Антимавзолей - Андрей Воронин

...Георгий Луарсабович вышел из машины, чтобы размяться и заодно выкурить сигарету. Позади хлопнула дверь подъезда. Гургенидзе обернулся, но это была не Светлана, а какой-то старикан интеллигентной наружности, с виду – вылитый профессор на пенсии. На нем был светлый плащ – старый, поношенный, но чистый и аккуратный, на голове сидела серая шляпа с узкими полями, на переносице поблескивали очки в тонкой стальной оправе. Седые усы и бородка были аккуратно подстрижены, морщинистая стариковская шея торчала из слишком просторного ворота белой рубашки, стянутого старомодным галстуком, как шея черепахи из панциря. В руке у старика был старинный кожаный портфель с ремнями и блестящими медными застежками, а на спине виднелся небольшой, тоже какой-то аккуратный, прямо-таки профессорский горб. Бодро постукивая тросточкой, старикан прошел мимо и скрылся за углом. Георгий Луарсабович проводил его взглядом: ему всегда нравились люди, которые старились с достоинством.

Через некоторое время он посмотрел на часы и обнаружил, что обещанные Светланой Петровной пятнадцать минут давно прошли. Гургенидзе снисходительно усмехнулся: даже самая лучшая из женщин все равно остается женщиной. И невозможно объяснить, что бывают ситуации, когда нужно бросить все ради спасения жизни. Умом она вас, может быть, и поймет, но в глубине души все равно будет считать, что вы сильно преувеличиваете опасность с целью лишний раз продемонстрировать свое мужское превосходство. Тряпки, косметика, бижутерия – сокровища одинокой женщины, с которыми ей не так-то просто расстаться...

Он выкурил еще одну сигарету и снова посмотрел на часы. С тех пор как Светлана вошла в подъезд, прошло уже более получаса. Пробормотав что-то по-грузински, Георгий Луарсабович взял у охранника мобильник и набрал номер домашнего телефона Морозовой. В трубке потянулись длинные гудки. "Ну, наконец-то!" – пробормотал Гургенидзе, уверенный, что Светлана Петровна уже вышла из квартиры и потому не отвечает на его звонок.

Он отдал телефон охраннику, повернулся лицом к подъезду и стал ждать, заранее широко улыбаясь и перебирая в уме шутливые упреки. Прошла минута, за ней другая. На исходе третьей минуты ожидания улыбка Георгия Луарсабовича стала не такой широкой, еще через минуту она исчезла совсем, а еще две минуты спустя Гургенидзе наконец осознал, что никого не дождется.

Войдя в полутемную тесноватую прихожую, Федор Филиппович остановился и принюхался. В воздухе ощущался кислый запах пороховой гари, какой бывает в закрытом тире во время зачетных стрельб. Из комнаты доносилась негромкая камерная музыка: музыкальный центр, установленный на модерновой стеклянной подставке напротив двери, подмигивал Федору Филипповичу своими разноцветными огоньками сквозь странный синеватый туман, которым был равномерно заполнен весь объем квартиры.

Держа в руке портфель, генерал с некоторой опаской вступил в комнату и огляделся. Увиденное заставило его укоризненно покачать головой и поморщиться: в самом деле, это было уже чересчур.

Журнальный столик был придвинут к стоявшему в углу креслу. На нем в окружении разорванных картонных коробок и рассыпанных патронов лежал девятимиллиметровый "глок" с глушителем. Рядом – открытая пачка сигарет и зажигалка, а около пепельницы торчком стояла пистолетная обойма. В пепельнице было полным-полно смятых окурков, а на полу поблескивали россыпи стреляных гильз – такие густые, как будто здесь велась оживленная перестрелка с применением скорострельного автоматического оружия.

Федор Филиппович повернул голову налево и увидел мишень. Сиверов приволок откуда-то здоровенную дубовую плаху – примерно полметра на метр и сантиметров десять в толщину – и установил ее в противоположном от кресла углу комнаты. Смотреть было страшно – на ней буквально не осталось живого места. Пулевые отверстия образовывали на поверхности мишени незатейливые картинки, а в самом центре, обведенный круглой рамочкой, красовался жирный вопросительный знак. Федору Филипповичу немедленно вспомнился Шерлок Холмс, который от безделья выводил револьверными пулями на потолочной балке вензель ее королевского величества. Разумеется, Холмсу с его револьвером было далеко до вооруженного семнадцатизарядным автоматическим "глоком" Сиверова; разглядывая многострадальный кусок древесины, Федор Филиппович тихо порадовался тому, что Глебу не пришло в голову вооружиться автоматом.

– Я хотел написать картину, – сказал, входя в комнату, Слепой, – но обнаружил, что у меня нет художественных способностей.

– Зато патронов у тебя навалом, – проворчал Федор Филиппович, подходя к окну и со стуком открывая форточку. Пороховой туман заколыхался и потянулся вон. – Тебе что, делать нечего? Не знаешь, как убить свободное время?

– Время убить очень просто, – сказал Глеб, усаживаясь в кресло и снова принимаясь деловито снаряжать пистолетную обойму. – Надо поймать его, поставить к стенке и прострелить ему голову. Правда, время, поставленное к стенке, уже не назовешь свободным. Так что, я думаю, лучше воспользоваться снайперской винтовкой и сбить его, что называется, влет. Оно, понимаете ли, летит, – он отложил обойму и помахал руками, как крыльями, – а мы его – шлеп!

Он замолчал, загнал в обойму последние два патрона, вставил ее в рукоятку пистолета и передернул затвор.

– Вы не могли бы немного посторониться? – вежливо обратился он к Федору Филипповичу. – Мишень загораживаете... То бишь, холст. А может, сами хотите попробовать?

– Ты пьян? – подозрительно спросил Потапчук, не двигаясь с места.

– Мне очень хотелось напиться, – признался Глеб, – но чувство долга не позволило. Ужасная все-таки дрянь – это самое чувство долга. И откуда только оно берется? Вы не знаете, Федор Филиппович?

– Так это по велению долга ты сидишь тут и валяешь дурака?

– Хорошо быть генералом, – ни к кому не обращаясь, сообщил Слепой. – Можно вломиться в чужую квартиру и безнаказанно оскорблять хозяина, не обращая внимания на заряженный пистолет в его в руке...

– Ты у Телятникова был? – начиная терять терпение, спросил Федор Филиппович.

– Был, – кротко ответил Слепой, вытягивая шею, чтобы видеть мишень. Ему не терпелось возобновить свои упражнения с пистолетом.

– И что он тебе сказал?

Сиверов отвел взгляд от мишени и грустно посмотрел на Федора Филипповича, а потом молча покачал головой, давая понять, что разговора не получилось.

– Что это значит? – спросил Потапчук, с трудом сдерживая растущее раздражение. – Ты виделся с ним или нет?

Глеб тяжело вздохнул и аккуратно положил пистолет на стеклянную крышку стола.

– Присядьте, Федор Филиппович, – сказал он, закуривая. – В ногах правды нет. Хотите кофе? Нет? А я, пожалуй, выпью. Так вот, – продолжал он, возясь с кофеваркой, – вчера я отыскал в справочнике адрес возглавляемого Телятниковым бюро и поехал туда с намерением изобразить богатого клиента. Я думал потребовать у него рекомендации – где работал, у кого, какие были отзывы, – предполагая, что мне удастся так или иначе заставить его назвать имя последнего клиента. Но не тут-то было...