Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы - Екатерина Евгеньевна Дмитриева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что А. О. Смирновой, слышавшей чтения Гоголем глав второго тома летом 1849 года, персонаж был уже известен под именем Костанжогло (см. ее письмо к Гоголю от 1 августа 1849 года), позволяет дополнительно уточнить датировку текста: сохранившиеся первые четыре тетради в нижнем слое, но, возможно, даже и в верхнем, были созданы ранее калужских чтений лета 1849 года, на которых звучал уже текст, где фигурировал один Костанжогло[393]. Высказывалось также соображение и о семантическом сдвиге, произошедшем при переходе от фамилии Скудронжогло, производной от «скудный», – к Костанжогло, этимологически сопрягающимся со словом «кость», что ассоциируется с «твердостью» и «прочностью»[394].
Еще один персонаж, чье имя в процессе работы Гоголя над томом подверглось изменению, – Хлобуев. Возможно, что предвещал Хлобуева появляющийся в одном из черновых набросков некий Петр Николаевич, которому губернатор поручает создать клуб, посоветовавшись прежде с Муразовым. В главе III Хлобуев упоминается без имени и отчества, появляется в нижнем слое последней главы под именем Петр Петрович и получает имя Семен Семенович лишь в верхнем слое той же главы как альтернативное Петру Петровичу, поскольку Петром Петровичем в главе III назван Петух. Данное изменение имени и отчества Хлобуева есть еще одно свидетельство в пользу более раннего происхождения рукописи, во всяком случае – в ее нижнем слое.
Существенно менялось в ходе работы над вторым томом имя и отчество, а также служебное положение Леницына. В главе I (в нижнем и в верхнем слоях) он был упомянут как Федор Федорович Леницын, «начальник того отделенья, в котором <…> числился» Тентетников[395]; в главе IV (в нижнем и в верхнем слоях) – как помещик, захвативший пустошь Платонова, которому Чичиков наносил визит, испортив притом себе платье. В главе заключительной (последней) в нижнем слое он предстает как губернатор Алексей Иванович Леницын, а в верхнем слое – как Федор Федорович Леницын[396].
Менялось и написание фамилии Кошкарев, которая в нижнем слое рукописи везде писалась через «о», а в верхнем слое главы III дважды была написана через «а» (Кашкарев).
По-разному писались также имя Селифан (Селиван[397]) и кличка собаки Платонова Ярб (Ярбь[398]). Платонов в верхнем слое главы IV однажды был назван Михайловым[399].
Имя эпизодического персонажа Вишнепокромова, появляющегося в главах I, II и заключительной второго тома, было, скорее всего, навеяно Гоголю обозначением окраса голубей, которое он занес в записную книжку 1841–1844 годов: «Вишнепокромой – с каймой на крыльях вишнев<ого> цвета»[400].
Версию о том, что фамилия Муразов может быть расшифрована как анаграмма говорящего имени Разумов, предложил немецкий исследователь Р.‐Д. Кайль[401].
Списки второго тома
Сложная ситуация, которая сложилась вокруг издания готовившихся еще при жизни Гоголя четырех томов его сочинений и задуманного в качестве дополнительного пятого тома, где и предполагалось опубликовать главы «Мертвых душ» и «Авторскую исповедь»[402], в результате привела к тому, что подготовленный в конце ноября 1852 года текст новонайденных пяти глав «Мертвых душ» смог появиться лишь два с половиной года спустя, а именно в 1855 году. В этот период было создано и начало циркулировать большое количество списков глав второго тома, которые тем самым сделались известными читателю еще до их публикации.
Многие, конечно, помнят, – писал анонимный автор фельетона «Из текущей жизни», – как еще задолго до издания, вскоре после смерти Гоголя, пошли по рукам списки этого II тома; как усердно и благоговейно их тогда переписывали, как бились над вкравшимися явными описками, исправляя их по собственным догадкам. И у меня, пишущего эти строки, до сих пор цела написанная второпях и разными почерками тетрадь, заключающая три первых главы, в том самом виде и с теми же пропусками, с какими они появились потом в печати[403].
О том, насколько распространенным стало в эти годы переписывание глав второго тома, писал в романе «Что делать?» и Н. Г. Чернышевский:
Но пока итальянской оперы для всего города нет, можно лишь некоторым, особенно усердным меломанам пробавляться кое-какими концертами, и пока вторая часть «Мертвых душ» не была напечатана для всей публики, только немногие, особенно усердные любители Гоголя изготовляли, не жалея труда, каждый для себя рукописные экземпляры ее[404].
А молодой П. А. Кулиш без малого год спустя после смерти Гоголя спрашивал Н. Д. Белозерского, черниговского помещика, а когда-то товарища Гоголя по нежинской гимназии (ср. с. 33 наст. изд.):
Говорят (не знаю, правда ли только), что сохранился весь третий том «Мертвых душ», не подвергнувшийся обработке полусумасшедшего поэта, но зато только набросанный им, как пришло на первый раз в голову. Если этому правда, то я надеюсь иметь копию (письмо от 12 января 1853 г.)[405].
Первая рукописная копия со списка С. П. Шевырева, который «собственноручно переписал найденные им отрывки поэмы, связал их замечаниями о содержании утраченных страниц и глав»[406], была, как мы помним, сделана для великого князя Константина Николаевича, желавшего способствовать публикации неизданных текстов Гоголя. Как писал сам Шевырев в письме к П. А. Плетневу от 6 января 1853 года,
у меня готовы рукописи Гоголя к изданию, как Вам известно из моего отзыва Академии. Но я до сих пор не могу получить разрешение к изданию и не знаю, будет ли? Надежда моя на в<еликого> князя Константина Николаевича, который пожелал иметь их[407].
После того как во второй половине ноября 1852 года Шевырев отсылает последние главы в канцелярию великого князя, распространение текста «Мертвых душ» идет двумя основными путями. С одной стороны, в виде списков, сделанных с первого «петербургского» списка, оказавшегося в ведении великого князя. По словам С. П. Шевырева в письме М. П. Погодину,
всему Петербургу и всей Москве уже известно, что рукописи уже пошли по рукам из кабинета великого князя Константина Николаевича