Царевичи - Эмилия Грин

по его глазам, как он боялся испортить момент, сделав что-то не так. Даже не догадывался, что я с ума по нему схожу, млею от счастья…

И пусть мы уже делали это в ту роковую ночь…

Только тогда ведомые агонией… азартом… алкоголем… Сейчас в нас говорила любовь. Желание соединиться не только телами. Мы общались на языке инь и янь. Это было больше, чем просто секс. Космос. Нирвана. Настоящая эмоциональная близость. Любовь, помноженная на чистый кайф. Чистейший.

– Мой Миша… – шептала, целуя его в губы. – Мой… мой… – задыхалась от распирающей меня наполненности.

Удерживая меня за бедра, Миша руководил процессом: то неторопливо погружался, смакуя каждое прикосновение, то, срываясь, начинал вколачиваться в меня быстро и жестко.

– Еще… – выскользнув из меня полностью, яростно толкнулся обратно, – Скажи это… Хочу слышать… – у самого уха, обхватывая мою шею горячей ладонью, сжимая её в порыве страсти.

– Мо-ой… Мой Миша-а…

Тихий стон перешел в рваный крик. Миша продолжал насаживать меня сильнее, жестче, грубее, до густого обволакивающего морока перед глазами, до потери реальности и искр из глаз…

– Мой…

48

Несколько дней спустя

Вчера вечером нам с Мишей удалось вырваться из снежной западни. Положа руку на сердце скажу, что уехать можно было гораздо раньше. Или улететь на вертолете. Однако мы решили не торопиться. Бесстыжие. Приросли друг к другу, как два сиамских близнеца. Намертво. Даже вспоминать стыдно, как провели последние пару-тройку дней… Каким был он. Какой была я…

Чистая любовь и грязный секс так филигранно переплелись в нашей связи, что иногда мы уже не могли отличить одно от другого. Правда заключалась в том, что этот мужчина делал меня счастливой в моменте. Рядом с ним получалось не думать о прошлом. Не думать о будущем. Вообще ни о чем не думать. Миша Царев обладал способностью искусно отключать мою голову.

Хотя у него в принципе огромный список достоинств. Могла бы перечислять их бесконечно.

Миша…

В голове один Миша.

В сердце Миша.

На теле полно отпечатков от его рук, губ, зубов…

– Мой… – пробормотала, поднимая белоснежный шарф до самого подбородка.

С утра погода не радовала. На набережной меня чуть не сдуло с ног: из-за близости к морю и открытого пространства порывы ветра здесь всегда злее. Опустившись на любимую лавочку, я зажала стаканчик с кофе между продрогших ладоней, задумчиво разглядывая немногочисленных туристов.

Поднялась сегодня ни свет ни заря. Сон куда-то испарился. Хотела пригласить Мишу прогуляться за кофе, но он так сладко спал, что рука не поднялась разбудить, особенно учитывая, что ночью его снова мучили кошмары.

Сегодня мы впервые переночевали у меня.

Признаюсь, после их московских хором было неловко привести Царева в мою скромную квартиру. Там бы ремонт сделать да мебель обновить… Увы, не шале с пятью спальнями, ни разу…

Мы с тетей всегда жили просто, тратили большую часть денег на ее лекарства. Но даже если Мишу что-то и смутило, он не подал вида. Вел себя как истинный джентльмен, даже когда пришло время разбирать наш старенький расхлябанный диван.

В целом ночевка прошла очень даже сносно… Дом есть дом. И, вернувшись сюда, еще и с Мишей, я почувствовала себя в безопасности. И счастливой. Ну… почти.

Открыв сумку-шоппер, вытащила томик стихов Бродского. Тетя очень его любила. После ее смерти я забрала книгу себе, время от времени перечитывала любимые строки под шум прибоя.

Когда так много позади

Всего, в особенности – горя,

Поддержки чьей-нибудь не жди,

Сядь в поезд, высадись у моря.

Оно обширное. Оно

И глубже. Это превосходство –

не слишком радостное. Но

уж если чувствовать сиротство,

то лучше в тех местах, чей вид

волнует, нежели язвит.

А следом я достала фигурку стойкого оловянного солдатика, мысленно обращаясь ко Льву.

«Если бы я только знала, что тот вечер будет для тебя последним…

С тобой, Лев, я научилась жить. Не существовать, а именно жить… чувствовать… наслаждаться каждым мгновением… Ты многому меня научил. Например, не бояться. Теперь, когда я испытаю страх, то сразу вспоминаю, как мужественно ты боролся… Даже зная, что гроза не закончится, танцевал под дождем… У самого обрыва.

Увы, жизнь так несправедлива. И коротка. Миша говорит, мы должны использовать каждую секунду, ведь неизвестно, что будет завтра…

Миша. Твой родной брат.

Как оказалось, любовь не спрашивает, когда придет. Она всегда появляется внезапно и больно. Вряд ли ты когда-нибудь нас простишь. Хотя зная, какое у тебя огромное сердце…

Я пытаюсь, Лев, честно, пытаюсь… Но не знаю, как исправить то, что неисправимо…»

Столько хотелось ему сказать. Покаяться. Попросить прощения.

– Позолотишь ручку, красавица?

Я вздрогнула, когда около уха заскрежетал насмешливый низкий голос, забираясь под кожу сотнями мелких игл.

Обернувшись, ощутила, как реальность медленно искажается, осыпаясь на набережную цветной штукатуркой… Эти черные цепкие глаза до сих пор являлись мне в кошмарах…

Гадалка.

В черном пальто и комичном красном берете, сдвинутом набок. С развевавшимися ветром длинными седыми волосами.

Та самая… предсказавшая, что братья в опасности и только мне под силу их спасти.

Я нервно цепляла пересохшие губы…

Вряд ли эта встреча сулит мне что-то хорошее…

Гадалка так пристально меня разглядывала, словно читала, как открытую книгу. И улыбалась. Широко. Жутко. Обнажая ровные белоснежные зубы.

Проталкивая шершавый ком, застрявший поперек горла, я прохрипела:

– Я… Я его не спасла… Лев погиб. Он погиб… Понимаете? А еще он очень сильно болел… Его заболевание прогрессировало. А я ничего не знала… Почему вы нам не сказали?.. – потрясла стойким оловянным солдатиком перед ее морщинистых лицом.

Пожилая женщина будто не слышала, глядя куда-то сквозь меня.

– …Я сделала выбор. Выбор сердцем! Как вы и просили… А потом он поехал и сделал это с собой… – Слезы брызнули из глаз и кривыми дорожками покатились по щекам. – Перед смертью мы с Мишей его предали. И как нам теперь с этим жить?

Картинки той ночи запрыгали перед глазами.

Лев. Такой сложный. Упертый. И бесстрашный. Настолько, что в одиночку сражался со своей болезнью и никому ничего не сказал. Я рыдала, закрыв лицо ладонями, а гадалка, придвинувшись, погладила меня по плечу.

Она зачастила тихим почти севшим голосом:

– Ты все сделала правильно, красавица. Ты выбрала сердцем. Ты все сделала правильно… Выбрала сердцем.

– Но Лев мертв! – В ожидании ответов я вцепилась в ее худую морщинистую руку. – У меня не получилось его спасти…

– Он там, где и должен быть. Смерть – это не всегда конец, – трескуче засмеялась гадалка, гладя меня по волосам.

– Я ничего не понимаю… – Достав из сумки салфетки, промокнула заплаканное лицо.

– Иногда смерть – это всего лишь новое начало. – Подмигнув, она прикоснулась к моему животу. – Иди к своему любимому. Вы ему нужны.

– Мы? Но…

Поднявшись, пожилая женщина почти сразу затерялась в толпе туристов, которых к этому часу на набережной было уже прилично. А я продолжала сидеть, пытаясь справиться с волнением. Откуда она вообще взялась? На языке крутилось столько вопросов…

Иногда смерть – это всего лишь новое начало.

И как это понимать?

Из транса меня вывела настойчивая трель мобильного.

– Вики, ты где? – услышала его заспанный голос.

– На набережной. Взять тебе кофе?

– Угу. И давай уже дуй домой… Я соскучился. – Судя по растянутым ленивым ноткам, Царев улыбался.

– Иду…

Внезапно солнце вышло из-за туч. Небо просветлело. И впервые за долгие месяцы дышать стало гораздо легче. С улыбкой я поспешила туда, где меня ждали. Домой.

* * *

– Вики, я почти закончил с завтраком.

Оставив одежду в прихожей, я поспешила в кухню и застыла от увиденного. Миша в одних боксерах стоял около плиты и деловито что-то помешивал на сковородке. К слову, запах доносился фантастический.

– Но где ты взял продукты? – удивленно выгнула я