Ватрушка для Тимохи - Яна Тарьянова

– Завтра утром сменишься и напишешь заявление на отпуск. Отгуляешь не меньше пятнадцати суток. После Сретения придешь, я на тебя гляну, и решу, отправить еще или хватит. Ты отпуск-то брал, когда у Деметриуша служил?

– Да. Мы с Шольтом два раза Йошу на море возили. И один раз на лесную базу.

– Ясно, – кивнул Светозар. – Свободен.

Выйдя из кабинета, Мохито вспомнил слова Деметриуша: «Светозар на вид, вроде бы, мужик простой. А на самом деле через три стены видит. Не пытайся ему врать, лучше поговори, если будет какая-то проблема». Обсуждать со Светозаром личную жизнь он, конечно же, не собирался, но удивился, что волк не отправил его на гауптвахту после драки из-за карасей, а теперь, когда он стал вести себя, как примерный офицер, выгоняет в отпуск.

Ночь прошла без чрезвычайных происшествий. Утром Мохито написал заявление, честно сказал бухгалтеру, что отпускные ему срочно не нужны, можно и потом, и отправился домой – немножко поспать и продумать план ухаживаний.

Конечно же, крепко заснуть не получилось. Мохито плыл по волнам дремы, вылавливая голоса и интересные звуки – стукнула дверь подъезда, Вартуша спросила у Тиши:

– Куда ты? Иди сюда, дай руку, мы за молоком идем.

В ответ раздался плеск воды – что-то мелкое упало в ванну с уточками – и порция быстрого лепета, с преобладанием слова «няка». Тиша начал говорить, пока неразборчиво, присваивая вещам и оборотням короткие имена.

– Няка, – согласилась Вартуша. – Пойдем. Нам творога надо купить для ватрушек.

На дорожке они поздоровались с Живомиром. Волк дошел до детской площадки, крикнул:

– Заря! К командиру.

Зорьян хлопнул дверью довольно быстро – видимо, еще не ложился. Наступила тишина, нарушаемая далеким звуком прогревающегося мотора. Мохито успешно подавил желание побежать вслед за Вартушей – нельзя докучать, надо выдержать паузу – и провалился в кратковременное забытье. Звуком, вернувшим его в реальность, был грохот – Зорьян хозяйствовал на кухне. В звяканье металла и плеск воды вплелся телефонный звонок.

– Да. Нормально. Свеклу поставил варить, винегрет хочу приготовить. Нет, не ложился и не буду. Светозар вызвал, здорово взбодрил.

Мохито оторвал голову от подушки.

– Новый график на Сретение, двое уходят в отпуск. Меня переводят к Гвидону. Снайпером поддержки. Пока на замену.

Зорьян не говорил, но Мохито знал, что случилось незадолго до переподготовки и перевода в новый отряд. Деметриуш упомянул это без упрека, повторяя чьи-то слова о разбазаривании кадров – хороших снайперов не хватает, но упрямца не заставишь, уперся и желает бегать по гаражам с автоматом.

– Меня больше удивляет, что он еще на Зажинки этого не сделал. Что? Вероника, хочу или не хочу, тут не прокатит. Государство вложило в мое обучение приличные деньги, я выполнял свою работу получше многих. Странно было ожидать, что меня оставят в покое и позволят бегать с автоматом. Нет, Вероника, ты не будешь ничего улаживать. Слышишь? Замечательно. А ты поняла, что я сказал, или просто слышишь? Поверю.

В окно проник запах горячей свеклы. Мохито с трудом удержался от чиха.

– Перестань, нормально все. Я Светозара понимаю: раз поставит на замену, два поставит на замену, а потом, когда я привыкну, к какому-то подразделению прикрепит. Отпусков у народа много накопилось, перед переподготовкой почти никто не отгуливал, а при переводе все сохранилось с соблюдением сроков. Осенью часть поредеет, как после прополки. Придется мне метаться от подразделения к подразделению.

«Да, – подумал Мохито. – Это меня Светозар насильно выпихнул. А остальные после Сретения за отпуск драться начнут».

– Давай. Буду ждать тебя и купол. Да, Вероника, я тебя тоже люблю. И обнимаю, и целую. Нет, мне не трудно сказать это вслух. Хочешь, я пойду и сообщу об этом Светозару? Тогда просто целую. И жду.

Снова задремать не удалось – тренькнул телефон. Шольт прислал три сообщения.

«Море теплое кукуруза».

«Горячая с солью очень вкусно тут домик свободен хочешь».

«Приезжай на три дня или дольше йоша зовет».

Мохито сел и написал ответ: «Занят на службе, передавай всем привет, хорошего отдыха». Валяться на пляже вместе со счастливым семейством в его планы не входило – или рядом с Вартушей, или куда-нибудь в глушь, где вообще никого не будет.

Он выглянул из-за занавески – детская площадка пустовала – прислушался, разбирая мешанину далеких голосов. Вартуша с кем-то говорила. Не спорила, не нервничала, что-то обсуждала. Потом засмеялась.

Всколыхнувшаяся ревность заставила одеться и спуститься вниз. Вартуша стояла возле огороженных щитами «Сидящих», беседовала с бухгалтером о ватрушках. Тиша размахивал вертушкой на палке, вызывая в памяти «Уголок позора» и плакат про драчунов. Увидев Мохито, он оживился, показал вертушку и сказал:

– Ляпа.

– Иди, похвастайся, – потрепала его по макушке Вартуша. – Я тебя догоню.

И снова как в водоворот затянуло: как будто он пришел с дежурства в их общую квартиру, лег спать, а Вартуша с Тишей ушли в магазин, и его подняло беспокойство – где они, надо встретить… ой, ты ему вертушку купила?

– Мама вертушку купила? – спросил Мохито, подхватывая Тишу на руки.

– Да, – важно ответил тот. – Ляпа.

– Выпросил, – сообщила Вартуша, попрощавшаяся с бухгалтером. – Он до этого ничего не просил, а сегодня увидел витрину в киоске с мороженым, и как завизжит. У меня уши заложило, пока рассчитывалась. Надо будет учиться отказывать. Он же может захотеть что угодно. Ладно, если игрушки. А вдруг живого индюка с ярмарки? Что я тогда буду делать?

– Там были индюки?

– Да! – Вартуша заулыбалась. – Очень ленивые и толстые. Они спали в отдельной клетке. Ты их просто не заметил.

Иллюзии вскружили голову. Мохито потянулся и поцеловал Вартушу без всякого кино – трогая губами ямочку на щеке, дурея от сладкого запаха.

Ответ ошеломил: вместо резкого движения или окрика Вартуша потерлась носом о его скулу, не брезгуя прикасаться к шрамам, выдохнула:

– Ты твердый. И колючий. Как ежик.

Тиша напомнил о себе, ткнув в него вертушкой. Мохито, действуя как в тумане, спустил мелкого на асфальт, забрал у Вартуши пакет с покупками, и повел в квартиру, держа за руку. Мир менялся. Сослуживцы и техника превратились в блеклые картонные декорации – рядом была его медведица, согласная принимать ласку.

Он пришел в себя на диване в бежевой гостиной. Вартуша, придавленная его весом, слабо стонала – непонятно, от боли или от удовольствия. Часть вещей валялась на полу, при этом Мохито совершенно не помнил ни как раздевал, ни как раздевался. Раскаяться в содеянном он не успел – взгляд на Вартушу вызвал новую волну возбуждения. У его медведицы потемнели натертые щетиной губы, а шея и подбородок были щедро заляпаны семенем, родинку на ключице тоже прикрыло. Накопилось.

Тело требовало: «Повтори». Разум вопил: «Извиняйся. Уходи. Уходи, пока ты ее не изнасиловал».

Мохито с трудом проговорил:

– Прости. Я знаю, что так нельзя.

Он подобрал с пола майку