Серый ферзь. Страсти по принцессе - Александр Бушков

Он нацелился было топором на то место, где предполагалисьзапоры, но передумал вдруг и поманил Паколета.

Беспутный внук благочестивой бабушки, обладатель дараоткрывать любые замки, звеня изорванной кольчугой, сосредоточенно и важноположил ладони на замок. Сварог затаил дыхание.

Мелодично звякнуло, прозвучала бесстрастно-бесполая,простенькая электронная мелодия из трех нот — и двери машинного зала дрогнули, створкиразошлись в стороны, скрылись в стенах.

Ничего особенно уж экзотического внутри не оказалось — лессоединяющих стены и потолок толстых белых колонн, усеянных змейками мигающихогоньков и мерцающих знаков. Иные покрыты бледно-золотистой оплеткой, косойрешеткой, иные — пушистой пленочкой инея, а две — прозрачны и внутри колышутся,переливаются тяжелые густо-золотые струи.

Пульт, к которому они так долго добирались и так яростностремились, выглядел и вовсе уж скучно: синий грибок на тонкой синей ножке,украшенный золотым контуром человеческой ладони.

Первым положил туда руку Сварог — из желания увидеть, вкакую форму будет облечен отказ. Убийственных в прямом смысле слова сюрпризовон не боялся: во-первых, что бы то ни было, метательное на него не подействует,а во-вторых, что весомее, убежден был, что никакой стреляющей защиты нет.

Нерационально было бы снабжать замок чем-то убойным — кто-тоиз членов экипажа мог оказаться молодым любителем шуток и сунуть туда руку изчистого озорства, что же, убивать его за это?

Грибок засветился венчиком густо-алых огней, откуда-тосверху рявкнула басовитая сирена — коротко и пренебрежительно, словно плюнуласмачным матерным словечком. Сварог отступил, кивнул Делии.

Златовласая принцесса, прекрасная даже в мешковатойсеребряной кольчуге, изодранной и испачканной, в сбившемся на сторону шлеме смаской, торчавшей козырьком над глазами, с косой, уже подсохшей царапиной нащеке и спутанными грязными локонами, сделала шаг вперед, не выпуская меча.

Сварог осторожно высвободил из ее пальцев черную рифленуюрукоять и отбросил клинок, не глядя. Царапая подушечки пальцев, сорвал застежкии стянул с ее руки кольчужную перчатку. Делия протянула руку и, сжав губы,накрыла ладонью золотой контур.

Венчик зеленых огней по кромке грибка. Гриб медленно ушел впол.

Гасли покрывавшие колонны огоньки и знаки, замедлялоськруженье золотых струй, они словно бы замерзали, прозрачные колонны становилисьнепроницаемо белыми. Корабль засыпал. Сварог повернулся и зашагал прочь,по-прежнему ничего волнующего не испытывая. Великие предприятия всегдакончаются буднично, как осенний дождь.

В зале уже погасли почти все огни и краски. Спускаясь внизпо лестнице, они видели, что за окнами вместо угрюмых картин неизвестногочужого мира появились не менее отвратительные, но здешние как-никак джунгли.Диковинная чащоба умирала на глазах — одни ветки истаивают, как уходящийпризрак, другие рассыпаются струйками дыма, гибнут, пропадают, стекают крупнымикаплями мутной слизи, лес растворяется, как злой мираж, как кошмарный сон, исквозь него проступают дубы и сосны вдали, синее небо, облака, солнце, двавысоченных камня — пресловутые Ворота. И наваждение сгинуло окончательно, неоставив следа.

Встав у двери, Сварог пропустил всех наружу. Достал измешочка бабки-гусятницы красную ленту, бросил через левое плечо, произнес всенужные слова, пришедшие бог ведает из какого далека. Потому что в уснувшихмашинах дремала память, готовая к употреблению в любой момент, — память омире, откуда приходит Зло, и ее никак не стоило отдавать лихимэкспериментаторам из Магистериума, способным походя, из неутолимого научноголюбопытства, подпалить мир. И экспертам Гаудина тоже не следовало этот трофейотдавать. Гаудин. безусловно не одобрил бы — ну и черт с ним…

Выскочил под солнце. Все его люди уже что есть духу бежалипрочь, угадав его намерение, сообразив, что он замыслил напоследок какое-тобезобразие, — и за ними, как верные псы, скользили над самой землей четырестареньких, продранных и потертых ковра. Сварог не спеша двинулся следом.

Уардах в пятистах они остановились. Пламя захватило все триэтажа, вырывалось из распахнутой двери, и вимана казалась стеклянной шкатулкой,налитой бурлящей, клокочущей алой водой. Вимана была чудом научной мысли, и придругом раскладе пламя, даже магическое, наверняка погасили бы хитрые устройства— но они уснули вместе с мозгом корабля, и все, что было внутри, сгорело восне. Стены и окна выдержали, конечно. Лишившись пищи, ярое пламя понемногузатухло, но дым долго еще валил, выбиваясь тугими клубами сквозь единственныйотыскавшийся выход.

— Сообразили, черти? — устало спросилСварог. — Усекли?

Мара ухмыльнулась:

— Ну, когда ты остался, стало ясно, что следует ждатьэффектной концовки…

Монахи стояли на коленях посреди жухлой зимней травы, поднявк небу грязные, исцарапанные лица. В приливе блаженной усталости Сварог сказалпро себя, сам толком не представляя, к кому обращается: «Видишь? Мы этосделали, и сделали хорошо. На нас все-таки можно полагаться…»

В небе снова возникли три драккара, подлетели на дикойскорости, мгновенно замерли в воздухе, пренебрегая законами инерции итяготения, плавно опустились на землю. Ближе всех к Сварогу оказался тот,изуродованный. Вблизи он выглядел вовсе уж страшно — весь левый бок в лохмотьяхрваной, вздыбленной серебряной обшивки, покрыт глубокими воронками, разрывами,вмятинами.

Справа мягко щелкнула дверца. Вылез офицер и, с небрежнымгвардейским изяществом печатая шаг, направился к Сварогу — элегантный,безукоризненный, как теорема Пифагора, лейтенант Серебряной Бригады вчерно-сиреневом мундире со множеством серебряных шевронов, нашивок и эмблем, сзолотыми лавровыми ветками на лацканах и умопомрачительным кортиком у бедра, взеркально блистающих белых сапогах. На лице — рассеянность и скука, высший шик«охотников за демонами». Словно и не его машина выдержала страшную схватку.

— Граф Гэйр? — Он небрежно-лихо отдал честь, глядятолько на Сварога, не удостоив остальных и мимолетного взгляда. — МаркизОклер, командир крыла. Мои поздравления. Надеюсь, вы не в претензии за то, чтомы немного распугали здешних пташек?

— Ну что вы, — сказал Сварог. — Где это васугораздило?

— Пустяки, — гвардейский пижон и бровью неповел. — Небольшая стычка. Прошу в драккар. Вас с нетерпением ждут.

Сварог улыбнулся, глядя ему в глаза. Оглянулся на своюпритихшую команду и сказал столь же небрежно:

— Благодарю. Я в состоянии добраться сам. Видите ли, уменя не все дела здесь закончены…

Город походил на пышный праздничный букет, собранный любовнои тщательно.

С балконов и с подоконников свисали гербовые полотнища сзолотой бахромой — где новенькие, где ветераны, помнившие не одно торжественноешествие и не один коронный праздник. Сине-черные штандарты и деревянныепозолоченные короны красовались в строжайше утвержденных ДепартаментомЦеремоний местах (поскольку дело государственное и любая самодеятельность тутнеуместна). Но в память о старинных вольностях гербового города его жителей следовалопобаловать и иллюзией сопричастности к принимаемым в верхах решениям. А потомуне возбранялось вносить свой вклад в декорум. И от окон протянулись чуть ли недо земли полосы разноцветных тканей, смотря по богатству домохозяев — отдорогущего узорчатого абердарского далматина в невиданных цветах и сложныхорнаментах до матово-синего бархата с Катайр Крофинд. Кое-кто по простотедушевной вывесил праздничные скатерти, расшитые и украшенные по кромкешлифованными полудрагоценными камнями.