Вечное пламя - Виктор Бурцев

Впрочем, действовать иначе его никто никогда не учил.

Миновав поворот, Иван уперся в деревянный шлагбаум и пулеметное гнездо около него.

– Halt!

Клацнула затвором винтовка.

Лопухин сделал полшага назад, растерянно оглянулся и уткнулся взглядом в черный зрачок дула, выглядывавший из придорожных кустов.

Приехали!

«Последнюю пулю себе», – мелькнуло в голове.

Но «наган» сейчас медленно опускался в придонный ил белорусского болота, чтобы через шестьдесят четыре года быть поднятым из осушаемого торфяника заезжими черными археологами, послужить причиной одного самоубийства, изнасилования и длительного тюремного срока. Через шестьдесят четыре года. Но не сейчас…

Позади тихо заплакал, опускаясь в дорожную пыль, доктор.

А Лопухин отчетливо понял, что вот сейчас его пристрелят.

В сарае, куда их швырнули, было тепло и сухо. Свет проникал через многочисленные щели в стенах, а единственное окошко располагалось где-то под самой крышей, круглое и забитое досками крест-накрест. Колька сразу же взобрался на стропила и выглянул наружу. Осторожно подергал доски. Разочарованно покачал головой.

– Вбиты крепко. А в щелку только голова и помещается.

– Чего там, снаружи? – поинтересовался Иван.

– Ничего. Улица. Пусто… – Паренек повис на руках и спрыгнул. – Чего с нами будет, дядь Вань?

Лопухин не ответил.

О будущем парнишки он не мог сказать ничего, однако на свой счет сомнений у Ивана не было. На подходе к городку они прошли мимо широкой, как футбольные ворота, виселицы. Ветер раскачивал обрывки веревок. Казненных снимали и хоронили, когда те начинали гнить. Но один остался висеть в назидание желающим встать на пути нового Ordnung. Босой, в линялой, рваной гимнастерке и с фанерной табличкой на груди: «Русский партизан».

На виселице болтался Парховщиков.

И пребывал он там уже давно. Несколько дней. Хотя всего два часа назад…

Иван закрыл глаза. Сжал виски ладонями, словно стараясь унять свистопляску, царящую в голове.

Мир вокруг сделался зыбким, каким-то идиотски нелепым, хрупким, как стеклянная головоломка, которую невозможно сложить. Вроде бы все стало понятным, ясным, но вот игрушка чуть-чуть поворачивается и… все рассыпается у тебя в руках. Мертвые встают из могил, солдаты не умирают от выстрела в упор, время скачет как умалишенное… Что еще?

На свой счет Иван иллюзий не питал. Его расстреляют или скорее повесят рядом с Парховщиковым, чтобы пуль не тратить. Но он не оживет и не станет спасать друзей на болоте, повинуясь долгу солдата. Лопухин просто умрет. И будет висеть с вывалившимся языком…

Где-то он слышал, что если петля завязана правильно, то шея ломается от рывка, когда из-под ног вышибают стул, и человек умирает сразу. Интересно, немцы умеют вязать правильные петли? Умирать от удушья, дрыгать ногами…

Лопухину стало очень-очень страшно.

– Что с нами будет, дядя Ваня? – повторил свой вопрос Колька.

– Отпустят, – ответил Иван уверенно.

– Да?

– Да. Ты ж ничего не делал, просто шел по лесу и все. Только про Пелагею ничего не говори. Документов у тебя нет, скажешь, мол, за грибами ходил, заблудился.

– Да какие сейчас грибы?

– Ну… – Иван пожал плечами. – Еще куда-то там… Рыбу ловил. Костер жег, хотел зажарить. Потом заблудился.

– А вы?

– Я… А меня встретил случайно, скажешь, я тебя обещал к городу вывести… – Иван прислушался. Снаружи послышался какой-то шум. – Вот и вывел. Погляди, чего там.

Колька, словно только этим всю жизнь и занимался, взобрался наверх. Высунулся в окошко.

– Мужика какого-то ведут.

Иван отошел подальше в глубину сарая. Двери заскрипели, двое молодцов впихнули внутрь нового пленника.

– Давай дед, не задерживай! – Один из КАПО вошел внутрь. – Так. А хлопец где? – Он держал винтовку на сгибе локтя, как охотничье ружье. – Ну?!

Лопухин молчал.

– Тут я… – отозвался Колька сверху.

– А ну, слазь! – гаркнул полицай, тыча стволом в парнишку. – Слазь, кому говорю! Только сунься у меня к окошку, башку враз прострелю! Понял?!

Колька молча спрыгнул и отошел к Ивану.

– Смотрите… У меня строго! Чуть что, так сразу… – КАПО показал Ивану кулак и закрыл дверь. Глухо лязгнул засов.

– Сволочь… – буркнул Колька.

Лопухин рассматривал приведенного полицаями мужчину. Тот действительно был в возрасте. Седая бородка, обширная лысина. Одет дед был в пиджак, на который, видимо, каповцы не позарились, рубаху и потертые брюки. На ногах были только портянки.

– Сапоги сняли? – поинтересовался Иван.

– Да, – дед всплеснул руками. – Я говорил им, что у меня размер не типичный… Но они не послушали. Все, говорят, в хозяйстве сгодится. – Он подошел ближе, чуть хромая и протягивая руку. – Семен Федорович Городецкий. Краевед.

– Иван Лопухин… Журналист.

Старик уловил паузу и понимающе кивнул.

– Я не буду вас ни о чем расспрашивать. Чтобы вы не подумали, что я провокатор. – Он сел в кипу сена. И пояснил, будто извиняясь: – Очень болят ноги…

– За что вас? – поинтересовался Иван.

– Да вот… – Старик пожал плечами. – Тут, видите ли, такая заминка вышла… Этот Василь, ну, что вам тут угрожал, он, видите ли, из таких… Как же это?..

– Кулак, что ли?

– Нет-нет, – Семен Федорович замахал руками. – Совсем даже наоборот. Ему советская власть все дала. Просто человек такой…

– А вас-то как?..

– А дочку я свою за него не пустил. Года два тому назад. – Старик растерянно улыбнулся. – Вот как вышло-то? Сейчас был бы, что называется, при власти.

Иван покачал головой.

– Уж лучше в сарае, чем…

– Вы полагаете?

– А чего тут полагать?

Старик вздохнул.

– Наверное, вы правы, молодой человек. А, простите, вас за что тут держат? Если не хотите, не отвечайте.

– Не знаю. – Иван плюхнулся в сено. – Я журналист. Собирал материалы… Документы потерял. На болото забрался. Едва вылез… – Лопухин вздохнул. Эта байка могла обмануть разве что старика-краеведа. – Жду вот допроса…

– А в поселке сейчас только местные власти. И небольшой немецкий гарнизон, – охотно поделился своими знаниями Семен Федорович. – Все ждут коменданта из Гродно. Допрашивать вас будет, скорее всего, именно он.

Иван пожал плечами.

– Большая шишка.