Ссудный день - Чак Паланик

Уолтер не мог понять цели этого списка – одни имена и числа, имена и числа. Толботт приказал ему удалять тех, кто за неделю не набрал трех тысяч голосов. Числа в списке ежедневно удваивались, о нем явно пошла молва.

Сам не зная зачем, Уолтер внес в список нелюбимого профессора. Старый хрен завалил Уолтера на экзамене за отказ воспринимать каждое слово в его лекциях как божественное откровение. Уолтер вбил в поле «доктор Эммет Бролли» и нажал на «Ввод». Список автоматически прокрутился, демонстрируя имя, в алфавитном порядке помещенное между сенатором штата и новостным обозревателем с кабельного канала.

И тут же напротив него появился голос. Единичка сменилась на двойку. Двойка на тройку.

* * *

Никаким родителям не пришло бы в голову дать ребенку имя Лакомая Бастилия. Под таким именем она подала документы на иммиграцию. Новое отечество, новая личность. После Ссудного дня все эмигранты ухватились за возможность начать с чистого листа. И пошло дело – мужчины с именами Аристотель и Аристид, женщины по прозванию Баккара и Дезире. Туда же вот и Лакомая Бастилия, которой определенно не стоило надевать облегающее платье из сливочного креп-муслина, не прихватив к нему плащика или кофточки, притом что явно собирался дождь! Никакие утяжки, чашечки и косточки не справлялись с ее сногсшибательными формами, поэтому Лакомая предпочитала обходиться без ухищрений. На полпути от парковки небеса разверзлись, и каждая тяжелая капля оставляла на светлой ткани след, и вскоре невесомое платье прилипло к телу, скрывая под собой кофейного цвета округлости не лучше, чем слой растопленного масла.

Все лесбиянки пожирали ее глазами – ее стоящие торчком налитые груди, ее соски – две четкие лиловые мишени под тонкой тканью. Лакомая чувствовала, как взгляды незнакомых баб щупают темный янтарь ее мускулистых бедер, скользят по ямочке, где смыкаются ее большие круглые ягодицы, так четко обрисованные под вымокшей юбкой.

Ну и пусть пялятся. Так у нее не будет соблазна глядеть по сторонам. А то ведь если она случайно посмотрит в масляные глаза хоть одной этой бабе, она просто взорвется.

Так Лакомая и сидела, нагая и беззащитная, неохотно ковыряя салатик и стараясь видеть только предметы непосредственно перед собой – бокал пино-нуар, хлебную тарелку, бледную розу в вазочке по центру стола. Не обращать внимания на шумный зал ресторана, полный лесбиянок и геев. Только вот здесь они не были лесбиянками и геями. Полное отсутствие гетеросексуалов превратило людей за столиками просто в мужчин и женщин.

Чтобы отвлечься, Лакомая сосредоточилась на своей даме. У женщины, сидящей напротив, была пышная грива рыжих волос. При переселении она выбрала себе имя Джинджер Престиж. Свели их коллеги Лакомой по аэрокосмической корпорации. Никак они не могли смириться с присутствием в своих рядах одинокой женщины и постоянно устраивали ей свидания вслепую, подсовывая своих знакомых и знакомых знакомых с именами типа Чаша или Гордость. Видимо, не состоящая в законном браке особа представлялась угрозой этому чинному, домашнему, разделенному на стабильные пары обществу женщин средних лет.

Изящными длинными пальцами рыжая играла с локоном у лица.

– Мне сказали, ты ракеты строишь?

Лакомая отпила вина и скромно кивнула.

Робко глядя на прозрачное платье, туго обхватившее осиную талию, рыжая пролепетала с восторгом в голубых глазах:

– Вы там настоящие герои!

Она имела в виду миссию на Марс – высокобюджетный национальный проект, призванный сплотить новую, встающую на крыло страну и заявить притязания – по крайней мере, символические – партии Оскара Уайльда на Красную планету. Лакомая была одним из ведущих отечественных экспертов по аэрокосмической технике, возможно, ключевым звеном в гонке однополых астронавтов к Марсу.

Вина она выпила всего один глоток и сделала официанту знак унести почти полный бокал, не желая себя искушать. У Джинджер были такие длинные пальцы и сочные губы, что начинало разыгрываться воображение. У Лакомой мурашки побежали, когда она представила это веснушчатое розовое лицо меж своих шоколадных ног. Надежда отечественного ракетостроения поймала себя на фривольных мыслях и стряхнула морок. Слишком долго она живет одна, храня супружескую верность. Эти фантазии свидетельствовали не столько о неотразимой сексуальности рыжей, сколько о затянувшемся ее, Лакомой, воздержании.

– Ну, а я сегодня пью за двоих, – заметила рыжая, подзывая официанта, чтобы подлил ей вина. – А кто ты по знаку Зодиака?

Лакомая поправила салфетку на коленях.

– Родилась в конце мая.

Рыжая заулыбалась.

– Близнецы, значит.

Лакомая беседу в этом направлении не поддержала, и рыжая сменила тему.

– Скажи мне как космический гуру, что ты думаешь об этой истории с летающими пирамидами?

У Лакомой не было секса уже пять месяцев. Двадцать невыносимо одиноких недель минули с тех пор, как она попала в эту чужую страну. Вилкой она принялась вторгаться в недра салата, желая найти и пронзить артишоковое сердечко. А отвлеклась от этого занятия лишь для того, чтобы попросить стакан апельсинового сока. Очередной стакан унылого апельсинового сока, когда хотелось ей мартини. Мартини с водкой, в него три набитые чесноком оливки, а в себя – большой твердый член одного блондина, так чтобы кончать с ним, вытягиваясь в струнку… и вдруг, подняв глаза на официанта, она заметила этого самого блондина.

Он сидел в узкой нише в самом дальнем углу зала. Худосочный белый парень, сложенный, в лучшем случае, как теннисист – а если по-честному, то кожа да кости. Волосы мальчишеским чубчиком падали на широкий фарфоровый лоб. К Лакомой он сидел боком, так что она видела его в профиль с головы до пят. Напротив белого парня жевал мускулистый черный детина, такой здоровенный, что слишком узкая футболка на нем чуть не лопалась. Лакомая видела его накачанные ляжки в голубых джинсах под столом и то, как он сует оба мясистых колена блондину между костлявых ног и начинает нагло, при всех эти ноги раздвигать.

Блондин неловко отодвигался, но узкая ниша, в которой они сидели, не позволяла ему полностью избежать соприкосновения, и черный качок продолжал хищно его домогаться, игнорируя сопротивление. Блондин краснел и от унижения чуть не плакал. Как будто почуяв на себе взгляд Лакомой, он вдруг обернулся.

Она тут же отвела глаза. Сердце выскакивало из груди. Здесь женщина рисковала всем, если дольше приличного смотрела на мужчину. За такую оплошность можно в одночасье лишиться работы и жилья, родительских прав и гражданства. Без лишних разбирательств депортируют к белым или к черным – туда, где сексуальные отношения между людьми разного пола не считаются зазорными.

Если рыжая и заметила, то виду не подала. Прихлебывая вино, она рассуждала о гонке деторождения. Каждый час натуралы делают новых гомосексуалов. Гомосексуалам никогда не угнаться за их темпами, и шансов представить достаточное количество детей для обмена нет. А значит, в плену у натуралов всегда будут оставаться гомосексуальные подростки.