Между адом и раем - Тед Белл

Мужчины подошли к дереву. Под ним стояло несколько деревянных стульев, и они устроились в тени.

— Конечно, — сказал Конгрив тихо, — должно быть, вы допрашивали Алекса?

— О нет. Официально я не был следователем по этому делу. Просто мне был симпатичен этот ребенок. Я постоянно приносил ему в больницу какие-нибудь игрушки, — ответил Уизерспун, — и много времени проводил у его койки. Бедняга Алекс сначала даже говорить не мог. Только когда его дед приехал, он начал понемногу приходить в себя.

— И даже тогда он ничего не вспомнил об этом убийстве?

— Нет. Правда, когда я его увидел впервые, он все время повторял какие-то странные слова: три раза, три раза, три раза… Он не мог объяснить, что они означали, но мне кажется, я догадываюсь об их значении.

— И что же, по-вашему, это были за слова, Стаббс? — спросил Конгрив, наклонившись вперед.

— Я думаю, это условный знак, сигнал. Видите ли, Алекс заперся в рундуке. А ключ от этого рундука нашли в его кулаке.

— Значит, это его отец, услышав чьи-то голоса на палубе, спрятал Алекса в рундуке, дал ему ключ и велел запереться изнутри, — предположил Росс.

— И велел, чтобы никому не открывал, пока не услышит три удара в дверцу, — заключил Конгрив.

— Так мне все и представлялось, — сказал Уизерспун. — Его отец умер, заслонив собой дверь рундука. Чтобы никто не пробрался к его сыну.

— Как вы догадались об этом? — спросил Росс.

— Если вы внимательно посмотрите на фотографии, то увидите два отверстия с обеих сторон переборки. Они пробиты лезвиями кинжалов, которыми были пронзены руки жертвы. Его распяли. Как я говорил, фотографии рассказывают о человеке, который несет ответственность за убийство.

— Вы имеете в виду способ убийства? — спросил Конгрив.

— Да. Видите, горло разрезано, сквозь разрез вынут наружу язык жертвы.

— Знаменитый «колумбийский галстук», — сказал Росс. Уизерспун кивнул.

— С семидесятых и до середины восьмидесятых здесь было настоящее царство террора, — сказал Уизерспун. — На острове царили антианглийские настроения. Потом антиамериканские. Расцвет эры наркотерроризма. Эти острова были облюбованы наркоторговцами и наемными убийцами. Большинство — подданные некоего Доктора, безжалостного короля колумбийской наркомафии.

— А как же тот человек, что несет ответственность за убийство родителей Алекса? — настаивал Конгрив.

— Кто бы ни был убийцей родителей Алекса, это люди Доктора — Пабло Эскобара.

— Эскобар уже давно мертв, шеф, — пояснил Росс Конгриву. — Его выследили и убили в Меделлине в 1989 году участники колумбийского спецподразделения. В этом были замешаны и американцы — отряд «Дельта».

— Значит, убийцы из Колумбии? — спросил Конгрив.

— Нет, — ответил Уизерспун, — думаю, они кубинцы.

— Почему? — поинтересовался Росс.

— Три кубинских парня решили поразвлечься. Скорее всего, это произошло на Экзумах. В последний раз яхту видели в маленькой бухте Стэниел-Кей.

Сазерленд и Конгрив посмотрели друг на друга, но промолчали.

— Но убийство было исполнено чисто по-колумбийски. Чтобы разобраться, я сам ездил в Стэниел-Кей, по подсказке одного моего друга, молодого полицейского Баюна. Он сказал, что знает трех кубинских ребят — братьев, которые выполняют случайную работу на Экзумах. Они работали барменами, рыбачили, все такое.

— Да, продолжайте, пожалуйста, — возбужденно сказал Конгрив.

— Они привлекли внимание Баюна, как он мне сказал, потому что носили очень дорогие ювелирные украшения. Колумбийские украшения. Он заподозрил, что это были члены наркомафии, и начал за ними присматривать.

— Значит, три кубинца на службе Эскобара устроили это? — заключил Росс. — Звучит вполне правдоподобно.

— Так подумали и мы с Баюном и стали искать следы преступления. В то время технология была совсем примитивной. Мы нашли отпечатки ступней, отличные от подошв жертв. Согласно отпечаткам, убийц было трое. И эти трое кубинцев исчезли как раз той ночью. Никто их больше не видел.

— И что было дальше? — спросил Конгрив, подавшись вперед и потерев ладони. От возбуждения он даже забыл о тропической жаре.

— Никто не стал прислушиваться к моим словам. Я ведь был новичком, мне мало кто доверял. К тому же дел в то время было на несколько лет вперед. Поэтому я продолжил расследование самостоятельно. Среди знакомых моего отца был начальник местного отделения ЦРУ. Его звали Бенджамин Хилл. Все это я рассказал ему. ЦРУ взяло меделлинский картель под наблюдение. Но, конечно же, Бен ничем не мог мне помочь, ведь официально американцев в Колумбии не было. Поэтому я уперся в каменную стену.

— Что вы сделали потом?

— Я просто снял со счета все свои сбережения, еще занял денег у отца и поехал в Колумбию. Внешность трех братьев Баюн мне описал подробно. Более того, я получил ордер на их арест. Приехав в Меделлин, начал опрашивать население. Все только улыбались и отрицательно качали головами. Наконец я встретился с начальником полиции Меделлина, показал ему следственные материалы, описал приметы подозреваемых.

— Извините, перебью, — сказал Конгрив восхищенно. — Сейчас вы можете описать нам их приметы?

— Конечно, у меня даже есть наброски. В любом случае, я ни черта не добился от этого начальника. Он, как и все, был в кармане у Эскобара.

— Можно посмотреть эти наброски? — попросил Конгрив.

— Пожалуйста, — сказал Уизерспун, доставая из папки потрепанные листы бумаги.

— И на этом все закончилось? — спросил Конгрив, изучая грубые карикатуры.

— Не совсем, — ответил Уизерспун. Он встал с кресла и посмотрел на залитые солнцем ветви калузы. Пустой рукав его рубашки колыхал ветер.

— В последний вечер, после того, как я встретился с начальником полиции, начиненный ста килограммами тротила автомобиль взорвался прямо у отеля, в котором я остановился. Весь фронтон здания вывалился наружу, шесть человек при этом погибло. Среди них — молодая мать с двумя младенцами. Она как раз входила в отель, когда произошел взрыв. А я потерял правую руку.

— Вашей вины в этом не было, мистер Уизерспун, — утешил Конгрив старика, положив руку на его костлявое плечо.

— Не было ли? — сказал в ответ Уизерспун.

Хок заглушил двигатель мотоцикла и неохотно слез с него. Он любил заводить свой старый «Нортон Коммандо» и рад был любому поводу. Вчера днем, когда он уехал от Вики, у него был всего час, чтобы рассмотреть свое новое жилище. Попав в чудесную спальню в небесно-голубых тонах, он лишь успел позвонить в Нью-Йорк художнице по интерьеру Ли Кони, поблагодарить ее за прекрасную работу, потом прыгнул под душ, надел смокинг, сел на свой «Нортон» и помчался в джорджтаунский клуб.