Игра без правил - Василий Веденеев

— Кого принесло?

— Открывай! — ничуть не смутившись нелюбезным приемом, ответил грек. — А то Царствие Небесное проспишь.

Мужчина захлопнул створки. Через минуту Лука вошел в помещение какой-то конторы. Впустивший его мужчина зажег свет. Поморгав после темноты, Александриди первым направился к лестнице на второй этаж и, войдя в приемную, сел на раскладушку. Мужчина, почесывая голую мускулистую грудь, устроился за столом секретарши и выжидательно уставился на гостя.

— Вот, возьми, — Лука подал конверт, — здесь фотографии и адреса. Поставишь за каждым наблюдение.

— Когда? — рассматривая фото Котенева, поинтересовался мужчина.

— Сегодня, — распорядился Лука. — К ним ненужная публика подбирается, а кто именно, мы пока не знаем. Твоя задача выяснить и принять меры.

— Я сегодня сторожу. — Мужчина убрал фото в конверт и прихлопнул его тяжелой ладонью. — Давай завтра утром? Не горит?

— Горит, — отозвался Александриди. — К одному уже приходили с самочинным обыском, даже форму натянули и поддельный ордерок предъявили. Кому такое понравится? Твою контору только полный дурак может обокрасть, дело делай.

— Дурак, — фыркнул сторож, — работу сейчас трудно найти, чтобы время было и не пыльно, потому и дергаюсь. Контора что, кому она действительно нужна. Но если залезут какие охламоны, выгнать меня могут, а потом опять тихую гавань ищи?

— Тогда звони, — не стал обострять отношения Лука, — но чтобы сегодня же все были на местах. Когда нащупаете этих развеселых друзей, то карать без жалости.

— Отделаем, — скучно зевнул сторож, прикрыв рот большой ладонью. — Мама не узнает.

— Мама с цветочками должна на кладбище ходить, — усмехнулся грек, глядя на татуировку сторожа, изображавшую качавшегося на полумесяце черта с гитарой в когтистых лапах. — Я же сказал: без жалости. Охраняемым на глаза не суйтесь, осмотритесь, чтобы все чисто было и с ментами неприятностей не расхлебывать. Разбойничков убрать чисто и не в квартирах, а то знаю тебя, ленивый, лишний раз переломиться не захочешь. По одному вывезите за город, там и закопаете. Звони, — грек кивнул на телефон, — а я пойду. Не провожай, дверь захлопну. Утром позвонишь мне, доложишь, что сделал.

— Это уж как водится, — согласился сторож, кладя огромную ладонь на телефонный аппарат.

— Да, — остановился в дверях Александриди, — используй технику и очертя голову не кидайся, чтобы без буффонады и стрельбы. Если при вас к кому из них пойдут, то лучше потом с разбойничками разберитесь, а в квартиры следом за ними не лезьте…

Выйдя в темноту двора-колодца, Лука поглядел наверх, с удовлетворением отметив, что свет в окне приемной не погас. Включив фонарик, он без происшествий добрался до своего автомобиля и, сев за руль, с облегчением вздохнул — кажется, на сегодня успел сделать все, везде побывал, со всеми поговорил. Можно ехать домой, спать…

На стене прихожей висел календарь японской фирмы — загорелые обнаженные красотки с кукольными фарфоровыми личиками демонстрировали на фоне синего-синего моря, золотого пляжа и роскошных автомобилей не менее роскошные фигуры в купальниках ярких цветов. Щелкнув ногтем по животу косоглазой красавицы, Михаил Павлович прошел на кухню.

Сев к столу, он подумал, что, если его Таньку так сфотографировать, она будет выглядеть ничуть не хуже.

Таня поставила перед ним тарелку, положила на нее аппетитно пахнущий кусок жареного мяса, налила чаю. По вечерам Котенев предпочитал мясо без гарнира и чай без сахара — он считал, что это помогает не толстеть.

Усевшись напротив, она развернула газету, просматривая последние новости.

— Чего пишут? — лениво поинтересовался Михаил Павлович.

— Осуждают группу высокопоставленных медиков, пытавшихся получить Государственную премию за разработку гигиенических нормативов содержания в пищевых продуктах ядохимикатов. Даже при отсутствии средств контроля за их содержанием.

— Совсем обнаглели, — отрезая кусок мяса и отправляя его в рот, откликнулся Котенев. — Травят народ и еще хотят за это премии получать? Сидели бы тихо и не высовывались, а то ни одноразовых шприцов, ни противозачаточных средств, ни толкового обслуживания. Боров, чтобы зубы нормально сверлить, и тех нет. Зато создают один медицинский кооператив за другим.

— Успокойся, премии не дали, — улыбнулась она, — зато одного из соискателей тут же выдвинули в академики, а другого на присвоение звания Героя Социалистического Труда.

— Вот так вот, да? — Отпив из чашки, Михаил Павлович достал сигареты. — А потом будем вещать о порядочности? Как директор, так обязательно в академики, а выдвигают такие же директора. Какая там, к черту, клятва Гиппократа? Они тебе, если хорошо заплатишь, подберут донора и угробят его за почку, чтобы пересадить. И никого не будет волновать: здоров он был или неизлечимо болен. Деньги!

Бросив недокуренную сигарету в пепельницу, он без всякого аппетита дожевал мясо, запивая его терпким чаем. Настроение испортилось.

— Слушай, ты как посмотришь, если бы мы уехали? — неожиданно вслух высказал он свои потаенные мысли.

— Куда? — Отложив газету, она удивленно подняла брови. — Что это ты об этом так вот, вдруг?

— Ну, вдруг не вдруг, а как? Поехала бы?

— Серьезно?

— Вполне, — заверил Михаил Павлович. Всего он рассказывать не собирался, сейчас важно узнать ее настрой, какие у Татьяны мысли, пойдет ли она за ним и дальше? От этого может зависеть многое. — Что, думаешь, я не решусь расстаться с Москвой? Решусь! Есть города не хуже, а то и получше, чем столица. Более европейские, а с головой и деньгами нигде не пропадем. Попрошу перевода, осмотрюсь на новом месте, и приедешь ко мне. Согласна?

— Женой? — прямо спросила она.

— Да.

— Если женой, то приеду. Когда будешь просить перевод? — Она лукаво улыбнулась.

— Не знаю, — честно ответил Котенев, но тут же поправился: — Пока еще точно не знаю.

— Пошли лучше спать, ты устал. — Татьяна взъерошила ему волосы и прижала голову к груди. — Устал мой милый, все заботы, хлопоты, даже к дочке некогда съездить.

— Не трави душу, — высвобождаясь, буркнул Михаил Павлович и отправился в ванную.

Стоя под душем, он вновь вернулся к мысли о выезде из столицы. В самом-то деле, что он, мало имеет? Зато не будет Курова и других, не придут вечером с обыском, да и с Лидой все решится как бы само собой.

Докрасна растеревшись жестким полотенцем, он накинул халат и прошел в спальню. Татьяна уже легла. Погасив ночник, Котенев скинул халат и скользнул под одеяло, привычно положив руку на упругое, гладкое бедро любовницы. Боже, когда же он сможет стать, наконец, самим собой, не думать о делах, Курове, Александриди, работе, жене, Лушине и Хомчике?

Вдруг выход из лабиринта проблем действительно в том, чтобы удрать от них, затоптать память о прошлом и начать жить сначала, как начинают писать с красной строки?