Дорогами илархов. Книга вторая. Персидский поход - Сергей Анатольевич Шаповалов

с Александром, пересказал лекцию старого Лисимаха, спотыкаясь на каждом слове, поведал о беседе с Таис.

– И ты отказался? – глаза Томирис вспыхнули.

Исмен пожал плечами.

– Ты… Ты – настоящий мужчина. – выдохнула она. – Я восхищаюсь твоей стойкостью.

– Какое же это геройство. Не могу я, как эллины покупать любовь… Да и не любовь – это вовсе…

– И какой ты вывод из всего этого сделал? – настороженно спросила Томирис.

– Мне трудно сделать вывод, – признался Исмен. – Я многого пока еще не понимаю.

– Все просто, – усмехнулась она, вздернув носик. – Эллины могут сутками разглагольствовать о силе духа, смелости, эросе, потосе, аэрте и другой чуши… Чего они толком не знают, так это – свободы, настоящей свободы, как у нас, у горцев или у степняков. Ты ни от кого не зависишь и отвечаешь только перед богами. Это же здорово! – толкнула она Исмена локтем в бок. – А эллины связали себя всевозможными условностями, называемыми культурой, законом, этикой поведения… Сами же теперь и страдают от них. А свободы у них нет.

Было так хорошо сидеть вдвоем и говорить на родном языке…

Сестра Мелькарта

Александр задумал устроить небывалый праздник. Провести его решил в центре города, возле бывшего храма Мелькарта. Теперь на площади перед святилищем, вместо золотого священного столба, пьедестал из красного песчаника занимала осадная машина, та, что разрушила стену в последнем победном штурме.

Где раньше проходили моления, расстелили пестрые ковры. Вокруг пылали факела. Александр приказал зажечь их великое множество, чтобы даже боги с Олимпа увидели. Из всех уголков Эллады прибывали поэты и сатирики, музыканты и танцоры. Служители муз появились в полуразрушенном Тире, чтобы побороться за золотой венок и кубок из рук самого покорителя мира. Каждому, даже осмеянному зрителями, обещана достойная награда.

Александр, готовясь к веселью, нежился в золотой купели Дария. Ароматный пар поднимался над его головой. Двое мальчиков-рабов массировали плечи и руки гегемона. Гефестион сидел неподалёку у окна, страдая от безделья, грыз яблоко. Вошел Исмен, доложил, что к сыну Зевса просятся ораторы из Афин.

– Я приму их немедля, – разрешил впустить Александр.

– Ты будешь принимать политиков, сидя в ванне? – удивился Гефестион. – Даже не накинешь хламиду и не выйдешь навстречу?

– Вот еще, – презрительно хмыкнул Александр, – Не желаю преклоняться перед этими лживыми собаками. Если они хотят узреть сына Зевса, так пусть видят его в золотой купели.

– О, боги! – воздел руки к небу Гефестион. – Даже Дарий себе такого не позволял. Вот это – представление!

Вошли афинские ораторы, поприветствовали Александра. Скривились, увидев гегемона в купели, но не подали виду, что оскорблены.

– С вами приплыл Демосфен? – вопрошал гегемон.

– Нет, о, великий. Разве посмел бы он предстать перед грозными очами твоими, – отвечали ему.

– Но, я же лично отослал ему приглашение, обещая полную неприкосновенность, – недоумевал Александр.

– Возможно, послание не дошло до него. Твои победы так перевернули мир, – качали головами ораторы. – За то, что Демосфен выступал против тебя, его обвинили в предательстве, приговорили к уплате огромного штрафа. Не имея столько золота, он бежал в Эгину61.

– Неужели Демосфен, непревзойденный Демосфен, тот который победил речами самого Эсхила, которому не было равных в ораторском искусстве и остроумии, проиграл суд и позорно скрывается в изгнании? Да я бы оплатил его штраф. Немедля прикажу Евсею послать в Афины золото за Демосфена.

– Заплатить ты сможешь, – соглашались ораторы. – Но купишь ли ты этим гордость Демосфена? Гордость его, что гранитная скала у моря. Волны веками бьются о нее, но сдвинуть не могут.

– Позволь спросить тебя, гегемон, – сказал Исмен, когда Александр отпустил афинян. – Я часто слышал, ты говоришь о Демосфене, как о враге не менее значимом, чем Дарий, но, в то же время, относишься к нему с большим уважением, и даже готов заплатить за него. Чем он так дорог тебе?

– Демосфен – великий оратор и очень сильный духом человек. Подобных людей надо уважать. К Дарию я не испытываю уважение за его бездарность и трусость. Дарий – не личность, так – выскочка. Но Демосфен – один.

– Чем же он заслужил твое уважение?

– Он – властитель душ. Знаешь, как в Афинах принимают законы и выносят судьбоносные решения? Перед лучшими людьми выступают ораторы, склоняя собравшихся к тому или иному мнению. Оратор должен уметь грамотно, убедительно говорить, владеть мимикой и жестами, правильно выдерживать паузы, иметь изворотливый ум. Великое искусство, которому не так-то просто научиться. А представь Демосфена? Он родился недоношенным. Боги дали ему слабый голос и неразвитое тело; в детстве он картавил и постоянно дергал плечом. Но Демосфен поставил себе цель стать политиком. Он изнурял себя физическими упражнениями. Чтобы избавиться от дефектов речи, набирал в рот гальку и тренировался риторике в пещере.

– Почему в пещере?

– В пещере слышишь собственный голос. Чтобы отработать силу голоса, становился над обрывом у моря и пытался перекричать грохот волн. А знаешь, как он избавился от нервного подергивания плечом? Подвешивал к потолку заостренную палку, конец которой упирался ему в тело, и так стоял под ней, произнося речи. Говорят, кровавая язва не сходила неделями. И он добился своего. Теперь Демосфен – один из великих ораторов и политиков в Афинах.

– Но кого ты еще уважаешь, также, как Демосфена? – не отставал Исмен. – Кроме него же есть известные люди. Аристотель, твой учитель, например.

– Ох, Аристотель! – вздернул руки к небу Гефестион. – Порой он так увлекался, что из его лекции не поймешь ни слова.

– Аристотель, без сомнения – великий человек, – согласился Александр, косо взглянув на Гефестиона. – И не его вина в том, что некоторые ученики – бездарны.

– А помнишь того чудака, что живет в винном кувшине? – усмехнулся Гефестион. – Диоген Синопский.

– Не смейся над Диогеном. Я преклоняюсь перед ним, – серьезно сказал Александр.

– Он мыслитель или оратор? – спросил Исмен.

– Мыслитель, да еще какой! Он не признает богов, считает все религиозные обряды фарсом и полной глупостью. О государственности говорит, как о лживой выдумке демагогов. А культуру и искусство называет насилием над человеческим духом. Самого Платона считает болтуном. Конечно, на него никто бы не обратил внимания, но однажды Диоген побывал на лекциях Платона. Великий философ Платон размышлял о человеке, как о существе в природе, порожденной богами. Диоген в конце спросил у лектора: «Ты так много набросал красноречивых фраз, что я толком и не понял: кто такой – человек. Скажи просто, чтобы до моего птичьего ума дошло». Платон, пытаясь отвязаться от настырного слушателя, неаккуратно бросил: «Человек есть животное о двух ногах, лишённое перьев». На следующий день