Заложники времени - Ян Мортимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На северной стороне улицы, где когда-то был постоялый двор «Медведь», я заметил расписную доску, свисавшую с металлической перекладины. Я видел много таких досок на улице, ведущей к южным воротам, но эта меня особенно поразила. На ней был нарисован медведь!
Я и представить себе не мог, что столь нематериальная вещь переживет века! Я видел, как целые города меняли свои названия – так Мортон превратился в Мортонхэмпстед. Но в целом люди, возвращаясь обратно, спустя много лет, могли увидеть прежние названия. Традиция, как столетний плющ, медленно прокладывает себе путь по извилистым тропинкам наших разговоров и закрепляется на таких словах, твердо удерживая их на месте. Можно было подумать, что это частная собственность, уцелевшая, несмотря на завистливые взгляды и чужие руки. Но все городские дома моего времени уже исчезли. Они погибли в пожарах, их разграбили, время не пожалело их. А самые обычные вещи – названия и дороги – сохранились в веках.
Солнце, отразившееся от квадратных окон фасада «Медведя», ослепило меня. Где-то прозвонил большой колокол. И прежде чем он отбил двенадцатый раз, по всему городу зазвонили другие колокола. Я закрыл глаза и попытался вспомнить, как этот постоялый двор выглядел в мои времена. Я помнил арку и проход во внутренний двор. На дворе находились конюшни, большой зал – слева, а справа часовня: постоялый двор принадлежал аббатству Тэвисток. В середине зала был устроен большой очаг, а наверх вела лестница: в солнечных комнатах часто останавливались богатые гости. Те, кто платил немного, спали на соломенных матрасах прямо в зале, иногда поставив кружку эля рядом с поленом, служившим подушкой. Обычно в зале горели две свечи – два золотых пятна в полном мраке. Света они давали так мало, что пойти облегчиться к стоявшему в углу ведру было нелегко. Иногда слышались звуки плотской любви – местные шлюхи знали свое дело. А утром, когда все поднимались, слышались крики тех, кто отправлялся в путь, требовавших эля на завтрак. Нужно было найти хозяина в кожаном фартуке, заплатить ему серебряные пенни, вытребовать оставленное ему оружие и крикнуть мальчишек на конюшне, чтобы привели лошадь.
Раздался крик кучера, и мимо меня проехал крытый экипаж. В окошке я увидел мужчину в высокой шляпе. Дорога явно ему наскучила. Через мгновение экипаж пронесся мимо, направляясь к южным воротам. Кучер усердно нахлестывал длинным кнутом двух черных лошадей, упряжь дребезжала. Я проводил экипаж взглядом, дивясь тому, что в этом времени стеклянные окна появились не только в домах, но и в экипажах. Неудивительно, что люди, способные позволить себе путешествие в подобной роскоши, считают поездки делом скучным.
Я вошел на постоялый двор и сразу же увидел несколько небольших комнаток с низкими балками. В каждой расположилась своя компания. В первой сидели двое мужчин в длинных туниках. Меня поразили их белые, зачесанные назад волосы. Тот, что сидел спиной к окну, опершись на стол, помешивал дымящийся темный напиток какого-то странного цвета. Спутник его держал в руке большой лист белого материала, напоминающего пергамент, и рассказывал о гибели военного корабля близ Нормандских островов. «Победа» затонула со всем экипажем. Более девятисот человек погибло или пропало в море. Англия потеряла сотню пушек. Постройка корабля стоила более тридцати восьми тысяч фунтов – так сказал этот человек, явно читая об этом с большого листа пергамента. Мне хотелось остаться и послушать, но тот, кто помешивал странный напиток, весьма недружелюбно на меня покосился. И я двинулся дальше, не в силах забыть о корабле, способном вместить почти тысячу человек и стоившем больше, чем годовой заработок шести тысяч таких каменщиков, как я. Представляете, что можно было бы построить даже за четверть этой суммы! Соборами новой эпохи стали корабли.
В другой комнатке стоял небольшой столик, за которым сидел жизнерадостный молодой человек с девушкой. Я увидел, как служанка застелила стол белой скатертью, поставила две блестящие тарелки и блюдо с хлебом, маслом и сыром, а потом принесла красиво украшенный мясной пирог. В третьей в кресле развалился молодой человек в белых шелковых штанах и серебристого цвета камзоле. Судя по всему, он уже отобедал, на столе стояли тарелки с недоеденными блюдами. Рядом с ним сидели две пышногрудые женщины с очень красными от пудры щеками. Среди тарелок стояли темные выпуклые бутылки. Молодой человек наливал из одной вина – впрочем, он уже был сильно пьян, и большая часть вина пролилась на скатерть. Женщины так и покатились со смеху. Под их туго зашнурованными корсетами не было рубашек, и молодой человек мог любоваться их пышной грудью. Я заметил у него тонкий меч, хотя его хозяин не был похож на человека, умеющего с ним обращаться – даже в трезвом состоянии.
Я пересек переулок, который вел от улочки слева от меня на двор справа. За дверью велись оживленные разговоры. Открыв дверь, я оказался в просторном зале с большими окнами по обе стороны. Стены были обшиты деревянными панелями. В зале стояло около двадцати столов. Слева в стену были вбиты крючки, и на них висели шесть-семь треугольных шляп. За одним столом сидели мужчины с серебристыми волосами и что-то оживленно обсуждали. Перед ними стояли стеклянные кубки с вином. У двоих во рту я заметил белые палочки. Палочки заканчивались небольшими чашечками, из которых поднимался дым. Я сделал глубокий вдох и уловил запах какой-то травы. Судя по всему, никто не испытывал никакого неудобства от того, что трава горела буквально у них под носом.
– Тебе что-нибудь принести, золотко?
Я повернулся и увидел женщину в белом фартуке и чепце. В руках она держала груду металлических тарелок.
– Нет, мне нужно встретиться здесь кое с кем.
– Что ж, ладно, – ответила она, направляясь на кухню. – Когда что-то понадобится, зови.
Я прошел через зал. В дальнем правом углу за столом сидели четыре женщины. Они пили какую-то бесцветную жидкость и громко хохотали. В дальнем левом за столом устроился мужчина с книгой. На носу у него была рамка с круглыми стеклышками, которая напомнила мне каноника-прецентора, только на сей раз у рамки имелись дужки, которые зацеплялись за уши. Женщина, сидевшая рядом с ним, маленькими глотками пила что-то из стакана и наблюдала за окружающими. Между этими двумя столами перед большим красивым каменным камином, где пылала целая поленница, стоял стол, за которым сидели четверо. Я решил, что люди эти пользуются уважением, потому что им позволили занять лучшее место перед огнем. Справа сидела женщина лет тридцати в малиновой накидке и треугольной шляпе. У нее были длинные черные волосы и белые перчатки. Поверх перчаток я заметил четыре золотых кольца, по два на каждой руке, с разноцветными камнями. Спутники ее были разного возраста: молодой человек с серебристыми волосами и впалыми щеками, мужчина постарше с темными волосами и брюхом, которое буквально вываливалось из камзола, и голубоглазый веснушчатый рыжий парень лет двадцати. Мужчины друг с другом не разговаривали, но по очереди кидали на стол небольшие листочки пергамента с красными и черными знаками. Неожиданно они расхохотались, а человек с худым лицом стал торжествующе размахивать в воздухе одним таким листочком. Серебряные монеты, лежавшие на столе, подвинули к нему. Я повернулся и направился к двери.