Служитель египетских богов - Челси Куинн Ярбро

— Не разрешается, — сказал раб.

— Тогда, быть может, ты сам прочтешь вслух то, что записал?

Писарь отвел взгляд.

— Запрещено.

Санхкеран кивнул и уселся на место.

«Менялся не только я, но и жрецы. Имхотепа. Долгая практика обращения с больными людьми позволила им прийти к выводу, что всевозможных недуги и травмы совсем не впрямую зависят от воли богов или происков злобных сил. Они разработали вполне разумную методику врачевания, овладели элементарной хирургией и стоматологическими приемами, а также все шире использовали травяные настои. Правда, молитвы и жертвоприношения все равно оставались в ходу, но, с другой стороны, и современные французские доктора не пренебрегает аналогичным обрамлением своих действий, бегло прочитывая над больным „Отче наш“ и сжигая в качестве жертвы свечу. Больные, попадавшие в Дом Жизни, получали там помощь, на какую не могли и рассчитывать вне его стен. Но по мере того, как улучшалось качество врачевания, росла и его цена. Ко времени правления Рамзеса II храм Имхотепа, служивший некогда прибежищем для всех нуждающихся, превратился в клинику для богатеев».

— Мы не имеем права отказать ему в помощи, — повторил Санхкеран. Выражение его лица и поза оставались уважительными, но тон сделался резким. — Он пришел к нам с надеждой и верой.

— И со скудными подношениями, — возразил Хаптхептву. — Чем проявил неуважение к Имхотепу. Что это за дары — коза и кусок холста?

— Это все, что у него есть, а дети его больны и жена давно умерла. — Санхкеран нетерпеливо махнул рукой в сторону недавно расширенной и обновленной колоннады храма. За ней во всей своей пышности поднимался Луксор. — Какой смысл в этом великолепии, если мы не следуем заветам того, кому поклоняемся?

По лицу жреца пробежала тень. Он грозно уставился на строптивца.

— Теперь ты служитель, но, судя по записям, был когда-то рабом.

— Семьдесят лет назад, — уточнил Санхкеран.

Жрец поморщился. Уточнение ему не понравилось.

— Ты был рабом, — сказал он, — и, как чужеземец, можешь снова им стать.

— По воле фараона, — спокойно ответил Санхкеран, глядя жрецу прямо в глаза. — Какое это имеет отношение к учению Имхотепа? Он повелевает служить каждому, кто придет в Дом Жизни за жизнью.

Хаптхептву отвернулся от несносного чужеземца, словно боясь подцепить заразу.

— Делай свое дело. И помни, не в твой власти решать, кого лечить, а кого отослать прочь. Тебе это ясно?

— Я понял твои слова, — сказал Санхкеран, — но не пойму одного: почему ты противишься повелениям Имхотепа?

Верховный жрец схватил свой жезл и швырнул в Санхкерана. Не затем, чтобы ранить, а чтобы урезонить.

— Не тебе толковать учение Имхотепа. Ты слишком возомнил о себе. Ты много лет провел в Доме Жизни, и находятся такие, что говорят о тебе: «Вот посланник того, кого мы чтим». Хотя Имхотеп никогда бы не одарил своей благосклонностью чужеземца.

Так вот в чем дело, подумал Санхкеран. Хаптхептву просто ревнует. Он смиренно потупился.

— Эти слухи, верховный жрец, распространяю не я. Больные, особенно те, что отчаялись, хватаются за соломинку и склонны видеть нечто необычайное даже в том, кто просто подаст им воды. А я у всех на виду, и лишь потому обо мне говорят подобные вещи.

Лукавое рассуждение, но Хаптхептву несколько успокоился.

— Прискорбно, что кто-то верит в такие смехотворные домыслы.

— Истинно так, — с чувством произнес Санхкеран.

— Я бы предпочел, чтобы ты впредь развеивал их. — Верховный жрец настороженно посмотрел на служителя, и в глазах его промелькнул страх.

— Разумеется. — Санхкеран понял, что жрец не верит ему, и решился продолжить: — На своей родине я поклонялся другому богу и связан душой не с Имхотепом, а с ним.

Страх в глазах жреца сменился презрением.

— И могущество твоего бога превратило тебя в раба?

— Да, — кивнул Санхкеран, вспоминая, как восемь веков назад тот, кому он поклонялся, впервые вкусил его кровь.

Довольный Хаптхептву повернулся и удалился.

«Через пять лет после голода на Фивы напал мор, унесший из жизни и Хаптхептву. Он проболел более года, мучаясь кашлем, — холера доконала его. В Доме Жизни воцарился хаос, многие жрецы-врачеватели точно так же нуждались в помощи, как и те, кто к ним обращался. В разгар эпидемии, когда слуги Анубиса выбивались из сил и повсюду витал запах смерти, пришла весть из храма Тота,[8]что всех жрецов его и писцов косит болезнь. Сехетптенх, занявший пост Хаптхептву, был человеком осторожным и боязливым. Он-то и решил отправить в храм Тота меня, чтобы я на месте определил, насколько серьезна угроза. Затея была изначально вздорной и пользы никому принести не могла. К тому же покидать святилище Имхотепа считалось дурным знаком, хотя Дом Жизни уже не оказывал никакой помощи обреченным и постепенно превращался в Дом Смерти».

Переступив порог, Санхкеран ощутил тошнотворный дух мертвечины. Он замер на месте и впервые с тех пор, как восстал из могилы, содрогнулся перед тем, что скрывалось в глубинах храма. Ему понадобилось усилие, чтобы заставить себя двинуться дальше — к нише, где, привалившись друг к другу, лежали три мертвых раба, тела которых успели позеленеть и раздуться. Санхкеран остановился над ними, стараясь унять поднимавшийся в душе ужас. Он наклонился и стал раскладывать тела как положено. Усопшим следовало лежать на спине с прижатыми к туловищу руками, только тогда слуги Анубиса могли их забрать. От прикосновения к полуразложившейся плоти горло его спазматически сжалось. Пришлось выжидать, когда пройдет тошнота «Глупо, — выговаривал он себе. — Ты не можешь испытывать таких ощущений: ты ведь не питаешься грубой пищей». Но комок в горле не исчезал. Санхкеран, слуга Имхотепа, перевел дыхание, понимая, что должен выполнить свой долг. После перерождения он перевидал тысячи трупов и всегда сохранял хладнокровие, а теперь ему хотелось притупить зрение и запереть на замок сердце.

У дверей первого святилища, назначенного для приема даров, стояли рабы-охранники. От одного из них исходил запах, предвещавший его близкую смерть. Второй, более молодой караульный, впав в лихорадочное забытье, отмахивался от кого-то незримого. Третий, самый высокий, с явственно отливающий зеленью кожей, едва держался на дрожащих ногах, что уже было не под силу четвертому стражу, который сполз по стене на пол и там затих.

В глубине святилища сидел молодой жрец и слабеющим голосом считывал со старинного свитка молитвы. Увидев Санхкерана, он замолчал, потом спросил:

— Ты кто? — Лицо его взмокло, глаза ярко блестели.

— Санхкеран, — был ответ. — Меня прислали из Дома Жизни. — Слуга Имхотепа сделал несколько осторожных шагов. — До нас дошла весть, что здесь царствует хворь.