В Париже дорого умирать - Лен Дейтон

— Комната номер четыре, — сказала она.

— Полиция была?

— Да.

— Теперь они не вернутся до ночи, — пояснил нам мужчина. — А может, и вовсе не придут. Это скорее из-за налогов, чем криминала.

— Не расходуйте всю горячую воду, — сказала женщина.

Мы последовали за ней через желтую облупленную боковую дверь в холл отеля. Там была регистрационная стойка, сделанная из небрежно окрашенного твердого картона, и полка с висевшими на ней восемью ключами. Линолеум с рисунком в крупную клетку, задумывавшийся как мраморные плиты. Он загибался по углам, а у двери на него поставили что-то горячее, и остался идеальный круг.

— Фамилии? — мрачно спросила женщина, будто собиралась вписать нас в журнал регистрации.

— Не спрашивай, — сказал мужчина. — А они не будут интересоваться нашими.

Он улыбнулся, будто пошутил, и с тревогой глянул на жену, надеясь, что она поддержит шутку. Та пожала плечами, сняла с полки ключ и очень аккуратно положила на конторку, чтобы ее нельзя было обвинить, что она сердится.

— Им понадобится два ключа, Сибил.

Женщина зыркнула на него.

— Они заплатят за комнаты, — сказал он.

— Мы заплатим, — подтвердил я. Снаружи начался дождь. Он стучал по окнам и барабанил в дверь, будто хотел войти.

Женщина грохнула на конторку второй ключ.

— Это тебе следовало взять ту машину и бросить ее! — гневно заявила она. — А Рик привез бы этих двоих сюда.

— Это важный этап, — возразил мужчина.

— Ты ленивая свинья! Если машину объявили в розыск и Рика в ней остановят, посмотрим тогда, какой этап важнее!

Мужчина ничего не ответил, но и на меня не глядел. Он взял ключи и повел нас наверх по скрипучей лестнице.

— Осторожней с перилами. Их еще не доделали.

— Здесь все недоделано, — буркнула женщина. — Весь дом сделан наполовину.

Он провел нас в комнаты. Тесные и скорее унылые, сияющие желтым пластиком и пахнущие быстросохнущей краской. Я слышал через стену, как Кван задернул занавеску, снял пиджак и повесил на плечики в шкафу. Потом зафырчал водопровод — Кван наполнял раковину. Хозяин по-прежнему болтался рядом со мной, будто ждал чего-то. Я приложил палец к глазу и указал на комнату Квана. Мужчина понятливо кивнул.

— Машина будет готова в двадцать два часа. Отсюда до Остенде недалеко.

— Хорошо, — сказал я, надеясь, что он наконец уйдет, но тот продолжал стоять.

— Мы жили в Остенде, — сказал он. — Жена хочет туда вернуться. Там кипела жизнь, а в сельской местности для нее слишком тихо. — Он повертел сломанную дверную задвижку. Она была покрашена, но не починена. Он соединил обе части, а потом отпустил.

Я посмотрел в окно. Оно выходило на юго-запад, туда, откуда мы приехали. Дождь все шел, на дороге появились лужи, поля развезло, и там гулял ветер. Внезапные порывы ветра опрокинули цветочные горшки под распятием, и бежавшая по канавам вода была ярко-красной от почвы, которую откуда-то несла.

— Я не мог позволить мальчику везти вас, — сказал мужчина. — Я за вас отвечаю. — Он с силой потер лицо, словно надеялся заставить мозги лучше работать. — Тот, другой, не так важен для успеха всего дела. А эта часть жизненно важна. — Он посмотрел в окно. — Этот дождь нам необходим, — добавил он, желая услышать, что я с ним согласен.

— Вы все правильно сделали, — сказал я.

Он подобострастно кивнул, словно я дал ему на чай десять фунтов, а потом улыбнулся и попятился к двери.

— Я знаю, что правильно.

Мой куратор прибыл в одиннадцать утра. С кухни доносился запах готовки. Большой черный «хамшер» въехал во внутренний двор и остановился. Из него вылез Бирд.

— Ждите, — сказал он водителю.

На Бирде было короткое твидовое пальто и кепка в тон. Ботинки в грязи, а штанины завернуты, чтобы не испачкать. Он поднялся прямиком в мою комнату, что-то буркнул фламандцу, и тот испарился.

— Так это вы — мой куратор?

— В яблочко! — Он снял кепку и кинул на кровать. Волосы его были взъерошены. Бирд раскурил трубку. — Чертовски рад вас видеть! — Глаза его блестели, а рот был твердо сжат, как у коммивояжера, протягивающего рекламный проспект.

— Вы из меня дурака сделали, — пожаловался я.

— Да ладно, не обижайтесь, старина. Об этом даже речи быть не может. Вы отлично поработали. Луазо сказал, вы за меня горячо заступались. — Он коротко улыбнулся, поймал свое отражение в зеркале над раковиной и пригладил растрепанные волосы.

— Я сказал ему, что вы не убивали девушку, если вы об этом.

— А, ну… — Он казался смущенным. — Очень мило с вашей стороны.

Бирд вынул трубку изо рта и провел языком по зубам.

— Чертовски мило, но, откровенно говоря, старина, убил ее я.

Должно быть, я не сумел скрыть удивления.

— Неприятное дело, конечно, но она нас сдала. Всех до единого. Они подобрали к ней ключик.

— Деньги?

— Нет, не деньги. Мужчина. — Бирд выбил трубку в пепельницу. — Она была падкой на мужиков. Жан-Поль ее приручил. Вот почему женщины не годятся для такой работы, благослови их Господь. Мужики всегда обманщики, а? Девушки вечно на это покупаются. Впрочем, не нам жаловаться, верно? Лично я бы не хотел, чтобы они были другими.

Я молчал, и Бирд продолжил:

— Первоначальный план был выставить Квана эдаким восточным Джеком-потрошителем. Это давало нам возможность задержать его, разговорить и при необходимости убрать. Но планы изменились. Планы часто меняются, чем доставляют нам массу проблем, верно?

— Жан-Поль вам больше проблем не доставит. Он мертв.

— Наслышан.

— Это тоже вы организовали?

— Бросьте, не будьте таким ехидным. Хотя я понимаю ваши чувства. Признаюсь, я прошляпил это дело. Хотел провернуть все быстро, чисто и безболезненно. Но теперь поздно разводить сантименты и переживать.

— Переживать, — повторил я. — Если это действительно вы убили девушку, то как вам удалось выбраться из тюрьмы?

— Постановка. Французская полиция постаралась. Дали мне шанс исчезнуть, договорились с бельгийцами. Очень охотно сотрудничают. Еще бы им не сотрудничать, если в трех милях от их берега торчит китайское судно. Они не могут взять его на законных основаниях. Это пиратская радиостанция. Прикиньте, что будет, если все выплывет наружу. Я даже думать об этом не хочу.

— Да уж. Понятно. И что дальше?

— А теперь все перешло на правительственный уровень, старик. За пределами досягаемости мелких сошек вроде нас с вами.