Повелители стихий. Книга 4. Наступление бури - Рэйчел Кейн

Только вот справлюсь ли я с ним? Родригес продолжал бежать рядом со мной без малейшего напряжения, и сам непринужденный автоматизм его движений указывал на высокую степень тренированности. Скорее всего, он меня запросто вобьет по уши в землю и не вспотеет.

Родригес на бегу бросил на меня уничтожающий взгляд, и я честно ответила на свой вопрос — «нет». Мне с ним не справиться, во всяком случае, не прибегая к способностям Хранителя, а с этим у меня нынче тоже худо. Их явно недостаточно, и уж тем более недостаточно для того, чтобы растрачивать по такому поводу.

— Чего ты копам не позвонила? — спросил он. — После той истории на телестудии.

— Ты имеешь в виду твое несанкционированное нападение?

Он, похоже, смутился. И буркнул:

— Ты меня разозлила.

— Не парься, ты не первый малый, который применял ко мне физическое воздействие. — При этих словах я усмехнулась, хотя юмором тут и не пахло. — Твой партнер занимался этим задолго до тебя.

— Все, что я хочу, — это узнать правду.

— Ничего подобного. Ты хочешь узнать, что твой драгоценный Квинн погиб как герой, и тут я тебе, приятель, ничем помочь не могу.

Он промолчал. Мы бежали, ветер трепал мои собранные в хвост волосы, прибой набегал и откатывался, словно в такт бьющемуся сердцу мира. Я начинала потеть: пот выступал на спине и между грудей, затекая под лифчик. Ахиллесовы сухожилия уже отчаянно ныли, вот что значит расслабиться. Я велела им заткнуться и поднажала сильнее. На побережье, словно толстое влажное одеяло, опустилась ночь, духоту которой несколько умерял продолжавший дуть с моря бриз. Согласно моему внутреннему будильнику, оговоренные тридцать минут уже прошли. Льюиса видно не было, но, судя по голосу, у него там тоже проблемы, так что он может и опоздать. В крайнем случае позвонит.

Если он, конечно, в сознании. И если ему не приходится сражаться за свою жизнь.

— Что тебе сделал Квинн? — спросил Родригес.

У меня вырвался резкий вздох.

— Я уже говорила.

— Ты назвала его насильником и убийцей.

— Опять ты за свое.

— Ты ведь жива. Так что жертвой убийства явно не стала.

Ответа на это не требовалось, и я продолжала бежать молча, пока Родригес вдруг не схватил меня за запястье и резко дернул. Я рухнула на песок. Рядом шумел и плескался, обдавая нас колючими брызгами, прибой.

Выражение его лица мне было не разглядеть. Я поднялась в эфир, для чего мне, кажется, пришлось преодолеть всю тяжесть мира, откуда увидела его в виде расплывчатого оранжевого пятна. У меня нынче не было возможности вникнуть в его чувства, каковы бы они ни были, но даже в свои лучшие времена мне редко доводилось видеть ауру обычного человека, характеризующую его в определенном смысле столь четко и однозначно. Насколько я могла доверять своему восприятию, детектив Родригес, возможно и являвшийся в других отношениях далеко не ангелом, не был убийцей и не имел склонности отворачиваться от правды.

— Тебе досталось от Тома, — сказал он.

— Еще как.

— А доказательства есть?

— Откуда?

— Так почему я должен тебе верить?

Я всмотрелась в него сквозь тьму.

— Да потому, что ты уже знаешь что-то, во что тебе не хочется верить. Правда? Ты знаешь, что он не был тем чудесным парнем, каким казался тебе все эти годы. Ты, кажется, говорил, детектив, что тебе от меня нужна только правда. Ладно, будет тебе правда. Я тебе ее выложу, здесь и сейчас. Получай и проваливай. Ты готов выслушать?

— Я для того сюда и явился, — ответил он. — Слушаю.

И я ему рассказала. Без Ма’ат и джиннов, конечно, что усложняло дело, но костяк событий изложила верно. Я прибыла в Лас-Вегас, чтобы помочь другу, нарвалась на Квинна, и он устроил мне сущий кошмар. И пытался не дать мне открыть правду.

Когда я закончила, Родригес склонил голову, посидел, уставив немигающий взгляд во тьму, и спросил:

— Он действительно мертв?

— Да. Я была там и видела все своими глазами. Но тебе никогда не удастся привлечь никого за это к суду, а если ты будешь продолжать свои попытки, то только навредишь тем людям, которым пытаешься помочь. Я ничего не знаю про жену Квинна, но если она хороший человек, ей вряд ли будет легче жить, когда она узнает, что ее муж таким не был. Пусть все остается, как есть.

— Я могу привлечь тебя за соучастие в убийстве офицера полиции, — промолвил Родригес бесстрастным, лишенным какой-либо окраски голосом.

— Это ты только говоришь, детектив. Я такой перспективы на горизонте не вижу.

Я попятилась на шаг.

— Мне жаль, что с Квинном так вышло, правда. Поначалу он мне тоже нравился, а уж чего мне стоила вся эта история, ты даже представить себе не можешь.

Он отпустил меня, и я побежала обратно, в том направлении, откуда мы явились, по старым следам, с бьющимся сердцем убегая от воспоминаний. Постепенно физическое напряжение помогло раствориться внутреннему беспокойству, разогнало сомнения, страхи, боль. Я была здорова, я была жива и на настоящий момент владела ситуацией.

Если Родригес действительно хотел от меня именно того, о чем он говорил, то сейчас, должно быть, возвращался к своему фургону, размышляя об услышанном. Возможно, он включит ноутбук, сверит мои слова с имеющимися у него сведениями, сопоставит время, факты, чтобы проверить, нет ли у Квинна алиби. И убедится, что я говорила чистую правду. После чего отправится восвояси, оставив меня в покое, благо чего-чего, а проблем, в том числе связанных с угрозой для жизни, у меня и без него хватает.

Избавление хотя бы от одной мороки пробудило во мне осторожный оптимизм, но тут вдруг песок под моими ногами размягчился, раздался, и я провалилась вниз, исчезнув так же мгновенно, как если бы развеялась облачком дыма.

Когда шторм приближается к островам, он нарастает, перемещаясь со скоростью пятнадцати миль в час, но сейчас он уже столь огромен, что увеличение скорости мало что значит. Все, оказавшееся на его пути поглощается, способствуя его усилению. Ветровая волна, катящаяся впереди, такова, что ее мощь сглаживает океанские валы, порождая маслянистые вспучивания, уходящие, одно за другим, к самому горизонту. Медлительные уплотнения служат индикатором того, какая взрывная сила в действительности накоплена в этих тучах.

В природе не существует ничего столь же могучего, неодолимого и разумного, как ураган.

Тучи прорывает яростным ливнем. Здесь, над океаном, нет возможности измерить уровень выпадающих из плотных свинцовых облаков осадков, однако все находившееся на поверхности и поглощенное мерцающей черной завесой шторма уже никогда более не будет увидено. Сила бури такова, что убивает рыбу даже под поверхностью моря. Позади не остается никаких обломков, все оказавшееся на его пути взбивается, как в маслобойке, измельчается, переваривается и усваивается. Шторм уходит, оставив после себя приглаженное, придавленное, онемевшее от потрясения море. Но вода снисходительна, ведь она быстро залечивает свои раны.