Под покровом тайны - Юна-Мари Паркер

– Я бы предпочел чай из трав.

Джесика сделала знак находящемуся поблизости официанту, усадила Бернарда за ближайший столик, так чтобы ему было удобно писать, и сказала носильщику, чтобы тот осторожно, без суеты, отнес его багаж в номер «Роксброшир», где уже приготовили шампанское, вазу с экзотическими фруктами и большую коробку шоколадных конфет с ликером – все это лично от Кеннета Вулфсона. С Бернардом Шеллером должны были обходиться как с очень важной персоной на протяжении всего его пребывания в отеле, и Джесика не сомневалась, что все так и будет.

Мэделин и Карл прибыли в Хайвиндс, расположенный в заливе Ойстер-Бей на острове Лонг-Айленд, в пятницу поздно вечером. Белый дощатый домик с верандой и деревянными мостками, спускающимися прямо к пляжу, принадлежал семье Ширманов многие годы, и здесь Мэделин проводила уик-энды и каникулы, когда была ребенком. Порядок в доме поддерживала постоянно живущая здесь экономка, которой помогал садовник, так что в любое время Джейк, Карл и Мэделин могли сообщить им о предстоящем приезде. Их встречали в полной готовности.

Как только они прибыли, Мэделин вышла на веранду, с которой открывался прекрасный вид на тихий, мирный залив. Казалось, его воды были неподвижны. Ей нравился этот вид – всегда один и тот же и всегда необычайно притягательный. Карл тоже вышел и, держа руки в карманах своих льняных бежевых брюк, принял небрежную позу.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он. Мэделин с улыбкой повернулась к нему. Она мечтала об этом уик-энде. И решила здесь ни единым словом не упоминать о своей матери, о Милтон-Мэноре и других вещах, которые терзали ее душу последнее время.

Казалось, Карл тоже был чем-то озабочен и испытывал огромное напряжение, поэтому она настроилась провести эти два драгоценных дня так, чтобы они оба могли развеяться и получить удовольствие.

– Стаканчик спиртного на ночь – это прекрасно, – тихо сказала она.

Карл взглянул на море и молча кивнул, затем отправился в дом за вином. Когда он снова вышел, Мэделин притянула его к себе на диван и взяла за руку.

– Вот это жизнь, не правда ли? – прошептала она с довольной улыбкой.

– Да. Нам следует приезжать сюда почаще, – ответил Карл, глядя на море.

Они сидели молча некоторое время, затем он медленно поднялся и потянулся.

– Я, пожалуй, пройдусь немного, – сказал он, и Мэделин показалось, что Карл испытывает некоторую неловкость и как бы извиняется за то, что не приглашает ее присоединиться к нему.

– Хорошо, милый, – мягко ответила она. – А я пока приму ванну… Когда ты вернешься, мы сразу ляжем спать. – Она взяла его ладонь и прижала к своей щеке.

– Конечно, дорогая.

– Ты найдешь дорогу? Уже стемнело, смотри не свались в море!

Карл усмехнулся:

– Не беспокойся. Я скоро вернусь.

Мэделин наблюдала, как он двинулся по дорожке, и тревога за него почему-то наполнила ее сердце. «Если с ним что-то случится…» Она отбросила эту мысль, потому что не представляла свою жизнь без Карла и его любви. Он стал неотъемлемой частью ее существования; даже своим успехом в живописи она во многом обязана его поддержке. Мэделин благодарила Бога от всей души за то, что у нее не было ни малейшего повода подозревать Карла в обмане, в то время когда флирты мужей стали нормой жизни. Она считала себя одной из счастливейших женщин на свете, потому что Карл всегда был ей верен.

Холодные, серые сумерки нависли над заливом. Карл медленно шел по кромке воды. Он снял туфли и с удовольствием ступал босыми ногами по упругому влажному песку. Легкий ветерок слегка взъерошил его волосы. Он специально ушел от Мэделин на какое-то время: тяжелые мысли терзали его, мешали быть естественным с женой. Он испытывал мучительное раскаяние. Оно подтачивало его днем и ночью, доводя до безумия. Раскаяние… раскаяние. Он в ярости пнул ногой камень, ощутив физическую боль, которой почти обрадовался: это была боль другого рода. Как он мог позволить Кимберли соблазнить его? Это было невероятно, выше его понимания. Он облизнул губы и вдохнул соленый воздух – соленый, как слезы, подступившие к глазам.

Всего один неосторожный поступок, и он погубил свою жизнь. Эта мысль была такой невыносимой, что он остановился и повернулся к морю, устремив ничего не видящий взгляд к горизонту. Если даже Мэделин никогда ни о чем не узнает, если даже он и Кимберли безнаказанно скроются с деньгами Хэнка Пагсли, он все равно не сможет нормально жить, так как не сумеет пережить собственного падения, того, что предал и Мэделин, и Джейка, и банк. Этот поступок заставлял его ненавидеть себя, и всю оставшуюся жизнь он вынужден будет ходить по лезвию ножа, до тех пор… До каких же? Пока Кимберли не украдет достаточно много денег?

А может быть, пока Хэнк или «Центральный Манхэттенский банк» не обнаружат их мошенничество?

Он стоял, размышляя, а волны, подобно кружевам, накатывались на его лодыжки, и темнота смыкалась над ним. Ему захотелось шагнуть вперед, в море, и продолжать идти… в глубину… Он представил, как вода приближается к его голове, давит на него, затем заполняет легкие и наконец наступает забвение…

С мучительным, сдавленным стоном Карл повернулся и быстро зашагал назад в Хайвиндс.

Мэделин читала, сидя в постели, когда он вошел в дом.

– Хорошо прогулялся?

– Прекрасно! – Он старался говорить легко и спокойно. – Тебе тоже не мешало бы пройтись, лентяйка!

Мэделин засмеялась:

– Сам ты лентяй! Спорим, что обыграю тебя завтра в теннис.

– Ну, конечно!

– Карл… – Она протянула к нему руку и одарила нежным взглядом. Минуту спустя он уже был в ее объятиях, и они тесно прижались друг к другу. – Как хорошо ты пахнешь! – прошептала она, касаясь лицом его лица. – Морским ветром. – Она провела пальцами по волосам мужа, закрыв глаза, чтобы лучше чувствовать его.

– Любовь моя… – Эти слова слетали с его губ, когда он начал снимать с нее ночную рубашку. – Милая…

Наконец она обнаженной легла на покрывало. Свет падал на соблазнительные изгибы ее тела, выделяя темные впадины и светлые выпуклости. Ее груди вздымались, как два холмика, а волосы темным облаком рассыпались по подушке. Карл подумал, что никогда не видел ничего более красивого.

Мэделин прильнула к нему, отвечая на его ласки и слегка удивляясь, почему в его движениях столько порывистости, а лицо искажено болью. Впервые он слишком быстро достиг кульминации, не в силах сдержать себя, и в его поведении явно сквозило безрассудство. Мэделин не успела достичь пика страсти. Но ее возбуждение не было слишком сильным, и она решила, что в эту ночь будет делать все только ради его удовольствия. Порой такое бывало, но она никогда не обижалась и не добивалась собственной разрядки, испытывая удовлетворение уже от того, что доставляла ему блаженство.

Снова заключив Карла в свои объятия и сливаясь с его неистовым телом, она чувствовала себя такой же вечной, как сама женственность, как земля и море, ласкающее берег, как луна, роняющая серебристый свет на песок. Она чувствовала себя матерью, утешающей беспокойное дитя, оберегая его своей любовью. И в тот момент, когда Карл опять достиг наивысшего блаженства, судорожно мотая головой и погружаясь в ее горячее влажное тело, – в тот момент, когда он в забвении выкрикивал ее имя, Мэделин внезапно инстинктивно поняла: в его жизни случилось нечто ужасное…