Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Артур Мерлин

седые волосы и седые баки, в то время, как хозяин расставлял на нашем столике посуду. Из открытой двери кухни доносилась музыка. Наверное, это было просто радио.

— Вот еще что хорошо в этом ресторане, — сказала Эстелла, прислушиваясь. — Здесь играют не всякую современную ерунду. Послушай, какая красивая музыка.

Я уловил мелодию, которую исполнял оркестр. Это был сюрприз, но я понимал, что это случайность. Простое совпадение.

— А ты знаешь, что это за музыка? — спросил я женщину.

— Нет, — улыбнулась она. — Я училась музыке, когда была еще девочка, но теперь все позабыла. Но это очень красивая музыка, да?

— Да, — сказал я. — Это первый концерт Чайковского… Для фортепиано с оркестром…

Радио играло громко, на полную мощность. Звуки скрипок разносились далеко вокруг, они пели, они стонали, они проживали вместе с композитором свою трагическую судьбу.

Первый концерт для фортепиано с оркестром… Он гремел над предгорьями Пиренейских гор, он сотрясал темноту южной ночи, он волновал и ласкал одновременно.

Как часто эта музыка Петра Ильича звучала в залах с мраморными колоннами, в холодных и блестящих интерьерах дворцов. На зеленых площадках американских университетов, где ее исполняют студенческие оркестры…

Она звучит в Париже и в Туркестане, среди песков. И в Синайской пустыне, где ее исполняют эмигрировавшие из России евреи-музыканты.

— Ты знаешь эту музыку? — спросила Эстелла.

— Да, когда я был маленьким, моя мама часто водила меня в филармонию, — ответил я. — Она у нас в Петербурге очень красивая. Белый зал с белыми колоннами и кресла с красной обивкой. Так было всегда.

В дверях стоят старушки-билетерши. Они всегда аккуратные, и обязательно с подсиненными седыми букольками. Летят года, минуют эпохи, а старушки всегда такие же. Все может измениться везде, а в нашей стране — в особенности. Но ты точно знаешь, что стоит тебе прийти в филармонию — уж что-что, а старушки в букольках будут на месте. Наверное, они умирают и меняются, но традиции остаются…

— И это твоя любимая музыка? — поинтересовалась женщина.

— Я посвящаю ее тебе, — сказал я. — Хоть и не я ее написал, но все мы с композитором соотечественники, так что он в этом случае должен меня извинить.

— Спасибо, — ответила совершенно серьезно Эстелла. — Когда ты уедешь, я куплю пластинку с этой музыкой и буду иногда ставить ее. И вспоминать тебя.

— Как тот генерал в стихотворении, которое я тебе читал? — улыбнулся я.

— Ну, да, совсем как генерал, — грустно ответила она.

Кроме нас посетителей было еще пятеро. Они все сидели за столиком в другом конце ресторана. Это были туристы из какой-то северной страны. Говорили они на каком-то языке, похожем на немецкий. Голландский или норвежский — кто его знает…

Парни были здоровенными битюгами, про которых говорят, что на таких можно пахать. Отъелись на хороших западных продуктах… Девицы, которые были с ними — краснощекие, кровь с молоком. Телки, как из племенного совхоза. Глупые глаза, жующие рты, громкие голоса…

Вообще, чем больше ездишь по Европе, тем меньше понимаешь стенания наших политиков. Они кричат с ужасом: «Нас могут не принять в Совет Европы…» или: «От нас отвернулась Европа…» Глядя на этих племенных бычков и телок с идиотскими выкриками и бессмысленным хохотом, начинаешь думать, что может быть ничего и нет страшного в том, чтобы не присоединиться к таким, и остаться самими собой…

Ну не возьмут меня в компанию развязных и невоспитанных детей маразмирующей цивилизации. Подумаешь, велика честь была… «От нас отвернется Европа»! Ха, испугали. Этот что ли, с тупыми глазами, вытирающий жирные руки о штаны, от меня отвернется? Да пусть отворачивается на здоровье. Наши-то хоть на людях себя вести умеют…

Хозяин принес бутылку вина, закуску.

— За нас, — сказал я, наполняя бокалы. — За нашу короткую встречу.

— Не короткую, — возразила Эстелла, хмурясь. — Мне не нравится так говорить… За нашу недолгую любовь — так лучше, правда?

— Правда, — согласился я. — За нашу недолгую любовь. И завтра твой муж заберет тебя у меня и увезет отсюда. Так что за недолгое блаженство!

Мы выпили вина. Оно было терпким и ароматным.

— Это южное вино, — сказала Эстелла. — Я специально заказала такое. Здешнее, северное, мне кажется немного водянистым.

— Может быть, — сказал я, но развивать тему не стал. После наших «Эрети» и «Вазисубани» никакие испанские вина не кажутся слишком водянистыми…

— Почему ты такой грустный? — спросила Эстелла, заглядывая мне в глаза.

— Позволь вернуть тебе твой вопрос, — ответил я. — А ты отчего?

— Наверное, мы чувствуем с тобой одно и то же, — печально сказала Эстелла и голос ее задрожал. — Как это глупо и странно — встретить человека… И он тебе понравился. Но ты замужем, у тебя проблемы… А он скоро уедет в Россию…

— Знаешь, — сказал я. — Ты могла бы приехать ко мне в гости. Это несложно. Хочешь?

«А почему бы и нет? — подумал я. — Я — мужчина холостой, квартира у меня есть… Пусть она приедет ко мне».

— Это невозможно, — сказала Эстелла. — Я слишком виновата перед мужем. Еще одного предательства он мне не простит.

— Почему мы не встретились с тобой раньше, — сказал я в сердцах. — Еще до этой ужасной истории с террористами…

— Если бы мы встретились до истории, — улыбнулась Эстелла. — Я бы вообще не пошла на близость с тобой. Потому что прежде я такого себе представить не могла.

— Но я бы тебе понравился, — сказал я. — Ведь я был бы такой же как и сейчас.

— Какая разница? — возразила женщина. — Я просто заставила бы себя отказаться от знакомства, которое меня соблазняет. И все.

— Ну что же, значит такова наша с тобой судьба, — подвел я невеселый итог.

— Я приехала бы к тебе, — сказала Эстелла вдруг серьезно. — Но сейчас не могу. Симон умрет от горя… Сколько можно предавать хорошего благородного человека…

Мы выпили еще по бокалу вина. Музыка играла негромко и нисколько не мешала. Компания шведов или датчан встала, расплатилась и шумно пошла к выходу.

— Сейчас мы вообще останемся одни, — сказал я Эстелле, но не тут-то было.

— Боже, как мы наказаны, — пробормотал я сквозь зубы…

Не успели нидерландцы выйти, как в проходе среди зеленой изгороди показалась новая компания…

Впереди шел Гера, неся в руках пакет, сквозь который явственно проглядывали бутылки. Сзади шла вся честная компания — Витя, его кудлатая жена и мальчик с глазами убийцы…

— Это конец, — сказал я Эстелле. — Придется уходить.

— Это твои знакомые? — спросила она, оглядывая вошедших.

— Не знаю, как и сказать, — ответил я. — Знаю только, что если мы не уйдем, сейчас они точно станут знакомыми. И не только