Последний час рыцарей - Нанами Шионо

Такой командир, несомненно, оказался весьма полезен Он оставался в отряде янычаров восемь лет. За это время османская армия, увлеченная стремительностью своей победы над Константинополем, проводила в жизнь захватническую политику Мехмеда с невероятным упорством. Михайлович провел эти дни, сражаясь в составе передовых частей турецкой армии.

В 1463 году во время сражения в Боснии он и его полк попали в окружение превосходящих сил венгерского короля Матьяша Корвинуса, единственного высокопочитаемого христианского военачальника из всех, сражавшихся против турок. Увидев в этом прекрасную возможность вернуть себе свободу, Михайлович немедленно сдался венграм. В том же году он перешел обратно в христианство.

Михайлович продолжал вести жизнь солдата. Не имея возможности вернуться в свое порабощенное отечество, он присоединился к венгерской армии в ответ на настоятельную просьбу. Вместе с венграми он принимал участие в различных сражениях на территории Венгрии, Боснии, Моравии и Польши. По-видимому, сербский командир написал свои воспоминания, живя в Польше в период между 1490 и 1498 годами. К этому времени когда-то молодому сербскому кавалеристу было уже более шестидесяти лет. Словно намекая на необычность его жизненной истории, эта работа стала известна под названием «Записки янычара».

Нередко бывает так, что некий поворотный момент, некое судьбоносное событие полностью меняют восприятие какой-то личности. Мехмед II, которого считали незрелым и одержимым нездоровым честолюбием, о котором думали, что ему повезет, если он сможет хотя бы сохранить территории, захваченные его отцом, стал героем поколения.

Джакомо де Лангуски, служивший заместителем Марчелло во время восьмимесячных переговоров с молодым победителем о восстановлении отношений между Османской империей и Венецией, записал следующие впечатления: «Султану Мехмеду двадцать два года, он хорошо сложен и ростом выше среднего. Он воспитан как воин, его обращение скорее властное, чем сердечное. Владыка редко улыбается. Он рассудителен и свободен от каких-либо ослепляющих предрассудков. Приняв какой-либо план действий, султан следует ему полностью, делая это с большой смелостью.

Он стремится к славе Александра Великого. Каждый день Чириако д’Анкона и другой итальянец по его приказанию читают ему из римской истории. Он любит Геродота, Ливия, Курция и т. д., жизнеописания пап, критические биографии императоров, повести о королях Франции и Ломбардии. Султан говорит по-турецки, по-арабски, по-гречески и по-славянски, он весьма сведущ в географии Италии. У него есть цветная карта Европы, на которой указаны границы государств, а также места, где жил Эней, резиденция папы, расположение императорских дворцов.

Его жажда власти необычайна. Султан выказывает величайший интерес к географии и военному делу. На время наших переговоров он очень искусно задавал наводящие вопросы.

Это весьма примечательная натура, к столкновению с которой мы, христиане, теперь должны быть готовы».

Этот «примечательный» молодой человек был не только в высшей степени одаренным, но имел в своем распоряжении постоянную армию из 100 000 человек, готовых выполнить любой его приказ. Ни одно европейское государство того времени не могло собрать армию такого размера.

Мощь его «Великой пушки» тоже не могла не привлечь внимание европейских правителей. Разумеется, в Европе была своя артиллерия. Еще сто пятьдесят лет назад венецианцы начали устанавливать пушки на свои военные корабли. Но Мехмед был первым, кто понял и полностью использовал военный потенциал такого орудия. Не могло быть более очевидной демонстрации этого потенциала, чем разрушение тройной стены Константинополя — самого прочного укрепления того времени.

На самом деле, разумеется, это вовсе не было достижением: защитники попросту оказались слишком малочисленными, они могли защищать лишь частокол и внешнюю стену. Внутренняя стена, самая прочная из трех, осталась практически неповрежденной. Но в то время лишь немногие люди были достаточно информированными, чтобы понимать это. В общепринятом представлении возник образ пушки, разрушающей все три стены Константинополя, и этот образ распространился по всем уголкам Европы. В следующем году венецианский сенат первым объявил о планах по изготовлению множества больших орудий. Вскоре другие страны, не желая отставать, заявили о таких же намерениях, что способствовало дальнейшему совершенствованию технологий. Разумеется, техника возведения городских стен тоже пережила революцию примерно в это время.

Городские стены по всей Европе, на ее западе и востоке, как и те, которые мы видим на Ближнем Востоке, можно грубо разделить на две категории. Это те, что построены до широкого распространения орудий большого размера, и те, что воздвигнуты после.

Разница заметна с первого взгляда. Более ранние стены выше и значительно тоньше, а те, что построены позже, — намного толще и не столь высоки. Они словно бы вросли в землю, их нижняя половина построена под небольшим углом к земле. Этот уклон предназначен, чтобы хотя бы отчасти уменьшить ударную силу снарядов, выпущенных прямо в стену.

Первыми такие стены использовали те, кто первым же попал под турецкий обстрел, — рыцари-иоанниты с острова Родос и Венецианская республика.

Новое оружие полностью отменило важность тяжеловооруженных рыцарей — профессиональных воинов Средних веков. Стрелять из пушки мог практически любой, кто выучил азы артиллерийской науки. Навыки, предполагавшие наличие определенных врожденных способностей, для совершенствования которых требовались долгие годы тренировок (например, верховая езда или умение правильно метать копье, чтобы пробить доспехи), перестали быть необходимыми.

Рыцари, некогда составлявшие боевую славу Средних веков, теперь должны были отойти в сторону, уступая непрофессионалам — артиллеристам или тяжеловооруженным пехотинцам, эффективным лишь благодаря численному превосходству.

Изменение вооружения — не единственная особенность, отличающая Средние века от начала Нового времени. Хотя Мехмед и Халиль-паша не сходились во мнениях о том, следует ли захватывать Константинополь или нет, история подтвердила правильность выбора султана для будущего Османской империи.

Захват столицы Византийской империи позволил туркам претендовать на все земли, когда-либо находившиеся под ее управлением. Это дало завоевателям чувство своей правоты. В стратегическом отношении Константинополь был одновременно и центром, и отправной точкой. Контролируя его, турки получали возможность объединить свои территории в Азии и на Балканах. А это делало их империю единым целым.

Спустя три дня после взятия города Халиль-паша, правая рука предыдущего султана и сын одной из самых прославленных турецких семей, был заключен в тюрьму. Ему пришлось идти вместе с караваном пленных греков в Адрианополь. Там он провел еще двадцать дней в тюрьме, а потом был обезглавлен. Его преступление заключалось в «тайном пособничестве византийцам».

Мехмед, не теряя времени, использовал свой новый город, чтобы расширить власть и на суше, и на море. Церкви Константинополя одна за другой превращались в мечети. Началось строительство дворца Топкапы. В город вынуждали переезжать не только турок, но и греков, и евреев, чтобы заново заселить его. Начались приготовления к официальному переносу столицы из Адрианополя в Константинополь. Но солдатам не было дано даже короткого отпуска, чтобы насладиться своей победой.