Убиваем наповал - Сергей Зверев

Командир нетерпеливо заерзал по сиденью, но сигнал от этого не появился. Прошло еще долгих четыре минуты.

– Штурман, а как там…

Договорить он не успел, и штурман так и не узнал, о чем хотел спросить его командир. С поверхности моря, по тоненькому проводку, пришел сигнал, загорелся на пульте яркой лампочкой и громко звякнул, зуммером обращая на себя внимание. Этого звонка ждали пять офицеров, находившихся в боевой рубке, и тридцать восемь человек экипажа, находившихся на борту субмарины.

– Есть сигнал! – возбужденно крикнул дежурный капитан-лейтенант.

Командир мельком глянул на часы и, сняв микрофон устройства громкой связи, коротко скомандовал:

– Системе электронного подавления – залп, – и снова прилип к окуляру перископа.

На борту субмарины «Макаров» не произошло ровным счетом ничего: ни толчка от выпущенных торпед, ни шума выходящих из жерла шахт ракет, словно никакое оружие и не применялось. Зато последствия такого «тихого» залпа Морской Волк мог отчетливо наблюдать в перископ, где на борту нефтевоза, словно по мановению волшебной палочки, несколько раз мигнули и окончательно погасли сначала основные огни, свет в каютах, коридорах, яркое освещение верхней палубы. После них перестали функционировать и бортовые огни. Спустя секунду на короткий миг вспыхнуло тусклое аварийное освещение, которое питается от независимых аккумуляторов, но и этот свет быстро погас, погрузив танкер в полнейшую темноту.

Командир с трудом мог различить происходящее на борту нефтевоза даже в мощнейшее приспособление для ночного видения. Он отлично различал контур корабля, но большего увидеть не удавалось. Видно было только, как по верхней палубе хаотично мечется светлая точка, которую несколько секунд назад Морской Волк видел в качестве члена экипажа «Афродиты», одетого в светло-серую болоньевую куртку. И больше ни зги.

Командир, загибая пальцы, нервно отсчитывал секунды. Этот матрос на палубе танкера очень красочно демонстрировал то, что происходило с экипажем судна. Корабль – не город, не поле и даже не густой лес, в котором даже в безлунную ночь можно разобрать не то, что контуры деревьев, но и отыскать тропу. Отсутствие света на корабле означает кромешную темноту. Единственный свет – это желто-красные точки и загогулинки, которые мелькают в собственных глазах. Нащупываешь путеводную нить – стальную переборку, и, шаркая подошвой, аккуратно двигаешь ногу вперед: шажок, еще один… Одна рука цепляется за холодный металл, другая зачем-то вытянута вперед. Провал проема. Куда он ведет? А черт его знает… Комингс. Сколько их должно быть? Четыре. Нет, пять. Или шесть? А может быть, семь? Никогда не считал. И куда вообще идти? Потом в тебя неожиданно вцепляется рука такого же заблудшего слепца и по коридору проносится первый испуганный крик, который заставляет остальных, презрев опасность, зацепиться за что-то, удариться или просто свалиться в какой-нибудь открытый люк, бежать по лабиринту, ища выход на верхнюю палубу. И падают, и проваливаются, и сбивают о коварные комингсы лодыжки, и расшибаются, и начинается сначала неразбериха и суматоха, а потом паника и психоз…

Командир, загибая пальцы, нервно отсчитывал секунды. Надо дать понять старшему помощнику, что происходит на борту «Афродиты». В карцере наверняка света нет, на то он и карцер, и догадаться, что нефтевоз подвергся массированной электронной атаке, ему будет непросто. Только когда неразбериха достигнет апофеоза, Даргель сообразит, что произошло нечто неладное, и только в этот момент можно давать торпедный залп.

Узкий луч направленного микрофона метался по верхней палубе вместе с перископом, но ничего не видел и не слышал. Командир определил для себя срок: семь-восемь минут, после чего можно будет отдавать команду торпедистам.

– Водолазы? – коротко поинтересовался штурман.

– Рано. Только после торпедного залпа, – ответил командир и пояснил: – Надеюсь, сразу это корыто не потонет, продержится на плаву минут пять, а за это время они на подводных скутерах успеют добраться до судна. Да и взрывной волной парней может накрыть. Подождем.

Ждать оставалось еще долгих шесть минут…

Но ни Морской Волк, ни штурман не догадывались, что в эту ночь атаковать злосчастный танкер собирались не только они.

– Товарищ командир, – окликнул офицер-акустик, – есть шумы, идентифицированы, как киты. Количеством шесть. Идут прямо на танкер.

Командир скосил глаз на видеомонитор, на котором к жирной красной точке, символу танкера, плотной группой двигалась группа зеленых точек.

– Час от часу не легче, – с досадой бросил Макаров, – чего им тут вдруг понадобилось? – Киты никак не входили в план Морского Волка. Животные они, конечно, большие, но и современные торпеды – вещь серьезная. Такими штуками можно и корабль потопить, и китов прихлопнуть. Особой любви Макаров к ним не испытывал. Если прихлопнуть парочку, ничего страшного, конечно, не случится, но лишних осложнений и шумихи вокруг секретной субмарины не хотелось.

Макарова вдруг пронзила мысль. Он вспомнил о последних нападениях этих морских чудищ на наши атомные подводные ракетоносцы. Елки-палки! А вдруг это не случайность? Вдруг американцы засекли его лодку и дали китам команду атаковать? Не сейчас, конечно. В эту минуту они при всем желании даже «SOS» не подадут. Единственный свет – ракеты. Но что, если они просемафорили китам раньше, еще до электронной атаки?

– Сколько им ходу до танкера? – озабоченно спросил Морской Волк.

– Около шести-семи минут, товарищ командир, – отозвался акустик.

– А до нас?

– Если не изменят скорость, около девяти минут…

– Илья Георгиевич, что случилось? – поинтересовался штурман, не понимая, к чему клонит командир и с какой целью задает эти вопросы.

– Я вот думаю, – Макаров теперь неотрывно смотрел на экран монитора, – уж не по нашу ли душеньку идут эти милые рыбки… Что скажешь, а?

– И что будем делать?.. – До штурмана, наконец, дошел смысл командирских рассуждений.

Макаров снова глянул на часы:

– У нас еще есть пять с половиной минут, – по решительному тону Морского Волка все в рубке поняли, что отступать от своего плана командир не намерен и бросать в беде старшего помощника не собирается. Да и другой случай освободить Даргеля вряд ли когда представится.

– Будем ждать, – подвел итог Морской Волк. – Всем по местам стоять!

Покидать каюту, которую до атаки с борта «Макарова» американцы гордо называли «Центр управления и корректировки», Лариса Крутолобова не собиралась. Она рассчитала все верно, и как только вырубила мистера Нейвилла, «Макаров» вывел из строя всю бортовую аппаратуру, турбины, аккумуляторы и все, что хоть каким-то образом связано со словом «электричество».

В кромешной темноте она оттащила американца в конец каюты, бережно уложила между бесполезным теперь компьютерным хламом, предварительно обшарив карманы, забрав документы и небольшой, но мощный пистолет, а сама уселась в кресло. Крутолобова прекрасно понимала, что в такой экстраординарной ситуации командир по-настоящему становится богом для экипажа, ибо он и только он может отдать нужные команды. А посему девушка не исключала возможности, что даже в абсолютной тьме матросы бросятся искать капитана и Нейвилла и, следовательно, могут заглянуть и сюда. Ну, что ж, здесь они найдут только кроткую заблудшую овцу, молящую о помощи…