Дальний и Ближний - Вийя Шефф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Соболезную.
Я молчу.
Мне до сих пор не верится, что Белки больше нет. Странное чувство внутри не даёт принять это.
Но я помню из детства, что когда бабушка умерла, я тоже не мог принять её смерть, пока не увидел в гробу. Возможно и здесь так же. Я же не видел Алину мёртвой, отсюда и неверие. И это тяжелее всего.
Таксист тормозить у гостиницы.
— Подойдёт? — показывает на здание.
— Да. Вполне, — расплачиваюсь.
Снимаю номер.
Звоню по контакту, который мне дали, договариваюсь приехать, посмотреть машину.
С первого взгляда определяю проблемные, которые могу резко заглохнуть.
Опыт.
Выбираю черный джип, на тройку лет старше моего.
Нахожу в интернете адрес кладбища, по дороге покупаю огромный букет гортензий.
Её любимых…
Смотритель помогает найти номер участка.
Черный мраморный камень с надписью. Без фото. Только " помним, любим, скорбим". За могилой ухаживают, цветы засохшие, но не столетней давности.
Мама, кто ещё…
Знала бы она, что под этим камнем нет и частички её дочери, с ума бы сошла.
Кладу цветы и застываю неподвижно, вчитываясь в даты. Через два месяца ей бы исполнилось двадцать три года. А сегодня ровно четыре месяца со дня смерти.
Ненастоящей…
Но это уже мало волнует. Ведь теперь её нет в действительности.
— Вы кто? — женский голос за спиной.
Невысокая женщина около пятидесяти лет в черном платье и косынке на голове смотрит на меня подозрительно.
Глаза…
У Белки такие же.
Мама?
— Я одноклассник Ал… Ольги… — говорю первое, что приходит в голову.
— Не врите. Я всех её одноклассников знаю, и вас среди них нет.
— Мы в начальных классах вместе учились. Потом переехали, — продолжаю лгать.
В первых классах у всех были одноклассники, которые куда-нибудь уехали, так что сойдёт за правду.
Вот и она поверила.
Кладёт рядом с моим огромным букетом шесть алых роз, повязанных черной лентой.
А я нечётное число купил, как для живой.
— Как вы узнали? — слепо смотрит на каменную плиту.
— Из соцсети. Проездом здесь, решил зайти.
Слегка качает головой.
— Меня одно радует — она не мучилась… Не хотела бы я видеть её страдания. Для родителей смерть детей — всегда трагедия. Не должны они уходить раньше нас. А вот не вышло… Даже хоронить толком нечего было, в закрытом гробу привезли.
Потому что пустой.
— Извините, вас как зовут?
— Ирина Сергеевна.
— Меня Глеб. А вы о муже её что-нибудь знаете?
— Сидит сволочь, — присаживается на скамейку рядом с соседней могилкой. — Я его один раз всего видела, когда перед свадьбой приезжал знакомиться. Сразу мне не понравился. Взгляд у него был хитрющий… Как у лисы. Но говорил красиво, не даром адвокат. Оленька то за него замуж не по любви пошла, красивой жизнью подкупил. Внимание, дорогие подарки, переехать к себе предложил. Он вроде с Рублёвки. Или где там у них в Москве богатые живут… А Олечка ничего хорошего-то в жизни не видела. Отец пил, скандалил, гонял. Я одна их с братом тянула. На двух работах, а много ли уборщицей заработаешь? Вот и выскочила замуж за него. Она ж звёздочкой всегда была. Петь, танцевать, музыку любила. А Родион этот пообещал её в шоу-бизнес протащить. Нет, она никогда на него не жаловалась. Наоборот, говорила, что хороший и любит её. Но она не любила. А потом оказалось, что этот хороший людей помогает убивать за деньги. Чуяло моё сердце, что он хитрожопый! — срывается под конец рассказа.
Мда… Вот как всё, оказывается, было.
А ведь Белка иногда выдавала случайно факты из прошлой жизни. Про отца точно говорила.
— Вы не пытались её отговорить?
— Пыталась… Но она меня не послушала, обиделась. Что я ей могла дать? Ничего. А там золотые горы. Осудите её? — поднимает на меня глаза.
— Нет.
— Это хорошо, — встаёт. — Нам она тоже помогала. Каждый месяц деньги присылала и подарки к праздникам.
— А у вас нет случайно её московского адреса?
— А вам зачем? Дом конфисковали, на торги выставили.
— Хочу увидеть…
— Был где-то дома. В Москве-то я у них не была, но адрес на посылках был, я переписала.
— Я вас подвезу, — подставляю ей локоть.
Робко и боязливо смотрит на меня, но всё же берёт под руку.
Выражение лица как у Белки, когда я её ночью на холм привёз.
Ирина Сергеевна показывает, как проехать.
Старенький дом на окраине города с покосившимся забором. Вокруг сад с плодовыми деревьями. Вдоль дорожки кусты гортензии с ржавыми засохшими соцветиями. Такие у Алины на кухне стояли. Не выбрасывала.
— Проходите, — впускает в дом хозяйка. — Я чайник поставлю. Олечкин любимый пирог испекла с малиной. Будете?
— Буду…
Я всё, что она любила, буду.
Осматриваюсь. Скромненько. Мебель старенькая. Но очень чисто.
— Артём скоро с тренировки придёт, — выходит из кухни Ирина Сергеевна и ставит на стол чашки и сахарницу.
— Это ваш сын? — всматриваюсь в фотографию на стене.
Ей лет пятнадцать. Белке на ней лет шесть всего, а младший вообще на руках у матери.
— Да, — подходит и встаёт рядом со мной. — Может, в комнату Оли хотите заглянуть? Мы там ничего не меняли.
— А можно?
— Конечно, — проходит через зал и открывает крашеную дверь.
Кровать, шкаф, письменный стол с обычным деревянным стулом. Гитара на стене.
Над столом доска с кучей фотографий и вырезок из журналов.
Снимаю одно фото с булавки.
Выпускной.
Белка в небесно-голубом платье. Светленькая.
Теперь я её всякой видел.
— А эти фото она мне уже из Москвы присылала, — показывает Ирина Сергеевна на снимки в рамочках.
Один портретный. За столиком в ресторане. И Белка на нём просто охуительная.
— Разрешите? — достаю телефон.
— Конечно. Она здесь такая красивая… Я на памятник хотела её, но люди, которые привезли гроб, сказали, что не нужно.
— Да, они правы, — делаю снимок.
— Чайник согрелся. Идёмте.
В доме прохладно и горячий чай согревает.
— Очень вкусно, — нахваливаю пирог.
— Глеб признайтесь, вы же не одноклассник? — спрашивает вдруг.
— Почему вы так решили?
— Чувствую. Вы в Москве с ней познакомились?
Молча качаю головой в согласии.
Врать противно, но что я ей скажу? Что месяц назад я был парнем вашем дочери? Да она меня взашей вытолкнет.
— Любовник?
Вот это поворот!
— Да, — зачем-то говорю и это.
— Я против измен, но мне кажется, что в её ситуации я бы поняла. Она вас любила?
— Очень.
— А вы?
— И я… Иначе сюда не приехал бы.
— Да я сразу это поняла, как только увидела у могилы. Глаза у вас… Как у побитой собаки. Потерянные…
В точку.
— Я вам адрес обещала, — спохватывается. — А вы разве не знаете его? — вдруг присаживается, заподозрив.
— Мы