Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Юноша посмотрел на меня с искренним интересом, потом уронил:

— Ну, это уже забота императора… А наша забота другая. Мы прочитали ваши послания.

— И настолько заинтересовались, что вы собственной персоной понеслись сюда в этом странном костюме?

— А мне нравится переодеваться, — объявил юноша. — Я это и дома часто делаю, брожу по городу, когда стемнеет. Многое удается увидеть. Вот сейчас, например, я вижу вас, Маниах. А я не был уверен, что мне это удастся.

— Хотели узнать, не сижу ли я в тюрьме и не пишу ли вам письма под чью-то диктовку? Пока нет. Хотя каждый мой шаг уже под наблюдением. И куда бы я ни вышел, появляется вторая тень. Но писать пока не мешают.

— Ну-ну, — сказал юноша, нимало не впечатлясь. — Так, теперь самое главное: сроки начала похода?

— Не раньше весны. То есть через полгода. И вообще сам император еще ничего не решил.

— Численность неизвестна?

— Не все сразу. Узнаем. Но не меньше ста тысяч — наверняка.

— Забавно, — сказал юноша. — Не хочу огорчать вас, Маниах, но наши прежние договоренности с Самаркандом в такой ситуации могут измениться. Придется посылать в ваши края новую небольшую армию. И решать, кто и как будет ее кормить. Понимаю ваше огорчение. Не то чтобы и нас это очень радовало… Но это не все. Если вам интересно, то армия Куфы уже почти не существует. Наша гвардия нужна нам самим. А слать вам остатки дамасского войска — во-первых, их не больше одиннадцати тысяч, а во-вторых, не очень-то нам уютно будет, если они разместятся так далеко от Круглого города. Лучше бы держать этих ветеранов поближе к себе. И не одним кулаком, а в нескольких разных гарнизонах. Зачем нам сейчас новый великий полководец в трех месяцах пути от столицы? Так, что еще там у нас есть… Тысяч десять еще можно наскрести. Делайте выводы, Маниах.

Ничего другого я и не ожидал, но услышать все это было, если честно, довольно страшно. Если бы тот же Чжоу знал, что на пути Великого западного похода практически пустота… А ведь он вполне может это в конце концов узнать.

— Кое-что я тут смогу, если повезет, сделать, — сказал я, оглядываясь как можно более незаметно. На нас, впрочем, никто не смотрел. — Например, просто задержать полководца в его ставке. Он очень недоволен всей этой историей, по очевидным причинам. А еще я могу попробовать поссорить его с двором еще больше. Вплоть до… Вот что: если в империи начнутся события… ну, скажем, мятеж… — Юноша с интересом поднял брови и радостно улыбнулся. — … как вам нравится идея договора с императором о помощи? Присылка ему отряда воинов в залог дружбы? Признание вашей с ним границы, между прочим?

— Ну, — сказал он. — Что ж… Граница как граница. Она и так чересчур далека от Круглого города. Пусть уж будет как есть. Где-то же надо и остановиться.

На аллее показались новые фигуры, буквально несшие под руки ковыляющего Халида аль-Бакра.

— Прощайте, Маниах, — быстро и равнодушно бросил мне юноша.

Я улыбнулся ему и похлопал белого жеребца по вычищенному боку.

Не знаю, сколько продержится эта граница — десять лет или сто. Знаю только, что юноша из Круглого города решил вопрос о ней за одно мгновение.

Игра шла отлично.

А вечером предстоял еще один спектакль для ведьмы Чжао. И главной информацией, которую Меванча должна была донести до братца Аня, было предстоящее приглашение полководца императором в столицу. И это не было выдумкой.

Узнал я об этом всего день назад.

Первый осенний месяц был временем праздников и любви.

Маленький Ван, известный, наверное, всей округе как неженатый и очень милый юноша, все время подвергался атакам девиц, подстерегавших его у нашего подворья. Проходя мимо, я слышал обрывки его нежнейших бесед: «А почему такая красивая девушка ходит пешком?» — «А потому, что нет достойного юноши, который подвез бы ее». Я усмехался и не мешал.

Но в тот день Вану и всем нам было не до его девиц. Потому что первую даму империи гуйфэй Ян, изобретавшую все новые поводы, чтобы увидеться со мной, ожидали в один из теплых осенних дней — как раз накануне императорских маневров — в «Золотом зерне».

Это должно было стать великим событием, готовить которое собралась целая свора дворцовых чиновников: госпожа Ян решила сделать иноземным купцам великий подарок — лично присутствовать на новом и невиданном событии.

Которое от начала до конца придумал Сангак.

— Чай, — сказал Сангак, с легкостью опуская громадное тело на подушки передо мной. — Непонятный мне напиток. Не лекарство, не вино. Но — знаете ли, хозяин, и на глупой воде с запахом лекарства можно сделать деньги. Надо только… Я вот тут подумал: если, например, очень важная придворная дама прямо на рынке останавливается и пьет чай, то все начинают интересоваться: какой чай она выбрала? А где его собирали? Как он называется? А кто тот купец, который его поставляет? И куда поставляет — в какие лавки, в какие рестораны? Одна такая дама может принести процветание целой деревне, в которой крестьяне всего-то просыпаются на заре и собирают самые нежные листочки с каких-то там кустов. А еще есть гончары, которые делают особую посуду… Хорошие деньги, хозяин. Я бы их в это дело вложил.

Я со смехом передал этот разговор Ян, но она вдруг страшно оживилась:

— Я так давно не была на настоящем рынке! И сейчас самое время напомнить Поднебесной о том, что такое настоящий чай. И — посмотреть, где ты проводишь большую часть твоего времени, когда… не исцеляешь страдающих женщин.

«Я извещу о своем прибытии», — серьезно кивнула она на прощание.

Наверное, именно меня, для которого не была загадкой ни одна из гримасок ее лица, ни одна складка ее тела, больше всего поразило все происшедшее в это утро в Сангаковом хозяйстве, когда непонятно каким образом вокруг него собралась громадная толпа самого разного народа. Как именно путешествуют слухи о приезде таких особ, как драгоценная Ян, — не знаю. Но толпа была. Густая, праздная и взволнованная.

Какие-то нервные чиновники расчистили в этой толпе девственно пустую дорожку от въезда на рынок до самого нашего подворья.

Люди боялись даже коснуться ногой этой странной пустоты.

Зацокали копыта, разнеслось многоголосое «а-а-а-х». Появилась целая кавалькада непонятно что делающих в обычное время дам и мужчин.

Как и все собравшиеся в «Золотом зерне», я замер, когда ее нога в розовой атласной туфельке, расшитой жемчугом, ступила на серый зернистый песок дворика.

Спустившись на этот песок с небольшого белого коня с черной гривой, она двинулась вперед под полупрозрачным персиковым зонтиком, который несла над ее левым плечом неизменная Лю. А все собравшиеся стояли двумя рядами в потрясающей тишине, среди которой лишь тихо свистел розово-бело-зеленый шелк ее платья.

Империя — это не только живая стена воинов в отсвечивающей металлом чешуе, и не только несущийся вдоль этой стены сотрясающий землю экипаж, на правой дверце которого изображен белый тигр, а на левой — синий дракон.