Изгнание - Чарльз Паллисер

Тем не менее в округе нет никого с признаками безграничной, подспудно кипящей ненависти.

Не могу найти смысла в обращении к «Пурснифалю».

В письме так много говорится о «траханье», что, похоже, будто автор женщина, которая очень старается выглядеть мужчиной. Если это не Люси, то, должно быть, миссис Пейтресс. И ее слуга-любовник!

Но зачем писать такие пасквили? И зачем нападать на животных?

Половина седьмого

Хвала небесам, я в ней ошибся. Она чиста как первый снег. Я открыл правду! Старая глупая карга выдала себя. И все ради того, чтобы сэкономить на почтовой марке.

Мама настояла на том, чтобы мы пошли на повечерие, поскольку пропустим утреннюю службу. Когда мы подошли к воротам церкви, Куэнсы были уже там, немного опередив нас на пути из дома приходского священника. Наверняка они нас заметили, но прошагали мимо, даже не взглянув в нашу сторону, будто солдаты на параде. В церковном дворе мы увидели одиноко стоящую Биттлстоун, как будто поджидающую их на церковной дорожке, но Куэнсы ее тоже проигнорировали и прошли мимо, даже не замедлив шаг. Старуха, словно отброшенная в сторону мощным маршем Куэнсов, заюлила вокруг нас, как сухой лист в речной стремнине.

– Миссис Куэнс больше не хочет со мной общаться, – взвыла она, обращаясь к маме, и рассказала о том, как ее патронесса вернулась с обеда у Гринакров и немедленно выставила ее из дома.

Потом старая дура начала ныть маме про то, как я приходил утром и отобрал письмо.

Мама приказала вернуть его немедленно. Увидев тревожный взгляд старухи, она сказала:

– Ты больше не должен ходить к миссис Биттлстоун один.

Она пригласила старуху на чай во вторник. Именно тогда я верну ей анонимку.

На меня накатило вдохновение. Я сказал:

– Вот что, мисс Биттлстоун. Не будете ли вы любезны принести конверт, в котором прислано письмо?

Она испугалась и ответила:

– Кажется, я его выбросила.

Тогда меня сразу осенило, что конверта нет, потому что она его не посылала по почте! Ей хотелось сэкономить денег. Она написала письмо, чтобы всем его показать, но не истратила ни пенса!

В прежних письмах она нападала на миссис Пейтресс, чтобы угодить своей патронессе. Потом очернила Люси, потому что та была соперницей Энид. Миссис Биттлстоун живет крохами, что падают со столов других людей, и навсегда обижена таким отношением. Весь облик ее – непритязательное смирение. Теперь, когда Куэнсы отвергли ее, она за ними бегает.

Как мог я быть таким глупым, чтобы думать, будто за письмами стоит миссис Пейтресс?

Старуха поспешила вперед. Как только она удалилась за пределы слышимости, мама сказала:

– Я очень недовольна тобой, ведь ты обидел бедную, добрую старушку. Должно быть, ты ее напугал.

– А ты представляешь себе, что в ответе за письма может быть именно мисс Биттлстоун?

Матушка изумленно уставилась на меня. Подумала ли она, что я могу быть прав?

Когда мы вошли в церковь, все повернулись в нашу сторону, и я отчетливо услышал громкий шепот. Яблоко от яблони недалеко падает. Почему все смотрят на меня? Словно знают обо мне что-то ужасное? Со всех сторон слышались голоса. Среди прихожан я заметил фермера, следившего за мной, когда я нашел чучело. Мужчина указывал на меня своим соседям, и я догадался, что он говорил.

Миссис Пейтресс вошла спустя минуту или две после начала службы. Она огляделась, и я попытался поймать ее взгляд, чтобы извиниться. Мне показалось, что дама заметила меня, но она быстро отвернулась и заняла свое место на скамье. Какой же дурак я был, подозревая ее. Буквально бросил обвинение прямо в лицо. При воспоминании просто сгораю от стыда.

Пока прихожане пели, я смотрел, как вокруг меня открываются и закрываются рты, и все они показались мне мертвецами с зияющими провалами вместо ртов, словно земляные черви, поглощающие пищу с одного конца и выделяющие экскременты на другом. Трупы в своих воскресных нарядах.

Потом случилось нечто странное. В середине службы в церковь вошла женщина в наряде служанки и проскользнула к миссис Пейтресс, сказав ей что-то. Я заметил тень тревоги в глазах дамы. Она опустила вуаль и поспешила из церкви вслед за служанкой.

Половина девятого

Здесь, наверху, полная тишина. Я смотрю в окно. Совершенно черное, словно обратная сторона зеркала. Если я рукой закрою свечу, на темной поверхности появляется таинственное искаженное лицо, мое. Легко вообразить, что весь остальной мир неожиданно исчез и на планете больше никого, кроме меня в этом древнем доме, утонувшем в болоте.

* * *

Яблоко от яблони… Я – яблоко, папа – яблоня. Почему они так говорят?

* * *

Я был жесток и глуп, но верю, она меня простила. Во время повечерия, когда она повернулась и прямо посмотрела на меня, это было заметно. Она как бы говорила: «Приди ко мне». Я ей нужен. Следовало бы пойти прямо сейчас. Должно быть, она удивляется, почему я не иду.

Половина двенадцатого

Не понимаю, почему она так разговаривала со мной.

Стоя у дверей, я подумал, что служанка самовольничает, не пуская меня, и попросту оттолкнул ее, входя в дом, но та вцепилась и закричала. Карликовый слуга выбежал из комнат и закрыл путь. Услышав голоса, миссис Пейтресс спустилась с лестницы и почему-то попросила меня покинуть дом. Я сказал, что хочу поговорить наедине. У меня было кое-что важное, исключительно для ее ушей. Она указала мне на гостиную и велела слуге обождать у двери. Когда мы оказались в комнате, я попытался выразить свое сожаление за то, что я о ней думал, так как был введен в заблуждение лживыми слухами. По ее лицу я понял, что дама расстроена тем, что я ей не доверял. Я сказал:

– Должно быть, у меня помутился разум, когда поверил сплетням о вас и вашем слуге. И, несмотря на то, что так думают все, я просто с ума сошел, поверив в домыслы про герцога.

Она почему-то не смогла меня понять и сказала:

– Вы очень дерзкий.

Я ответил, что готов жизнь отдать за ее честь, что готов пойти за ней куда угодно в любое время дня и ночи, что мы можем отправиться прямо теперь, в эту самую минуту. Она направилась к двери, но я встал на пути и сказал, что мы несомненно испытываем друг к другу взаимные чувства. Не помню, что еще говорил, потому что уже не мог остановиться, и не думал о последствиях, и даже не особо задумывался над тем, что сказать, слова сами лились из меня. Не могу вспомнить всего, что наговорил, но знаю, что речь была страстная и шла от самого сердца.

Миссис Пейтресс положила руку на дверную ручку, и когда я сделал шаг, чтобы остановить ее, попросила пропустить. Я повиновался, она вышла в прихожую и велела слуге проследить, чтобы гость незамедлительно покинул дом.

Объяснение только одно: меня оклеветали перед ней. Миссис Пейтресс убедили, что я тот, кто писал анонимки! Но кто же клеветник? Кто отравил сознание дамы ложью? Должно быть, Люси и ее проклятые родители.