Управление - Андреас Эшбах

Одна из женщин возразила, что это просто дикие истории. Приюты организации «Лебенсборн» предназначены только для того, чтобы незамужним матерям арийской крови позволить и облегчить вынашивание своих детей.

– Я слышал по-другому, – возразил рассказчик, тяжело ворочая языком. – Понятно, что фюреру необходимо здоровое потомство, и чем больше, тем лучше. Поэтому туда может заявиться мужчина, и если он пройдет тест на принадлежность к арийской расе, то ему предоставят девушку и – БАХ!

– С нашим герром Леттке они обойдутся даже без теста на принадлежность к арийской расе, – ухмыльнулся другой. – Это называется «пришел, увидел и… кончил».

Все громко захохотали, даже женщины.

Леттке бросило в жар, но, прежде чем он успел ответить, на его столе зазвонил телефон. Именно сейчас!

Он взял трубку. Это была его мать, которая, как обычно, страдальческим голосом произнесла:

– Мне кажется, пришла та посылка, которую ты ждал.

– Что? – Ему потребовалась пара мгновений, чтобы сообразить, о чем шла речь. – А, хорошо. Благодарю.

– Ты хотел, чтобы я сразу же дала тебе знать, – недовольно продолжила она.

– Да, – ответил он, вполуха прислушиваясь, как компания строила дикие догадки о его способности производить потомство.

– Мне нужно открыть ее сейчас?

– Нет!

– Но она адресована мне, – настаивала его мать. – Из книжного магазина издательства «Кнут и Риче». В Берлине.

– Это то, что я заказал, – сказал Леттке. – Просто положи ее ко мне.

– Там внутри книга, верно?

– Я же тебе говорил. – Разговор рядом с ним переключился с темы «Лебенсборна» на любовную жизнь католических монахинь. – Но тебя она не заинтересует.

– Послушай, как ты разговариваешь со своей матерью? Я пока еще сама решаю, что мне интересно, а что – нет.

Это снова был один из тех моментов, когда Ойген испытывал непреодолимый порыв просто повесить трубку, встать и уйти, просто уйти. Уехать из города, уехать в другой, как можно более отдаленный город, начать все заново под другим именем и больше никогда не возвращаться, больше никогда не выходить на связь, исчезнуть так же, как и его отец, – и быть свободным, наконец-то свободным.

Упоительная идея, которая одновременно заставляла его вздрагивать. Когда он так думал, ему всегда казалось, что он стоит на краю огромного водопада и смотрит в глубину, окутанную брызгами. Он знал, что никогда не сможет решиться и прыгнуть.

– Ну, если хочешь, можешь раскрыть, – устало произнес он.

– Я просто хотела сообщить тебе, – парировала она. – Потому что ты говорил, что я должна это сделать.

– Да. Хорошо. Спасибо. Но теперь мне нужно вернуться к работе.

– Ты опять вернешься только завтра утром?

Леттке закатил глаза.

– Скорее всего.

Он уже почти полгода приходил домой только утром!

Она пробормотала что-то, чего он не понял, затем повесила трубку. Еще какое-то время Леттке держал трубку в руке, пытаясь сообразить, что же на этот раз ей могло не понравиться. Он ненавидел подобные разговоры. Теперь ему снова придется весь остаток дня провести с мыслями о том, что в глазах своей матери он сделал не так, и он опять не сможет это понять. Он еще ни разу этого так и не понял.

Когда он повесил трубку, речь шла уже не о «Лебенсборне», а о французских женщинах и о том, обладают ли они особым обаянием – тема, заставившая присутствующих немецких женщин заметно разозлиться.

Но в какой-то момент шампанское наконец было выпито, и они снова принялись за работу. Или как минимум попытались. В этот день – и в эту ночь – они уже не будут действительно эффективными.

По этой причине, а еще из-за того, что мысль об ожидающей его посылке не давала ему покоя, Леттке освободился раньше обычного, переложив ответственность на своего заместителя, и пошел домой, как всегда с фонариком отыскивая дорогу по темным улицам Веймара. Правда, до сих пор ни один английский бомбардировщик не проникал так далеко вглубь страны, но все же это могло произойти.

Его мать еще не спала, удивилась, что он пришел, но ничего не сказала. Как обычно, она поставила перед ним еду, разогрев ее самостоятельно.

– Раз уж ты вернулся так рано, – проворчала она.

Она так и осталась сидеть за столом и смотрела, как он ест. Он едва ли ощущал вкус еды, да и в целом не был голоден, а ел только для того, чтобы успокоиться. Возможно, не мешало бы снабдить организм питательными веществами.

Затем, когда тарелка была пуста, мать поднялась, что-то пробормотала и легла спать, вся исполненная немого упрека. И он наконец остался один на один с посылкой. Мать ее так и не открыла.

Он поднял ее, осмотрел со всех сторон. Адресована Евсевии Леттке, он совершил заказ от ее имени, с ее телефона. Она же и оплатила посылку – это она могла сделать совершенно спокойно, ведь все еще оставались тысяча триста рейхсмарок, которые он для нее спас! Самое главное, что нигде не должно было остаться следов, ведущих к нему.

Он разорвал упаковку, достал книгу. «Проф. д-р Элена Кролль, Введение в программирование. 7-е переработанное издание».

Обложка была ужасная: ярко-розовая, с черно-белым цветочным узором. И когда он открыл книгу, лучше не стало. Каждая глава была украшена цветочками, как будто это была книга с советами по макияжу или чем-то подобным. Невольно он начал дотрагиваться до страниц с опаской.

Он прочитал введение. Прежде всего там повторялась известная история о лорде Бэббидже и леди Лавлейс, в основном так же, как рассказывали в школе, только ее дополнили несколькими картинками. Затем шло долгое и развернутое рассуждение о том, почему программирование было женской работой…

Сейчас ему совсем не хотелось этого знать. Он сердито листал дальше, ища главу, в которой наконец-то переходили к делу. Программирование, прочитал он, было похоже на выпечку пирогов. Что, простите? Тогда почему это всегда называли набором программы? Об этом не говорилось. В общем, книга была написана ужасно неразборчиво, все объяснялось примерами из домашнего хозяйства, цветочными клумбами, хранением запасов, покупками, одеждой, кулинарными рецептами…

Он нетерпеливо продолжал листать. Единственное, что он понял сразу, так это то, что аббревиатура НЯП означает «немецкий язык программирования» и что он по принципу идентичен УЯП, или «универсальному языку программирования», основы которого восходили к леди Аде Лавлейс. Только НЯП использовал немецкие термины. Например, программа выглядела так: