Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки - Борис Соколов

Вскоре после этого чете Клаузенов пришлось стать поклонниками японской оперы. Макс обнаружит в почтовом ящике два билета в японский императорский театр. Один для него, другой — для Анны. В полутемном театре ему передали небольшой пакет с 5000 долларов, а он отдал 38 микропленок "связному" из Москвы. Через несколько месяцев Клаузен вновь получил два билета на оперу "Все девушки" в Такарацука-театр. И вновь они с Анной отправились на представление. За 30 роликов микропленки Клаузен получил 3000 долларов и 25 тысяч йен. В обоих случаях человеком, совершавшим этот обмен, был советский консул в Токио Вутокевич. Во время третьей встречи в театре на связь вышел второй секретарь посольства Виктор Зайцев. Под псевдонимом "Серж" он около десяти раз встречался с Клаузеном в офисе компании "Клаузен Shokai". В дневнике Клаузена эти встречи были зашифрованы как "S-tr" — "Serge treffen" "встречался с Сержем".

В 1940 году фон Ритген, глава Германского информационного бюро (ДНБ) в Берлине, попросил Шелленберга "проверить в соответствующих органах гестапо дела Зорге с целью определить, нельзя ли найти возможность оградить Зорге, как ценного и нужного информатора, от препятствий, которые ему чинит токийская организация нацистской партии в связи с его политическим прошлым". Рихард тогда был заместителем начальника ДНБ в Токио, и Ритген очень высоко оценивал его информацию. По словам Шелленберга, "возникло подозрение в его нелояльности — первой высказала недоверие к Зорге зарубежная организация НСДАП, указав при этом на его политическое прошлое. Фон Ритген, с которым Зорге вел личную переписку, просил меня заглянуть в секретные дела на Зорге, которые вели 3-е и 4-е ведомства.

Ритген, который, как было видно, не хотел отказываться от сотрудничества Зорге с ДНБ, указал на сотрудничество Зорге с профессором Хаусхофером в Мюнхене, как на факт, вызывающий сомнения в политической благонадежности Зорге (Гесс к тому времени улетел в Англию и был объявлен сумасшедшим, а геополитика и ее адепты оказалась под подозрением. — Б.С.), В геополитическом журнале Хаусхофера была помещена длинная серия статей Зорге о "Восстании молодых офицеров", по мнению Ритгена, лучшее, что когда-либо было написано о подо-плеке тогдашних разногласий между армией и промышленными кругами Японии. Ритген восхищался великолепным лиан нем Зорге страны и людей Восточной Алии, а также его глубоким пониманием политических процессов вообще в странах Востока. Так, например, он всегда точно знал и верно оценивал по словам Ритгена соотношение сил между Китаем, Японией и Россией, с одной стороны, и Америкой и Англией — с другой".

Шелленберг затребовал досье на Зорге и, если верить его мемуарам, обнаружил там довольно странную информацию: "Я просмотрел документы о Зорге. Из них нельзя было убедиться в необходимости что-либо предпринимать против Зорге. Правда, документы о его прошлом заставили меня задуматься — Зорге поддерживал тесные контакты с многими агентами Коминтерна, известными нашей разведке. Кроме того, в двадцатые годы он был в хороших отношениях с националистическими, праворадикальными и национал-социалистскими кругами, в том числе со Стеннесом, одним из бывших фюреров СА, который после исключения из партии убежал в Китай, где стал военным советником Чан Кайши. Мы знали, что Стеннес, находясь в Китае, поддерживал тесные связи с "Черным фронтом" Отто Штрассера; кроме того, Гейдрих подозревал его в заигрывании с русскими.

Когда я беседовал с Ритгеном о возможных посторонних связях Зорге, он высказал следующее мнение: если он даже на самом деле связан с иностранными разведками, мы должны все-таки найти средства и способы, с одной стороны, обезопасить себя, а с другой — извлечь пользу из знаний Зорге. В конце концов я обещал Ритгену в дальнейшем защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе; при этом я предоставил Ритгену самому подумать о том, каким образом наладить передачу информации.

Когда я сообщил об этом Гейдриху, он одобрил мой план, но с условием, что за Зорге немедленно будет установлено наблюдение. Гейдрих был настроен скептически и учитывал возможность того, что Зорге может снабжать нас дезинформацией; ввиду этого он предложил направлять информацию Зорге не по обычным каналам, а подвергать ее особой проверке. Он поручил, кроме того, обсудить все это дело еще раз как следует с Янке (глава частного разведывательного бюро при Гессе, закрытого после его полета в Англию. — Б.С.).

Должен признать, что я по небрежности промедлил с установлением немедленного контроля над Зорге, которого потребовал Гейдрих. Правда, организация такого наблюдения была затруднена тем, что, во-первых, в этом случае нельзя было сделать письменных распоряжений, а во-вторых, наши сотрудники в Японии были для этого еще молоды и неопытны. Когда я говорил об этом с Янке, он странным образом уклонился от решения этого вопроса, делая вид, что он не знает Зорге как следует. Я же знал, что ему обо всем известно от Ритгена, но, тем не менее, не стал давить на него".

Полная, по правде сказать, ерунда получается. С 1924 по 1928 год Рихард вообще находился в СССР, а в Германии если и появлялся, то очень редко, и никоим образом не мог быть связан ни с какими германскими националистами и национал-социалистами, даже если бы пожелал с ними контактировать. И о его контактах со Стеннесом никаких данных нет. Не исключено, что все это придумали либо сам Шелленберг, либо чиновники гестапо (IV отдела), исходя из знакомства Зорге с Хаусхофером и автоматически приписывая ему весь круг связей Хаусхофера. Похоже, о деятельности Зорге после 1924 года никаких достоверных данных в гестапо не было, а его коммунистические связи первой половины 20-х годов толком и не выясняли, поленившись копаться в архивах.

Непонятно так же, какую информацию Зорге мог давать об СССР он ее просто не имел. Возможно, в Берлине хотели, чтобы Зорге проанализировал вероятную политику Советского Союза в отношении Японии и развитие взаимоотношений в треугольнике Берлин — Москва — Токио.

В итоге подозрение свелось к тому, что Зорге стал еще и агентом Шелленберга, а связь с ним поддерживал через полицейского атташе в Токио Йозеф Альберт Мейзингер, который был сослан в Японию за излишнюю жестокость в оккупированной Варшаве, где он возглавлял СД и полицию и расстреливал заложников направо и налево даже тогда, когда в этом, по мнению вышестоящего начальства, не было никакой необходимости. Заодно Мейзингеру поручили и следить за Зорге. Но делал это он из рук вон плохо. Да и организовать плотную слежку за границей, особенно в Японии, чтобы ее не заметила местная полиция, немецким спецслужбам было практически невозможно.

По словам Шелленберга, Мейзингер "вместо того, чтобы посвятить себя выполнению своих действительных обязанностей, предался светским развлечениям и неожиданно взялся играть роль простака. Правда, он регулярно сообщал мне о "Посте" — эту кличку мы выбрали для Зорге — но не было случая, чтобы сведения, которые он направлял мне, не содержали положительного отзыва о Зорге. Мейзингер постоянно подчеркивал хорошую репутацию, которой Зорге пользовался и в немецком посольстве в Токио, и в японских учреждениях. Не могу не упомянуть, что иногда он разговаривал по телефону и с Мюллером, беседовавшим со своим земляком на баварском диалекте, который почти никто не понимал.