спокойно холодное тело, оно полетело, и что-то знакомое оно вдруг напомнило мне. То был я: нет, во сне не летают, летают по яви, летают над и летают по-над. Необъятным кудесником снова слово прольётся, и проснётся глагол и взорвётся. Нет, фантазии надо кончать… Завтра я приглашаю на бойню. Крысы умные что Учителя вечного и бесконечного. Звери гнусные, слов поганых не хватает для вас! Я уже приглашён. Вот и завтра. Унылое утро. Чурка на поле, я привязан к земле. Рядом кто-то ещё, и так ряд бесконечен. Но крыс бесконечнее ряд, и все они с умной книгой, со шпагой, с лопатой, с пером и с очками, в перчатках и в кепи, в шляпах, папахах, в кирзе и в лаптях, в позолоте, в крике, в счастье, в горечи встречи с тобою, мучитель; нет, не горечь, но радость, и коротко будет смеяться крысиная стая. Чуть короче меня, я смеюсь не по праву, я смеюсь по нужде…

Вдруг изо лба говорившего выросла стрела, точнее, стрела впилась в мозг. Хвост её дрожал, переживая восторг полёта. Руки говорившего кротко сложились на груди, зрачки расширились, кровь скромно оросила нелепое платье, и бывший шеф со словами «маленькая планетка» рухнул на песочные холмики, а меня повели дальше, до конца, без начала, без света…

I

Единственное твоё богатство это трусость дорогая она шире милая и глубже океана жизни смерти как трусость даже больше больше чем больше глупость весьма определённая никаких соподчинений, да говорю о себе о не говорю вовсе о вас шепчу всю жизнь на жизнь жалобы примитивные иероглифы из страны жмурок неизвестно никому ничего нем нет но и не речист цветаст где тощ? так много дерьма успел с первой строки, музыка возлюбленная чужие звуки они всегда чужие, надо платить надо быть честным надо быть надо, вся история потом антиистория отрывок разрыв разрыв сердца сосудов чела идеи, и пошло пошло до тех пор пока тени иносказуемые тени борьба за жизни маленьких уродцев одинокий сон сладок не буду объяснять по стене топали клопы, капли крови кому я должен только им они не умеют работать тихо из-за обоев из-под старой газеты есть ли у них глаза нечто похожее на ничто писем давно нет от кого? не знаю, туманная добродетель, очень слов, сей, час, вынесет сейчас сейчас я что-то напишу, трагедия познаванья добра сука заросла осокой о сольди мраковыучка к делу кто есть, а кто пашет, а кто кто? облако зноя если что-то зачем сказать чтобы затем ещё что-то сказать, добавив, очень мило, заглохло, ну ничего, аллитерация вынесет начали пасть спать тапа пата ата сата ята тяпа сапа сап сейчас выясним, почему? ах, да, ломит грудь, в меня швыряли кирпичи, ловил рыбу нельзя рыба должна достаться поколеньям а ты пока капусту жуй жуй клетчатка надо сохранить здоровье и фигуру особенно здоровье тоска всю сохранить не смешно путешествие? пока не натравят в поле трактор не раздавит раздавит два давит нет пусть другой другие болезнь когда вырезали глаз он смотрел на нож на свет огромная лампа рухнула вместе с куском потолка и раздавила и глаз и врачей и меня но ты жив чтобы потом написать страшно умереть а жить тоже страшно страшно всё время и если бы не надежда на непродолжительную болезнь а дети их некому кормить научатся лаять а жена будет спать с другим матрасом кровать в шишечках рожа в шишечках оставим пейзаж приходить к нему жаловаться ему а он тебе трубы, белый дым боль в сердце боль в облаках пижама молоко в окне пейзаж одуванчики никого можно отдохнуть можно покурить можно посидеть на траве не заснуть болит глаз в нём нож в глазу всегда нож интересно какой глаз закроется первым, доска, а над ней земля, над землёй шаги, над шагами небо, над небом доска, за доской я, не хочу, надо, хорошее слово, нет, никогда, я вижу то что никак не может себя потерять, и всё кончается кроме ожидания, которое знает, что оно тщетно, пить визги скворца искусственный элементал, забыл, снова звон беременной мушки, летающий тиф, холера, подальше от этой мусорной компании, всё ещё позади и Адам и море всё будет позади всё будущее уже позади, враньё, впереди только песенки о тихой старости, сколько голов надо снять, чтобы задремать над штопкой? глупое слово, при чём здесь Всевышний, он ушёл, удивился созданному моим пером и ушёл я остался врать, тоже ушёл, я не приходил, меньше ячества, ничего и не писал, булочка с двумя глазами, много, на ножках, вот они в трамвае они в театре булочки думают о собственном изюме булочки спят и плачут, иногда за роялем в банке, они страдают встречаются батоны, чёрствые, мудрые, нетонущие, нисходящая метафора запрещена, другую не знаю знаю её нет булочки и восходящей, пример забыл, умер, закопали с глаз долой, один и тот же сон, душат, потом задушенного голого водят по улицам варят в котле солят и всем городом едят суп, мой суп, или суп из меня, мне дали меня а потом меня съели, хозяин-барин, смешно, придёт другой в мою нору и скажет, какая тоска, предшественник был гнусный тип, может быть из меня сделают бульонные кубики, очень удобно в походе в путешествии чашка кипятка и немного перца, его у меня хватит, как рука не отсохнет писать подобную чушь, не спеши, отсохнет, позже, ни в коем, музыка, прыжок, выше, прощаюсь, ухожу, что здесь делать? молчите даже свистеть нельзя, о цветах можно, разговор повторяется, хотят жить спокойно а где-то спирохета охотится за живчиком, жизнь, борьба, тома приключений, наконец, свадьба, долгожданное, побои, воспаление лёгких, спирохета умирает, сперматозоид-вдовец, старость и так далее, удивительно, я ещё в трёхлетнем возрасте описывал Куликовскую битву и своё участие в ней откуда? меньше вопросов врать надо меньше для себя пейзажу не соврёшь, я пейзаж, растекаемый, зубастый, он и я это я, я это он, он без меня не пейзаж, мы холодны, я не кормил пейзаж глазами сто лет, легко сказать сто, а вдруг больше, покормлю его завтра словом, весь запас слов подарю ему, пусть онемею а он будет говорящим, так и было, страшно без него, ювелиром я подарил бы пейзажу, или что-то в этом роде, ведь не торт же, очень много бы, заиканье несвязность слизь, по дороге можно споткнуться о собственный скелет, собственное общество, ходить лёжа, этого не доставало для полного бреда, без боли было скучно, распорядитель балагана, что такое волосы на теле? усики спрятавшихся под кожей эфемерных существ, насекомых, кошмар, и таскаешь их кормишь не подсыпать ли яда? джайнизм забыли после меня существа переберутся в более волосатого, у детей голое, у детей обезьян? каких? утром, стол пустой, разбит стакан и череп, нового не приснится, умирать и жить, скучная пена, драка к ворот типографии литературоведенье обожает стансы никогда пафос тишины философский роман неплохо горит борьба за костюм из листовой платины, умница я умница, неплохо, усвоено, но, пока, надо, работать, на тарной фабрике, пилостав, шилоправ молодчага, ша, ящур забыл потерял мысль, ещё несколько слов и вынесет, сладкий сон богини, тотальный инцест с пашней, ага, увлажнился, со слезой, мы были друзьями, перевернулся, лодка на дно, в океане встретишь черепаху она наденет хомут четыре первых парамита, забыл, «Чаръяаватара» на каменных досках, правила воспоминаний смертности, если позволит генетический котёл, тихий вечер, невозможность родить мысль возможность это понять писать надо без помарок, если есть что, быть игрушкой рта читатель пиявка хлеб или кровь, взрощенное или жизненосное, дорогое моё единственное наречие писатель заканчивает плохо так же как и книга, оставим эмоции отдаю авторство кому угодно, не ловите на слове, можно сомневаться, сингулярная повесть о пустоте когда-нибудь товарищ человек ваше место занято другие бродят по другим которые других не знали, ошибка, аттракцион светлой памяти материи, тупик истязаний, предобманное О, что-то касается лица, обратное вчера, боль, неплохая штука, растворяются в желудке а думают в вечности, не туда попали марионетки для анекдота, оратория, веера на цепочках, с последних рядов, минута до, пунш без очереди, расход к дому в расход радость сменяющаяся, проказы проказы, ящеры вымерли даже на дотации у государя водная стихия, мост где-то убили лошадь, яркость зимних зим небесные мгновенья подо льдами прииски рыбных косяков, если, недоступность спрашивающая о своей недоступности, есть ли у муравьёв свой Рассел, уверен, если все слова утопить Гималаи уйдут на дно, ярмо сладчайших мечтаний над головой детские хитрости единицы отрицающей ноль смеётся пунш тянет губки бантиком плохое сравнение или образ забыт? ноль, хитрая бестия, и есть он и нет его, у единицы инсульт, тяжёлые роды, новогоднее, блестят игрушки праздничные фантазии дети смеются, в углу, на подушке, она, недавно, из больницы, не верит, неужели семидесятая ёлка, не хочет, дети бьют шеколад, дорогое съедобное стекло, мама, принеси орехов, дочь, ей пятьдесят, её дочь, ей двадцать пять, на подушки смотрит, когда же? встреча взглядов, когда же ты? чтобы суженого привести не на кухне же с новым годом мать матери моей мать хочешь ситро? приходит сосед, забыл о празднике говорят новый год будет годом любви, га, го, го, танго, Ляля, конфетти, очень мило, полночь, гоп, гоп, завтра поминки а сегодня застольная агония год подыхает вместо цветов хвоя, но чу! ещё миг, ура ночью с новым, для кого-то последним милёнок адам и ева кусают яблоко чужих глаз уравнение с двумя известными, дьявол умник, после очередной шарады ест мисочку бобового супа и в парк заутюженный цивильный костюм читает томик стишат, стишата, осень, в глазах пепел, слёзы, весна, яблоки в дымке, конь пьёт воду, в горах эхо, тюльпанная завязь, луга, долины, в долинах богини ближайшего селения рвут урюк, их песню ветрило уносит к Казбеку, с юга, персиковая кожа, пепсиколовая улыбка, у дамы с гормоном в руках пожелтелых за оградой адбища на персях фильдеперс, для своего австралопитека вырядилась, бандерша, лицо не сеет и не пашет, у неё во рту маленький арбуз, вот это фокус! приходит к своему пить молоко из его рук, он читает роман о безногом мальчике, скабрёз, она, ластясь, что будет после нас, фифончик? в голове у него урчит, ах ты мой сонный птеродактильчик, венец не в цене, агнец кривокосонос и зобат, присоски ртов их ал цвет, незнакомец вошёл в дом с книгой, дрянь вопиющая, склочник, ему надоело быть знатоком одиночества захотелось иметь сострадательницу по пивной меланхолии, благоуханная избранница, совка, страдающая уремией, к делу вскричал герой, посмотрите он обратился к незнакомцу, посмотрите ваше начальное превосходительство есть ли в ваших списках моя фамилия? минутку, минутно, может ли быть? только для этого и стоило, если знаешь, что есть она, можешь долго ожидать её, да, о, конечно, эт не прибор для выжимания пузырьков, пейзажная картина, она не оттолкнёт, молчалива не потому что сказать нечего некому никогда не повторяется лишь дать знак, и свиданье состоится, плоды начал, ахи сирен, ласки новых волн погасли надежды не несут к вершине ада свежесть грусти уставшей на небесной постели дрожащей в аромате цветов постоянства дуализм чистого листа хватит ругаться сублимировать крякодел кто больше всех нравственность бодряги таблицы Менделеева припудренные афоризмами из книги мудрых мыслей не давай поцелуя без любви как у пташки крылья маленького удальца острого как шило крепкого и нужного звонкого под старость ржавого с кольцами и бубенцами загадка отгадаю и научусь зажигать спички, в разметавшейся жаре жухлый ветер он качает дряблости зеленей тополя всё прогоркло вздохи, пыль, безглазые мухи, жив да жив, вжи вжи, лист пообмяк, травы поникли, ручей иссох, тускло всё лишь громоздкий носище шипит, царь гусей не брат царю лосей, наличие различных метеоров не означает существование целей, ндаа, смотрю я вас, и кажется мне, тебе, вам, им, кому-то, что вернулся, вернулись в свою младость, трудности, романтика, красота жизни, хотя как поют известный актрис на поезд в юность билетов нет, не очень-то тянулись к слову, штамп, стемнело, всё, сидит мужик на завалинке думает, не дай бог, война, заберут меня, будет два выхода, не убьют, хорошо, убьют, плохо, если попаду в рай, хорошо, в ад, плохо, будет два выхода, в котёл попаду, хорошо, черти съедят, плохо, будет у меня только один выход, чайные размышления о сущности подняться на вершину, надвигаться туче тёмно-синей, она будет на моей высоте в ней молния, окружит туча туманом и свежестью, в карманах, в ушах, в лёгких облако, пробежали по воздуху неизвестные существа, наступили и на тебя наступит просветленье прошло подножье блестит от дождя, но ещё не пронеслись астральные вихри, чувство эфира в воле инверсивных братьев, наоборот, оставим, солнечная душа уйдёт, мозговые колодцы а ниже растворимость через сарказмы злостных лет, учёный в нём не состоялся, в том было, и, немало тайн, спасибо китайцу, порох загорается просто, щелчок, и рожа стала георгином, проснулся и обнаружил, дома нет телятины, вермута и монпансье, волки не интересуют, овцы тоже, в красной комнате пахло огурцами, удивление придёт позднее, войдите, пройдите, что видите, в большой комнате много окон, в каждое из окон светит солнце, стальная, честное слово, длинноногая без лица стального блестящего стоит у стального блестящего стоит у стального стола и режет арбуз, вы подойдите к столу, попробуйте стальной арбуз и поблагодарите хозяйку уже одетую в благодарность за визит легче уйти из мира чем уйти освободив слиянье звуков, что ж делать, если ты устал, топча ногами собственную гордость после он зубы чистил аргентинской пастой, повторяя, голая лошадь будет смеяться от страха, если пустить её на матрасе в шторм по волнам вот где комедия узнаванья добра в том что ты не порой лишь прав, исправив, но не исказив, ноту, пишу с надеждой, вопросы все оставить и направить, разозлив щепоткой соли нёбо чарку пива в рот чудесное письмо читаем господа если бесстрастно смотреть на оттенок, весь в прошедшем, произведение плохих художников, и их мысли, движок воз приятий, всё это во мне в остывшей форме, половуха, пусть, что за вопрос, разводить руками и качать головой, меня сделали, нет, так нельзя, тяжело, а когда доберусь, докопаюсь, и буду хозяином, нет, диктатором того кто сегодня, и всю жизнь мою любимую, издавая законы моего, только моего бытия, я возьму того за горло перед зеркалом перед костром поблагодарю оторвав от прошлого самое ценное собранное по крупицам когда же всё-таки, расправлюсь с я захочу сказать кое-то другим если до этого дня доживу что прискорбно изо пришедшие мягкие тени стали прошедшими и придёт слово, немое, уставшее, измочаленное, и я напою его своей кровью, или чем-нибудь покрепче, что подвернётся в пустоте как красиво в пустоте не подвернётся в пустоте подпустотится выпустованно-наипустейшая пустяковина врат, не ответить, любишь себя, мечтая о наслаждении переходом в отсутствие, в отсутствие чего? было ли присутствие? подлая сеть вопросов, подальше, когда в последний раз будет дрожание голоса, появится редкая песня, и ещё, пленённые небеса задрожат, чистота воссияет просвет, гордость неба, оно, такое же живое, даже, больше, чем, доказательства, нет, оно, живое, качается в моём хрусталике, движимое, ветром, флюиды земли поглощая, мою, всю мою, эту и эту жажду глотая, жажду чего, там вопросы иссякнут до исчезновения будет оно упиваться своей простотой и тогда я ухмыльнусь жуткое слово что собственно не известно слабому писку и чувству постигшему ещё раз кое-что неизвестное мне наречие только вошли и расселись, дверь на ключ, на столе, до Галифакса нас проведёт эскортный корабль, новый год отметили под водой, штормить начало с 29 на 30, а затем явился хурикан, наблюдение, ночью кильватером, идём под брейд-вымпелом, в Тихом океане кончилось горючее, всплыли, тотчас налетели самолёты, из всего экипажа уцелел один я, добрался на пустой канистре до каменистого берега, остров, здесь мне суждено, быть, может быть кто-нибудь здесь живём, поговорим, только не бейте по лицу, зубов нет, воды много верить, не верить, избитая тема одиночества, островитянин сейчас начнёт вспоминать прошлое, затем построит дом, сделает корову, сделает амбар, шоссе, машину, на берег волны вынесут кое-что из инструмента, и конечно книги, ничего если это будут пособия по демагогии, ты обрадуешься, слово будет согревать тебя у костра утверждаемые идеалы антагонистические зори объективная реальность что ни день то инвектива в моём доме лежали шкуры, а на них спасшаяся капитанская дочка, нас уцелело трое, она, ты и грандиозный сифилис, отбросив жеманную сентиментальность, она избавилась от болезни, это была первая смерть на острове, я называю, молчать, я называю его островом надежды, моя подруга мечтала о детках и о сёмге по-варварски в пороховом соусе я стал профессиональным знакомым в свободное от гнидобойни время она корчила из себя возбудителя самосознания, на мои попытки хороводиться, балакать с ней, отвечала благосклонно, представьте себе каменистый берег и нас, худых, полуголых, четвертьголых, изучающих танцы пляски песни корчи и фокусы всех всех народов мира, вот и вспыхнула алая зоренька на небосклоне двух покинутых подул ветер счастья, мы были обласканы судьбой, моя фамилия была Шакунтезен-деко, её я просто называл Коко, враньё, утро, иногда мечтали, лес, близ, либретто в сорока действиях, завтра, а вот и завтра, утро, на переднем плане дом крестьянки, вдовы, собирающей виноград, настолько поспевший, что поспешающий сын вдовы не замечает утра в лесу близ домика вдовы которая вышла на крыльцо дома, взбешенно скрежеща зубами, потому что виноград пал в цене, Альбер прогоняет вдову, понятно? или ещё повторить? возвращение с виноградника, танец переходит в любовную сцену, гаданье на лепестках, звуки охотничьих рогов, милый, почитай другое, скоро ночь, ты поставила капканы, на террасе появляется группа одетых дам, шлейф, дарит ей золотую цепь, она потрясен, рыдая падает в ноги потрясённой матери, ночь, старое кладбище, мановение руки, вот сцена на площади восточного рынка, пёстрые товары, конечно же выкрики разносчиков плова и вина, ослеплена страстью, нет, чернил мне не жаль, его встречают ликованьем, она подбирает медальон с его портретом, общее ликованье пламенная пляска срывает фату смело готова принять смерть мечется по комнате за секундантом бросается в пропасть но падает в омут спасён затаил злобу, впивается взглядом цветущая весна целует край её платья, забыл чьего, неважно, дальше сюжет дальше, протягивает охотнику кувшин в нём кураре он смеётся всеобщий любимец из-за скалы выстрел пуля попала в розу он истекает кровью, цветы жасмина в залог верности, словно в бреду порог бедной хижины, звуки свирели, заклинает одуматься, дальше, взгляд полный тоски в мгновенье ока безнадёжно влюблён, антракт, звонок, прошу всех в зрительный зал, пленён красотой, целует край, её платья в волшебном саду, в горах бушует гроза, сердце окаменевшее от горя, суровая кривда жизни, он нанимается матросом прощай берег любви крупным планом слеза он ещё вернётся, а что это ты читаешь мне милый, да так, волны опять выкинули на берег книгу, его уже нет, а он ещё жив, желанье видеть мир неутомимо, цветами утро дышит и теплом, как у доброй птицы под крылом каждый день на земле солнце в бубен играет для нас она была одной из тех востроглазых смышлёнышей с рожицей ортопедической красоты, любимых с колыбели для театральных биноклей, уроки музыки, тенниса, ей идёт белое, смешит гостей изображая зайца под кустом, а мимо идёт волк, умеет рисовать пальчиком на зимнем стекле кораблик, легко запоминает технократические ребусы, всё для дочери, у меня жизнь была тяжёлой, я засыпал в гидрокостюме, обвалы в шахте, север, больное сердце, расставаясь с ней учителя плачут, художники пускают слюну вожжой, только портрет, умоляю, но именно таких выбирает случай из куколки тряпку с разорванной рожей, и вот, поседевшая в один день, в день когда ей, как казалось не только ей, было обещано всё, но не дано ничего, вот и растаял туман идиотии, бредёт с шиноремонтного завода, но по дороге прижавшись в парадном щекой к стене, некогда подвижный и весёлый ум родит, если только родит, лишь один вопрос и ответ, зачем? счастья хватит всем, надо только модный халат сшить, пора к делу, ставить сети, Коко, будем с западной, скоро зима, надо успеть насолить большой запас рыбы, прогуляйся ещё вдоль берега, может, что-нибудь выкинуло, хорошо милый, но стало ветрено, как бы наш будущий малыш не простудился, я забыл, первосинье, но не глаз, а небес, предвознесенье во мне, запахи в аллеях ворон тих его лапы мнут акварель листопада он вор он, все ушли с острова, холод, пуст парк, из далёкого, нет, близкого моря, бедный, он каркал про свою первобытность, но тщетно, во льду, в ноябре все пейзажи над которым проносится планер был осиным крылом в октябре ноябре в первозданном морозе и в розе, в той что вором будет унесена, над, в ледовом пространстве, там где смех горизонтов, а те в свою очередь хмурятся в туманах и дымках мельчайших ледяных пластинок, что в морозном всегда висят воздухе, в льдовом разгуле, в празднике водной твари, поющей взы, зыв, зов под коньками сильной стали одиноко несущегося буера с усопшим спортсменом, он оставил жену на острове, и бежал, в лёднолётном движении так спокойно, так сладостно зябко всё это для взора умирающей от мороза искристой осе пролетающей, и осиное сердце, радуется воспаренью, то холодные токи, то близость весны, над глыбой молчанья, малое сердце уже замерзает, осталось сил лишь на то, чтобы повернуть усатую головку, и разглядеть на замерзающих своих крыльях тонкую роспись льдов, неба, снова взмах и шорох скользящий над глыбой молчания, а на этой глыбе стоит огромный зеркальный куб, на осином крыле, на левом блеклые перистые облака, на правом зигзаги узоров, расцветозакат, идти нелегко второзданная миссия мысли где твой взгляд обращённый во вне что может быть ярче взмахов век и веков над пейзажем исчезнет и завтра войдёт сожаленье в воздухе лист разметался, штрихи легли на лёт бровей, жёлтые губы уткнулись в листья, те покроются за ночь росой как ты себя чувствуешь, он уже ножками шевелит, закрой глаза, какой улов? сегодня бедно, открою рот и скажу, дорога, я, ты и так далее, с первой попытки не получилось, когда-нибудь на этом острове построят туристские приюты, а город назовут моим именем, сделают канатно-кресельные дороги к источникам минеральных вод, водопады подсветят прожекторами, военно-исторические памятники и курорты, музеи и интересные объекты природы привлекут когда-нибудь сюда, на мой остров толпы праздных и сильных, скоро ночь, закрой дверь, пора, в тебе ещё бродят молодые соки, силы молодости шипят в тебе, и ты сатанела, молодая сочная самка, захлёбываясь от бесстыдных видений ночных, от снов бросающих в ущелье предчувствий, отношение к совокупности линии и знака, думала, что если и дальше так будет, от счастья умрёт, не сам он, насмешка, происхождение точки, или тень таковой, а когда, ночью мучилась, рука, шуршали блестящие волосы, помнишь, как я тебя подобрал на берегу, до сих пор, группа точек, попытка разглядеть линию снизу, согласие, линии уходящие навсегда, в никуда, в кажимость, несущие линии, проносящие через, выход и вход, колебалось шепталось на дне океана, закон мирозданья готовил природе подарок, осень, милую мать умирания, пульсация бездны, ближе, не закрывай глаза ты сыта по горлу свет ползёт данность помощь не дошедшая до ещё ближе что тебе снится мне ничего, а тебе снится, мне никогда ничего не снилось плата за зрение на остров утром налетит огромная волна, она смоет всё, это удача, никто не видит, дай руку, вот так, чувствуешь? иногда из серого, как из сферы, звал неясный голос, линия прогибалась, голос снизу, там волна, там другие цвета, путь, приходил её образ, не искажённый, она идёт по лесной тропинке, а он случайно отдыхал, писал наброски переливы солнечных вакханалий зелёно-сизые капканы шевелений она просит, он просит её, наконец-то, набросают несколько этюдов, черепаха ноль стальная фигура корабль остров женщина оперетта замёрзшая оса волна сметающая всё в залог дружбы, он напишет изможденье небесных тонов руки ждут некому подарить куски чуждого сверлящие афоризмы гортани лишь только её достойную скольких вздевшую в альковах, где картаво-кровавый, шум драпировки обещает гостеприимство от имени матери-земли, она не говорит сколько сожрано, можно надеяться что кого-нибудь она не досчитается, эксперимент на падалевместимость, была у меня уверенность, что роддомовский этап можно пропустить в звене всеобщего но даже громкозвукие моряны и те насаждают культ ливерной колбас на столе умствует изобилие, ветер позволяет нескромные прикосновения, столь мучительные, после написания портрета, сочетающего умоисключения что около сердца которому никогда не отдохнуть как некогда, в шуме музыкальных вихрей, исчезающих, преступная белизна в близости, внутрь, дальше, в дверь, через подло-разовые губы шёпот речитативов, обмякших для новых, мгновений, полных блеклогадых, аспидноцикутовых рож, кто же хореограф танца на крематорных досках? куда скрыться зачем это счастье, химера, алкающая сукровицу больное воображение долг в жизни беби будут прикрываться теорией ромельетты швыряя свои животы в пространное никуда мечтают в горелки поиграть первая скрипичная радость в помощь всегда нравственный императив а светлое, чистое? взбухают и лопаются, а фиалки под парусами Мангуса? демоны устанут жевать конник-фаготист всегда бодр воцарит благоденствие, вечный футбол, вновь паруса уносят в светлую страну мракобесия, танец мумий, бензин кончился, передышка, фатум на часики поглядывает, потаённые диапозитивы громче хохот вторит авторитет абсолюта вода везде вода, движение пыли не исчезай утро через несколько часов исчезнет указ приказ генезис, пачка сигналов, всплеск на двенадцать баллов, слоговый глагол гол, всем управляет бедро рептилии примата или таракана, но остров уцелел, пошли дети, долго они выходили один за другим прыг скок и вроде жизнь веселее пошла, рыбы и дичи хватало, родники не иссякли ещё можно приступить к главному не имеет значенья из воды выплыла безногая женщина, в её сумке находились мутные сосуды, из одного она выпустила лягушку, из второго кошку, из третьего рыбу, из четвёртого маленькую макаку, птицу с белой шеей, всё это сцепилось в хоровод, и понеслось вдоль берега гудя шипя квакая и мяукая через несколько часов хоровод превратился в огромный кишащий шар, кричащий клубок живоности, проглотил поглотил вдавил в себя всех кроме мужчины, клубок оглушительно завизжал засвистел заухал подпрыгнул, из него выпало несколько рыб и змей, рухнул со скалы в море и был таков, поседевший хозяин острова вернулся в дом лёг спать и проспал несколько лет.