Перстень царя Соломона - Валерий Елманов

Во-первых, дорог на Москву в этих местах, как авторитетно заявил купец, нет вовсе. Разве что до ближайших деревень и все. Не нужны они местному люду. Вот она, водная гладь. Пусть не больно-то широка, но для ладьи, даже купеческой, груженной под завязку разным товаром,- простор. Садись и кати себе до Москвы-реки, а дальше по ней до самой столицы. Красота, да и только – вода сама тебя несет к цели, а ты сидишь сложа руки и поплевываешь с борта. Обратно чуть хуже, потому как против течения, так что придется погрести, но зато ладья уже пустая – расторговался, а если что и прикупил домой, то из мелочовки.

Отсюда следует «во-вторых» – отсутствие проводника. Да и «в-третьих» тоже – где взять лошадей для верховой езды? Поначалу я подумал, что Ицхак попросту накручивает препятствий, но уже через несколько часов и сам убедился в правильности всего сказанного им.

Произошло это, когда мы причалили к очередной пристани. Город назывался по имени реки – Руза. Были уже сумерки, когда три наших ладьи пришвартовались. Я не стал любоваться окрестностями. К тому же разглядеть с берега хоть что-либо было невозможно – обзор напрочь загораживал здоровенный, с пятиэтажный дом, если не больше, земляной вал, который окружал кремль. Посад со слободами виден был хорошо, но там как раз ничего интересного – убогих домишек с узкими оконцами я насмотрелся и в Кузнечихе, так что сразу пошел по делам – искать лошадей и проводника.

Искал долго, но практически безрезультатно. Проводников не имелось вовсе, а с лошадьми… Клячи, которые местный люд выставил на продажу, даже на мой дилетантский взгляд годились разве для полевых работ, да и то с выбором, чтоб не особо тяжелые. Использовать же их в качестве верховых было бы чистой воды самоубийством. Может, мне так «повезло», не знаю, но факт остается фактом – ехать не на чем.

К тому же имелся еще один немаловажный нюанс, о котором мне вовремя напомнил Ицхак, пока я уныло оглядывал коней, а они еще более уныло меня.

– Почтенный Константино, надеюсь, простит мое назойливое любопытство, но мне бы очень хотелось знать, как часто ему приходилось путешествовать в местах, где нет дорог,- с легкой иронией в голосе осведомился он.

– Чаще, чем в местах, где они есть,- туманно ответил я, не желая срамиться.

Между прочим, не врал. Мне посчастливилось взгромоздиться на лошадь раза три и не по делу, а так, прокатиться, и, разумеется, дорог я не выбирал.

– Пусть так,- согласился Ицхак,- и почтенный синьор готов скакать без остановок на ночь, но все равно эти лошади,- подчеркнул он последние слова, презрительно указывая на понуро стоящих коней,- будут непременно нуждаться в отдыхе.

Я в последний раз покосился на них и в душе согласился с купцом, сделав существенную поправку. Судя по их виду, в отдыхе они нуждались уже сейчас, еще до скачки, а где-то на двадцатой версте, если не раньше, эти кони, как их ни нахлестывай, и вовсе лягут костьми поперек дороги.

К тому же мой огромный опыт… Навряд ли я смогу без остановки на ночь. Конечно, кати мы с обозом, а не по реке, я бы все равно рискнул, а так смысла это путешествие и впрямь не имело. Да и плыли мы сегодня достаточно быстро, отмахав за день не меньше пятидесяти верст, и проскакать больше все равно не получится. Во всяком случае, у меня.

Оставалось досадливо махнуть рукой и… пойти спать.

– Я рад, что мой спутник умеет признавать свои ошибки! – крикнул мне в спину Ицхак.

Кажется, это называется «подсластить пилюлю»…

Что купец пообещал наутро гребцам, я не знаю. Понятно, что серебро, но насколько он взвинтил обычну ю оплату, сказать трудно. Скорее всего, не меньше чем вдвое, потому что мы уже не плыли – летели.

Стык между Рузой и Москвой ладьи миновали, когда до полудня оставалось еще несколько часов. Я бы его и вовсе не заметил, если б не подсказал купец. Время на обед он тоже сумел сэкономить, организовав его на ходу – часть гребцов торопливо жевала краюхи хлеба с неизменной луковицей и здоровенным шматом сала, вторая половина наяривала на веслах. Как результат – в Звенигород мы снова прибыли в потемках, но ведь прибыли, одолев двухдневную дорогу за один переход.

– Дальше будет легче,- вновь невозмутимо заметил Ицхак.- Не скажу, что мы прошли сегодня две трети пути, но за три пятых ручаюсь.

Река еще дымилась белым густым паром, напоминая варево, закипающее в огромном котле, когда мы наутро, едва забрезжил рассвет, двинулись вперед, раздирая это месиво в драные клочья. Было что-то неестественное и фантастическое в нашем стремительном и молчаливом полете по реке. Тишину, как по уговору, соблюдали даже гребцы, которые обычно изредка вяло переругивались между собой. Наверное, вчерашний день изрядно вымотал даже их, привычных к веслам.

Вообще-то от Звенигорода до Москвы по прямой чуть больше пятидесяти километров, но река, как назло, принялась выписывать дикие петли. Одна, например, растянулась на дюжину километров, в то время как от одного ее края до другого можно было пройти за десять минут – километра не будет. Но не тащить же волоком лодки, тем более по сплошному лесу. Приходилось лететь дальше, послушно выписывая зигзаги.

Мы успели, причалив к пристани в устье Яузы за полчаса до того, как стало смеркаться. Наша ладья оказалась бы на месте и раньше, но задержали «живые» мосты, как здесь именуют плавучие сооружения, лежащие на воде. Мостов было два. Один чуть выше устья Неглинной, а второй, тянувшийся от Китай-города к Замоскворечью, был расположен у восточной оконечности крепостной стены. Состояли они из секций, каждая из которых была сделана из больших деревянных брусьев, плотно стянутых друг с другом. Секции соединялись толстыми веревками из лыка. Время от времени, по мере скопления судов, две секции развязывали, разводили в разные стороны, как створки двери, открывая проход по реке, а затем вновь устанавливали на место. Возле каждого мы провели в ожидании около часа.

Уже после того, как мы добрались до цели, я успел еще раз порадоваться, что оказался в компании с бывалым человеком. Без него я бы окончательно заплутал среди всех узких улочек с завитушками, которых в слободах видимо-невидимо. Да и вообще оторопел я на первых порах в столице-матушке. Это сейчас она чистая и ухоженная, а тогда…

Для начала попробуйте мысленно снять с нее весь асфальт. Получилось? И как картинка? Затем возьмите бревенчатый домишко в какой-нибудь рязанской деревне, где доживает свой век одинокая бабуля, всю жизнь прои- шачившая в колхозе, и теперь вместо всех этих многоэтажных строений напихайте таких домиков. Только не забудьте содрать с крыш шифер и рубероид, а вместо них накиньте обычную солому. Улицы, само собой, сделайте поуже, на манер все тех же деревенских. Ах да, непременно учтите сады и огороды – их тоже хватает. Да и мельниц порядком. Теперь посмотрим, что у нас вышло. Правильно, село селом, только очень большое и гордо именующее себя столицей всея Руси.

Нет, подальше от реки виднелись и терема в два, а то и в три этажа, или, как здесь говорят, жилья, со всякими резными выкрутасами, но это там, возле Кремля, а тут, у пристани, именно так, как я и сказал. Плюс вонь, грязь и жуткий бардак. Вдобавок все чего-то суетятся, спорят, ругаются, кто-то ударяет по рукам, заключая сделку, то и дело снуют грузчики в живописном тряпье – репинские бурлаки отдыхают, подозрительного вида личности деловито тащат к причалу какие-то тюки, а поодаль косят хитрым глазом на плохо лежащее шаромыги, терпеливо ожидающие своего часа, который скоро наступит…