От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский

во избежание возможного трагического исхода болезни. Поэтому Совнаркому, президиуму ВЦИКа, вместе с членами ЦК РКП надлежит озаботиться о выборе достойного преемника.

Комментируя бюллетень о состоянии здоровья Ленина, «Руль» подчеркивал, что «Ленин чувствует себя хорошо, но тяжело переносит предписанную ему врачами бездеятельность […]. Это последнее указание заставляет предполагать, что состояние здоровья таково, что с Лениным товарищам трудно сладить, и здесь, вероятно, нужно искать объяснения, что, несмотря на полное выздоровление Ленина, он уже оказывается бывшим председателем Совнаркома».

30 июня «Руль» опубликовал рассказ только что вернувшегося из Москвы от Ленина профессора Клемперера, сообщавшего, что у Ленина нет «прогрессивного паралича», о чем сообщал в своей басне Бедный, но есть «желудочное отравление». Это было уже второе в июне сообщение об отравлении Ленина, точнее о яде, подкладываемом в пищу:

Прежде всего теперешнее состояние Ленина не находится ни в какой связи с его ранениями. Затем все слухи о наличии у Ленина прогрессивного паралича не соответствуют действительности. Мы применили вассермановскую реакцию, которая дала отрицательные результаты. Мозговая жидкость, будучи исследована, не дала никаких следов сифилиса, и вообще говоря, прогрессивный паралич у Ленина исключается. У Ленина страшное переутомление […]. Желудочное отравление еще более осложнило его здоровье. В субботу вечером [24 июня] я вместе с Лениным гулял в саду, и он чувствовал себя лучше. Поэтому я полагаю, что появившиеся в печати снова сведения об ухудшении его здоровья не совсем верны. Ленин не может заниматься умственной работой. Ленин не может даже долго читать, ибо это его настолько утомляет, что он начинает страдать головными болями. И согласно предписанию врачей ему не дают читать газет и не разрешают разговаривать по телефону. Он принимает только своих близких друзей, а также комиссара здравоохранения Семашко и родственников. Ему необходим полный отдых, между тем это трудно провести в жизнь […]. В конце концов, Ленин согласился на три-четыре месяца отказаться от своей деятельности и думаю, что в течение этого времени он восстановит свое здоровье, но ручаться за это, конечно, трудно. Однако надо отметить, что Ленин все сознает, в курсе всех событий.

19 июля «Руль» сообщил, что в списке членов правительства «после фамилии Рыкова был поставлен его новый титул предсовнаркома […]. Кроме него наиболее вероятными кандидатами на этот пост являются Бухарин, Сталин, Крестинский и Каменев».

1 августа «Руль» извещал, что «по сообщениям из Москвы, последний вызов иностранных врачей к Ленину объясняется тем, что с Лениным произошел второй легкий удар. Можно опасаться, что третий удар будет смертельным. Состояние пациента очень серьезное. […] Ленин в настоящее время находится в деревне [в Горках] и не принимает никакого участия в государственных делах. […] Заместителем Ленина в настоящее время является Рыков. Как правые, так и левые коммунисты временно в виде компромисса согласились предоставить ему заместительство Ленина».

Кто же с завидным упорством весь этот период травил Ленина, и почему факт отравления председателя Совнаркома не расследовало ведомство Дзержинского или Политбюро? Годы спустя ответ на этот вопрос дал Троцкий. В октябре 1939 года, после того, как в Москве состоялись многочисленные открытые судебные процессы над руководителями коммунистической партии и государства, после того, как были расстреляны высшие военные чины армии, уничтожены соратники и друзья Троцкого, а также члены его семьи, наконец после того, как Сталин пошел на союз с Гитлером, Троцкий написал сенсационную статью, указывающую на то, что Ленина отравил Сталин.

Однако печатать эту статью никто не захотел. Троцкий закончил ее 13 октября 1939 года, но она пролежала без движения в редакции американского журнала Life. Через девять месяцев в сокращенном варианте ее опубликовал американский журнал Liberty. Троцкий писал:

Я собираюсь говорить на этот раз на особенно острую тему. […] Какова была действительная роль Сталина в период болезни Ленина? Не принял ли ученик кое-каких мер для ускорения смерти учителя? Лучше, чем кто-либо, я понимаю чудовищность такого подозрения. Но что же делать, если оно вытекает из обстановки, из фактов и особенно из характера Сталина? Ленин с тревогой предупреждал в 1921 году: «Этот повар будет готовить только острые блюда». Оказалось — не только острые, но и отравленные, притом не в переносном, а в буквальном смысле.

Два года тому назад я впервые записал факты, которые были в свое время (1923–1924 годы) известны не более как семи — восьми лицам, да и то лишь отчасти. Из этого числа в живых сейчас остались, кроме меня, только Сталин и Молотов […]

Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 года[134], Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду. […]

Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер; на лице его застыла полуулыбка, точно на маске. Несоответствие между выражением лица и речью приходилось наблюдать у него и прежде. На этот раз оно имело совершенно невыносимый характер. Жуть усиливалась еще тем, что Сталин не высказал по поводу просьбы Ленина никакого мнения, как бы выжидая, что скажут другие: хотел ли он уловить оттенки чужих откликов, не связывая себя? Или же у него была своя затаенная мысль?.. Вижу перед собой молчаливого и бледного Каменева […] и растерянного, как во все острые моменты, Зиновьева. Знали ли они о просьбе Ленина еще до заседания? Или же Сталин подготовил неожиданность и для своих союзников по триумвирату?

— Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! — воскликнул я. — [доктор] Гетье не теряет надежды. Ленин может поправиться.

— Я говорил ему все это, — не без досады возразил Сталин, — но он только отмахивается. Мучается старик. Хочет, говорит, иметь яд при себе… прибегнет к нему, если убедится в безнадежности своего положения.

— Все равно невозможно, — настаивал я, на этот раз, кажется, при поддержке Зиновьева. — Он может поддаться временному впечатлению и сделать безвозвратный шаг.

— Мучается старик, — повторял Сталин, глядя неопределенно мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону.

[…] Поведение Сталина, весь его образ имели загадочный и жуткий характер. Чего он хочет, этот человек? И почему он не сгонит со своей маски эту вероломную улыбку?.. Голосования не было, совещание не носило формального характера, но мы разошлись с само собой разумеющимся заключением, что о передаче яду не может быть и речи. […]

Но я задаю себе ныне другой, более далеко идущий вопрос: действительно ли