Царевичи - Эмилия Грин

свалившийся на него масштаб страданий. А мы… его добили.

– Даже не хочешь попытаться? – прошептал, болезненно щурясь. – Совсем выкинула меня из своей жизни, да?

Его поникший взгляд заточенной стрелой ударил прямо в сердце.

Конечно же, нет!

Думала о нем каждый божий день… Но… Наша история замарана кровью.

Любовь и смерть. Сразу вспомнилась выпавшая нам со Львом одна и та же роковая карта. И слова гадалки. «Ты можешь спасти их двоих».

А я не спасла.

– Хорошо. Я тебя понял, – сухо произнес Миша, отворачиваясь к окну. – Выполнишь одну мою просьбу?

– Все, что в моих силах.

И я сунула фигурку солдатика обратно в сумку.

– Я хочу побывать на той поляне в горах. Посмотреть закат. В конце хочется вспомнить начало.

Я сглотнула, ощутив его дрожащие пальцы на своих. В попытке сдержать подступавшие слезы, просто кивнула и потянулась к дверной ручке.

– Тогда хоть ненадолго достань меня из бана. Спишемся по времени. М? – отстраненный вопрос ударил в спину.

Еще раз кивнув, я покинула автомобиль.

* * *

Солнце садилось за высокую гору, окрашивая небо в фантастически вкусные цвета: вишневые, тыквенные, карамельные… Будто на небосклоне не облака, а бескрайние сугробы сахарной ваты. На этот раз я фотографировала эту идиллическую картину глазами.

– Ну, вот и все… – пробормотала, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом.

Я старалась не обращать внимания на сбивчивое дыхание парня, оседавшее на моей шее. Миша стоял сзади, сжимая меня в кольце сильных рук.

– Нет, – прошептал, еле слышно.

Чтобы разобрать, мне пришлось чуть отклонить голову назад, предоставляя его губам больше места для маневра.

– Разве ты не видишь? Оно скрылось… Хотя небо все еще светлое. Даже странно.

– Мое солнце здесь.

Губы на моей шее сменились зубами: он слегка оттянул прохладную кожу. Легкий укус. Струйка прохладного воздуха, запустившая вихрь мурашек по бедрам. Снова чуть оттянул кожу. Зализал. Так размашисто. Сладко.

– Миш…

– Я никуда тебя не отпущу… Разве не ясно?

– Бесполезно, – грустно усмехнулась.

От его горячего сбивчивого дыхания тело превратилось в одну огромную пульсирующую мурашку. Пульсировало всё. Везде.

Его запах. Осторожные прикосновения. И эта многообещающая хрипотца в голосе.

Миша. Мой Миша. Как жаль, что мы подошли к черте.

– Вот бы это была наша первая встреча… Представляешь, мы бы только познакомились. Без всего этого багажа страданий за плечами… – нехотя вывернулась из его удушающих объятий. – Жаль, нельзя повернуть время вспять…

– Стало быть, все-таки отталкиваешь? – поморщившись, Царев слегка наклонил голову, наблюдая за мной из-под длинных угольных ресниц.

От его потерянного взгляда аж кровь прилила к лицу.

– Ты можешь опоздать на самолет. Пора.

– Давай проведем каникулы вместе? Хочешь – как друзья. Выставки, прогулки, концерты… Без всякой подоплеки. Я серьезно. Вики…

Он приблизился, я резко отпрянула.

Зажмурилась.

Глупо? Глупо.

Потому что нельзя.

Нельзя давать слабину.

Делать то, о чем потом пожалею.

Спускались мы молча, не глядя друг на друга. Вернувшись в машину, Миша сразу включил радио. И на том спасибо. Незамысловатая попсовая мелодия хоть немного разбавила сгустившийся между нами воздух.

– Проводишь меня? – поинтересовался, когда автомобиль помчался по автобану в аэропорт.

– Да, конечно, – согласилась с гулко ухнувшим в пятки сердцем.

В аэропорту, как это всегда бывает перед праздниками, наблюдалось столпотворение. Огромный муравейник. Все копошились, спешили куда-то… Только мы, кажется, зависли в собственном трагическом моменте.

Прощаться всегда больно.

Но наша сказка, как выяснилось, изначально была замешана на боли.

– Хочешь, чтобы я остался? Чего молчишь? М? – внимательно разглядывая, Царев притянул меня к себе.

– Тебе пора… – ответила хрипло. – Насильно мил не будешь, Миш…

Сама не знаю зачем это ляпнула: в голове сплошной черный квадрат и белый шум.

– Вот, значит, как? Насильно мил не будешь…

В его глазах калейдоскоп: изумление – вопрос – издевка, а потом будто что-то перемкнуло… Грубо вцепившись в мой локоть, парень оттеснил меня к одному из киосков с сувенирами, туда, где было относительно немноголюдно. Навалился сверху, припечатывая к стене, посмотрел так пристально… аж во рту пересохло. А у самого во взгляде стихийное бедствие. Ядерный апокалипсис. Цунами…

– А если буду? Насильно? Мил? М? – растолкал мои ноги, протискиваясь между ними коленом.

Грубо сжав мои скулы, потянулся к губам. Накрыл их своими. На удивление, мягко. Невесомо. Шумно втянул воздух. Хмыкнул. Пососал верхнюю. Потерся о мой нос своим. Рассмеялся как-то по-детски звонко. Переключился на нижнюю. И, наконец, сталкиваясь с моим языком, издал вибрирующий звук горлом.

– Бля-я…

В следующую секунду он уже целовал меня так, будто я – его собственность. Абсолютно не сдержанно. Ошалело. Как в ту самую ночь…

Распахнув полы моего пальто, Миша пробрался горячей ладонью под водолазку, сминая кожу, поглаживая, лаская… Умелые пальцы скользнули выше, словно невзначай под бесшовной чашкой бюстгальтера задевая грудь.

– Все-таки мил? М? – нахально рассмеялся, сплющивая каменный сосок. – И насильно, и по обоюдному согласию мил… так ведь? Ну хватит играть в молчанку, Вики. Так мил или нет? Всего одно короткое слово, и на месте пальцев окажутся мои губы.

– Твой рейс… Опоздаешь… ведь…

Пыталась вразумить: только кого?

Себя или его?

– Буду до утра клеймить… – Грубо тискал мою грудь, поочередно играя с одеревеневшими сосками. – Оставлю на сиськах засосы! Пока на каждом сантиметре твоей кожи не будут гореть отпечатки моих губы. Моих… – судорожно. – А чего ты ждала? Ну не реви… Глупая. Ревновал… И продолжаю ревновать… по-черному… Его уже нет, а я все равно ревную… Окончательно ебнулся. Там мил или нет… М? Признайся уже наконец… Давай расставим точки.

Мои коленки стали мягкими.

– Ну, целуй! – приказал вдруг зло. – Посадка на долбанный рейс заканчивается… – Живо!

– Ми-ша…

Я не собиралась сдаваться: отталкивала его, брыкалась.

Ноль ампер.

– Ну? Кому я сказал?! – Прижался ко мне напряженным пахом, потерся. – Вики. Целу-у-й… – на выдохе, уже практически с мольбой.

Меня оглушило. Будто граната в груди разорвалась. Даже не заметила, что захлебываюсь слезами. Не видела ничего. Не слышала. Ступор. Обрыв. За которым нет ничего. Не готова. Страшно. Жутко. Вдруг не получится? Не смогу еще раз пережить эту боль… Слишком свежи воспоминания…

– На хер-р… – Царев припечатал меня осатанелым влажным поцелуем.

Так сладко. До кислородного голодания… Сердце работало на износ.

– Ну, чего тебе, дура, неясно? Давай свалим отсюда? Хватит вести себя как отмороженная… – матерился, вцепившись в меня мертвой хваткой. – Хватит, ВИКА! – буквально выплевывая слова в лицо. – Хочешь, чтобы я уехал? Реально хочешь?

Впервые видела его таким. Диким… Поехавшим. Напрочь спутавшим берега… Даже Лев, если не брать в расчет ту роковую ночь, никогда не вел себя со мной подобным образом. А этого… понесло.

– Вик-и-и… – шептал рот в рот. – Прости, если не оправдал твоих ожиданий. Я не знаю, как нам со всем этим справиться. Честно – не знаю. Поехали ко мне? Плевать на самолет. Тебе это нужно. Мне это нужно… – Хриплые рокочущие слова, сказанные с придыханием, били по нервам, выворачивая внутренности наизнанку. – Забыться. Тупо забыться… А дальше решим, че делать…

Внезапно поняла, что я вообще не знаю Михаила Царева. Ну, почти. А ведь Агата как-то обмолвилась, что он даже в большей степени зверь, чем Лев…

– Миш… – оторопело прошептала, – ты чего? Мне страшно…

Запрокинув голову, грудь парня начала сотрясаться от жуткого утробного смеха. Я окончательно впала в ступор. Понятия не имела, как на все это реагировать.

– Ничего! – внезапно помрачнел. – Заебался. Но я пытаюсь жить дальше. Да, его больше нет. И это пиздецки тяжело принять. Но есть я… Су-ука. Я есть! И ты делаешь мне больно. Охуеть как…

Прижавшись теснее, он снова скользнул в мой рот языком.

Откуда-то со стороны услышала свой жалобный стон. Судорожный. Полный желания. Страсти.

Да как же так?

Усмехнувшись, Царев углубил поцелуй, вдохновенно давая понять, чем мы займемся, как только окажемся наедине. Его язык напал на мой. Поработил,