Невеста для сердцееда - Энни Берроуз

Схватившись за дверную ручку, Генриетта снова заколебалась.

Она уверяла себя, что все ограничится единственным поцелуем. На прощание.

Зачем лишать себя этого маленького удовольствия, каким бы безнравственным, по мнению прочих, оно ни являлось.

Сделав глубокий вдох, она вздернула подбородок и шагнула через порог.

— Вы пришли, — хрипло отозвался лорд Дебен, заводя се руку за спину и запирая дверь террасы.

Она не могла четко видеть его лицо, комната была освещена одной свечой, стоящей на каминной полке. Но в его голосе она уловила нечто, от чего у нее екнуло сердце. Пыл. И облегчение? Нет, неверно. Для него, вероятно, совсем не имело значения, придет она или нет. Она всего лишь приняла желаемое за действительное.

Задернув занавески, чтобы никто не смог увидеть их снаружи, лорд Дебен заключил Генриетту в объятия, и ей тут же захотелось прижаться лбом к его груди. На мгновение показалось, что ее обнимает настоящий возлюбленный.

Когда он добавил при этом «Я рад» и чмокнул в макушку, она испытала неодолимое стремление обхватить его руками за талию и крепче обнять.

Обнять его? Да о чем она только думает? Он не обрадуется такому проявлению чувств. Он вообще не видит в этом мгновении что-то неповторимое. Ожидает от нее вовсе не демонстрации привязанности. Ему нужно нечто более изощренное, нечего и надеяться докопаться до сути.

Генриетта не могла постигнуть глубины многогранной, но озлобленной натуры этого мужчины, хотя понимала, что он не позволит ей пойти ко дну. Она не сумела бы полюбить его, если бы не заметила за оборонительной стеной цинизма проблесков чего-то настоящего, неиспорченного, чего-то, что взывало к ней.

Лишь когда Генриетта пошевелилась в его объятиях, Дебен осознал, что сжимает ее очень сильно и ей трудно дышать. Ему потребовалось приложить немало усилий, чтобы ослабить хватку. Он и не надеялся, что она осмелится прийти к нему. Долгими бессонными ночами он расхаживал по спальне, размышляя о том, что его будущее целиком зависит от этого финального броска игральных костей.

Генриетта здесь. Если все пойдет согласно его плану, то именно здесь он навсегда привяжет ее к себе.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Я не хочу, чтобы вы подумали… — начала было она, но он не дал ей договорить, прижав палец к губам.

Она пришла, и это единственное, что имеет значение. Дебену не хотелось выслушивать объяснения о причинах такого поступка.

— Ни слова больше, — произнес он. — Я уже знаю, что, пусть вы и не хотите больше появляться в моем обществе на людях, вам интересно, каков на вкус поцелуя известного распутника.

Его лицо показалось Генриетте очень жестким, а слова горькими. Они прозвучали так, будто ее приход оскорбил его. Но это совсем не так. Она не пришла бы на свидание к другому мужчине. Хотя Дебену все равно, она тем не менее хотела, чтобы он это понял. Набрав в легкие больше воздуха, она собралась запротестовать, но, прежде чем успела вымолвить хоть слово, он склонился к ней и прижался губами к ее губам.

Генриетта тут же лишилась способности рассуждать здраво. Их тела тесно прижимались друг к другу. Это было божественно. Почти. Потому что он сделал это только для того, чтобы не дать ей высказать вслух свои соображения. А она-то надеялась на большее, чем просто гнев. К тому же если это их первый и последний поцелуй…

Она всхлипнула.

— Простите меня.

Дебен оторвался от нее.

— Не очень-то находчиво с моей стороны, не так ли? На диване нам было бы гораздо удобнее.

Он не отпускал Генриетту. Теперь оказался за ее спиной и, по-прежнему поддерживая ее за талию, направлял ее к дивану.

Она испытала огромное облегчение оттого, что этот поцелуй не станет единственным, безропотно позволила ему усадить себя на диван именно так, как ему хотелось, опираясь на подушки, предусмотрительно кем-то разложенные. Он опустился рядом и обхватил ее рукой за плечи:

— Так лучше?

Нет. Она предпочла бы видеть его охваченным страстью и пылающим, а не холодным расчетливым мужчиной, который в ожидании ее размещал подушки на диване.

— Раз уж мы решили попрощаться, — продолжил он циничным протяжным голосом, который она уже успела возненавидеть, — я должен устроить все так, чтобы это событие стало для вас памятным, не так ли?

Она была бы счастлива провести еще несколько мгновений в его объятиях, когда его губы крепко прижимались к ее губам, казалось, еще секунда, и шея переломится под гнетом его страсти.

Он замкнулся в себе и обращался с ней, похоже, с таким же холодным презрением, с каким, как говорили, обходился со всеми своими женщинами.

А чего она ожидала? Своим стремлением заставить его открыть перед ней иную сторону своей натуры она сама растоптала зарождающиеся ростки дружбы между ними, не давая расцвети. Согласившись на поцелуй, она предстала перед ним в том же свете, что и все прочие дамы.

Она, не желая того, ранила его, вместо того чтобы единым фронтом противостоять слухам, распространяемым его сестрой. Согласилась уйти, позволив превратить его в главного злодея пьесы.

А он, похоже, продолжал разыгрывать представление.

— Нет, — прошептала она, содрогаясь от ужаса. — Я передумала.

— Слишком поздно, — холодно ответил он. — Мы заперты, и я не намерен отпускать вас до тех пор, пока не закончу.

— Я же уже поцеловала вас, — запротестовала Генриетта, упираясь рукой ему в грудь, когда он склонился над ней. Он схватил ее за запястье и поднял высоко, одновременно надавливая всем телом и заставляя лечь на подушки.

— Нет, — возразил он, сверкая глазами, в которых угадывалась плохо скрываемая ярость. — Это я поцеловал вас. А вы просто присутствовали при этом, слишком удивленная, чтобы хоть как-то отреагировать. Правда, сейчас, похоже, вы подумываете о том, чтобы позвать на помощь.

Генриетта действительно немного испугалась. Он выглядел таким холодным и отстраненным. Такой вид был у него, когда мисс Уэверли пыталась поймать его в свои сети. Но через эту маску просвечивали иные эмоции, столь же явные, что и жар его тела сквозь шаткий барьер ее платья и его жилета. Одна из этих эмоций — физический восторг. Находиться в столь тесном соседстве с лордом Дебеном, когда его поведение выходит за рамки приличия, оказалось самым пьянящим ощущением, которое Генриетта когда-либо испытывала.

Острее физического влечения была любовь к этому мужчине, которая подсказывала, что лорд Дебен вовсе не злодей, хотя и притворяется таковым, пытаясь немного припугнуть ее и наказать за то, что причинила ему боль, выбрав наиболее легкий путь, в то время как должна была поддержать. Он не желал бы подвергнуть ее общественному порицанию.

Если кто и вел себя омерзительно, так только она. Пришла в комнату, движимая неподобающими эгоистическими побуждениями. Даже несколько извращенными. Она понимала, что не следует испытывать восторг оттого, что Дебен вдавливает ее в диван, намереваясь наказать.