Грипп. В поисках смертельного вируса - Джина Колата

До того как президент Форд объявил о начале кампании борьбы со свиным гриппом, едва ли многие за пределами фирм, производящих лекарства, задумывались о том, кто будет отвечать, если поступят заявления от лиц, считающих, что вакцина им повредила. Однако затем кое-кому вспомнился судебный процесс по делу как раз о вакцине, и от этого воспоминания дрожь пробрала всех руководителей фармакологических предприятий, показав им, чем может угрожать участие в иммунизации от свиного гриппа.

Та судебная тяжба касалась вакцины от полиомиелита, произведенной фирмой «Уиет», и завершилась она в 1974 году, то есть за два года до провозглашения кампании иммунизации против свиного гриппа. В деле, получившем название «Рейес против “Уиет лабораториз, Инк”», фигурировал восьмимесячный младенец, у которого полиомиелит развился после прививки вакцины «Уиета». Выступившие в суде эксперты заверяли, что не находят в продукции компании отклонений от нормы и что заболевание ребенка никак не связано с введенной ему вакциной. Но фирма тем не менее проиграла процесс, и ее обязали выплатить родителям малыша 200 тысяч долларов. «Уиет» подала апелляцию в Верховный суд, но там отказались пересматривать дело, и вердикт в отношении производителя был утвержден.

Нейштадт и Файнберг в своем «посмертном вскрытии» истории вакцинации от свиного гриппа не без доли иронии отметили, чем прецедент с делом Рейеса мог грозить производителям вакцины. Суд принял свое решение на том основании, что «Уиет» не обеспечила надлежащего предупреждения об опасностях применения своего продукта. «Плевать, что компания вложила в каждую упаковку вакцины четко отпечатанные листки, которые как раз содержали перечисление всех противопоказаний. Плевать, что авторитетные специалисты заявили суду, что в данном случае заболевания вакцина не сыграла никакой роли. «Уиет» должна была заплатить (и заплатила). Реальны были только страдания, а фармакологическая компания представлялась присяжным единственным большим кошельком, чтобы компенсировать их».

Представьте теперь, что грозило произойти после того, как прививкам подверглась бы целая нация. В силу чистой случайности десятки тысяч людей, привитых от гриппа, могли затем заболеть чем-либо и даже умереть. В конце концов, без всяких прививок десятки тысяч людей заболевают и умирают ежедневно. Такова, увы, сама жизнь, таков сложившийся порядок вещей. Но что, если теперь люди начнут выступать с заявлениями, что именно вакцина стала причиной их недугов или привела к потере близких? Что подумают члены жюри присяжных, если им покажут, например, ребенка, у которого начались припадки эпилепсии через несколько часов или даже дней после вакцинации от гриппа? Много ли симпатий останется у присяжных к фармацевтическому гиганту, чьи адвокаты будут, разумеется, с полным основанием утверждать, что возникновение эпилепсии – всего лишь случайность, простое совпадение, никак не связанное с применением вакцины, когда перед ними будут сидеть заплаканные родители и выступать озабоченные врачи, стремящиеся доказать обратное? Или пусть это будет молодая женщина, которая после инъекции внезапно заболела рассеянным склерозом, как тогда? Или еще полный сил мужчина, которого поразил инфаркт или инсульт? А теперь умножьте суммы компенсации по каждому из таких случаев на десятки тысяч и вы поймете, почему компании вполне могли ожидать для себя финансовой катастрофы.

А ведь существовала и вероятность, что вакцина действительно способна вызывать заболевание, пусть еще неизвестное науке до начала кампании иммунизации. Каковы будут шансы фирмы выиграть дело в суде, когда адвокаты истцов заявят, что они обязаны были знать или, хуже того, знали об опасности? Что в их хранящихся под семью замками архивах, должно быть, лежат документы исследований, данные которых служили предостережением, но были спрятаны руководством в надежде, что связь между вакциной и болезнью никогда и никто не обнаружит?

Пойти на такой риск стало бы чистейшим самоубийством, рассудили в компаниях. И не имеет значения, что они распространят предупреждения о возможных побочных эффектах применения вакцины. Не важно, что они легко смогут убедить научное сообщество в том, что в силу чистой случайности люди, так или иначе, будут болеть и умирать, в то время как более ста миллионов человек подвергнутся вакцинации. Не приходилось сомневаться, что на фармакологов непременно будут подавать в суд, где они обречены проигрывать огромные суммы. И даже если некоторые дела удастся оспорить и выиграть, они разорятся на одних только судебных издержках, если исков окажется действительно много.

Суть проблемы прекрасно вскрыл в письме редактору «Нью-Йорк таймс» доктор Ганс Нойманн, директор отдела профилактической медицины управления здравоохранения Нью-Хейвена. Он писал, что если прививки против гриппа будут сделаны такому большому числу американцев, у примерно 2300 случатся инсульты, а еще семь тысяч перенесут инфаркты в течение всего лишь двух дней после прохождения иммунизации. «Почему? Да просто потому, что эти цифры подсказывает обычная статистика. Так происходит вне зависимости от каких-либо вакцинаций, – писал он. – Но разве нелегко предположить, что человек, которому в полдень сделали укол, а в полночь его хватил удар, непременно свяжет эти два события между собой? Ведь, как говорили древние, post hoc, ergo propter hoc [15] ».

Кроме того, продолжал Нойманн, в течение недели после прививок 45 человек заболеют энцефалитом, а более чем у девяти тысяч разовьется воспаление легких, причем от пневмонии 900 пациентов умрут. «После иммунизации? Да. В результате иммунизации? Ни в коем случае, – писал Нойманн. – И я привел лишь несколько примеров того, что может случиться с некоторыми людьми через день и через неделю после прививки».

И автор письма предупреждал: «Как видим, одно дело – объективное рассмотрение подобных случаев в свете показаний беспристрастной статистики. Но совсем другое – когда это касается кого-либо лично. И ни у кого не поднимется рука бросить камень в человека, который посчитает, что два события в его жизни взаимосвязаны. А потому мы с полным основанием можем ожидать подозрений в нарушении закона и судебных исков».

Тем не менее даже в министерстве здравоохранения, образования и социального обеспечения, руководство которого было почти готово пойти на освобождение компаний от юридической ответственности, не существовало по этому поводу единодушия. Один из подчиненных Купера, ни много ни мало, а руководитель крупного отдела, объяснил Нейштадту и Файнбергу, почему он сам и некоторые его коллеги возражали, чтобы иски с обвинениями о возможном причинении вакциной вреда адресовались правительству, а не производителям: «В основу аргументов в пользу освобождения их от ответственности был положен ряд надуманных и не подтвержденных фактами предположений. Почему-то никого не возмутила, например, сама по себе угроза прекращения производства вакцины, если освобождение не будет предоставлено. Но ведь у правительства в таком случае не оставалось выбора. Число фирм в этой отрасли за многие годы сократилось до минимума, что никак не было связано с судебными исками. Мы не должны были поддаваться шантажу и принимать за чистую монету довод, что юридическая ответственность приведет их к разорению. Впрочем, были и другие необоснованные претензии, в буквальном смысле взятые с потолка».

По мере того как представители фирм-производителей продолжали частые консультации с юристами министерства, их раздражение все возрастало. Один из адвокатов фармацевтической фирмы объяснял: «Каждое наше совместное заседание мы начинали с горячего обращения к министерским чиновникам о том, что нам необходимо полное освобождение от юридической ответственности. Никакие полумеры здесь не годятся. Председатель Роджерс (Пол Роджерс был тогда председателем подкомитета палаты представителей по вопросам здравоохранения и экологии) готов представить соответствующий законопроект. Нам нужно освобождение от ответственности». И это были наши первые слова при каждой встрече. Но нас как будто вообще не слышали».