Я - убийца - Фридрих Незнанский

Никаких сомнений, что и четвертый служил там же. Или был. Или наведывался.

Мазур Павел Данилович. Родился. Учился. Естественно, военное училище. Естественно, артиллерист. Так… Чечня! До трагической гибели работал в отделе охраны народного депутата Государственной думы. Предположительно – убит при исполнении служебных обязанностей во время неудавшегося покушения на народного депутата Государственной думы.

– Нужна информация из Министерства обороны, – Гордеев от возбуждения потер руки. – Определить звания, должности. Номера частей! Где они встречались? Или их связывает фронтовое братство в послевоенной деятельности? Ясно одно – корни из Чечни!

Созвонился, сбегал подписать у заведующего консультацией запросы и отправился в Министерство обороны.

В Минобороны девушка, работающая с его запросом, показала на монитор:

– В деле Бирюкова Эльдара Васильевича сто восемьдесят пять страниц. У нас и бумаги не хватит. Так что… Можем только отдельные места распечатать.

– Тогда давайте-ка я сам просмотрю на экране. И что-нибудь распечатаю, если понадобится.

– Это здорово. А я что буду делать? – Девушка отодвинулась от стола.

– Меняться так меняться! – Юрий махнул рукой. – Могу предложить вам свои адвокатские занятия. Погулять, подумать… Сходить в буфет, попить кофейку. Вы позволите быть вашим спонсором?

– Ладно. – Девушка поднялась, освобождая место. – Вернусь часа через полтора. Ежели чего, вы меня прикройте от начальства.

Удалось установить, что все четверо в одно и то же время служили в одной и той же артиллерийской части. Были направлены в Чечню. Участвовали в боевых операциях. Имеют награды. Замечаний по службе не имеют. Потом, тоже практически в одно и то же время, с интервалом в месяц-два, поочередно уволились из Вооруженных сил по состоянию здоровья.

И неплохо устроились, удивительным образом благополучно обосновались в одном и том же городе – в Москве. Приобрели квартиры, развернули коммерцию. А Бирюков стал судьей.

О московской части их фронтового братства Министерство обороны, естественно, ничего сообщить не могло.

Но и этого было достаточно, чтобы начать серьезные поиски тайных и явных нитей, связывавших бывших однополчан. Хотя, конечно, сейчас, после серии убийств, будет очень трудно.

Гордеев удовлетворенно мурлыкал что-то под нос, распечатывая нужные страницы из последнего дела, когда вернулась довольная хозяйка компьютера:

– А я по магазинам побегала. А у вас как?

– Все отлично.

Вот – Игнатьев Игорь Всеволодович. Срочная служба. Писарь при штабе!

– Так и есть! – Гордеев хлопнул ладонью по столу. – В той же части! В то же время!

Интересно, чем занималась эта теплая компания в Москве? Полковник, оказавшийся судьей. Лейтенант обернулся ларечником, майор – физруком, подполковник – телохранителем депутата. Какое дело объединяет их? Что они не поделили? Кого обидели?

И при чем тут рядовой писарь?

По дороге в архив Министерства обороны Юрий Гордеев в приступе внезапной любви и ревности неожиданно для себя, нарушая все дорожные правила, развернулся на перекрестке и помчался в противоположную сторону – на киностудию.

Какие-то совершенно дурацкие мысли крутятся в голове. Будто Лика с Вадимом… Это же ее законный супруг!

Или этот старик Яго… Явно на что-то намекал. Он варится с ними вместе. В одной тусовке. Они там в актерской комнате, может быть… Да там такое!

А что они снимают? Для чего ее сейчас гримируют?

О том, что он видел тогда на просмотре, Гордеев предпочитал вообще забыть. Вычеркнуть из сознания. Как не существовавшее. Чтобы не травмировать психику. Иначе пришлось бы…

Прорваться на студию оказалось гораздо проще, чем ожидалось. Не понадобились никакие пропуска вообще. Юрий Гордеев, мелькнув красной книжечкой Московской городской коллегии адвокатов, сказал вахтеру только заветное слово:

– Здорово, чувак! Сегодня опять твоя смена?

– Как праздник, всегда моя, – обиженно признался пожилой вахтер, не по сезону наряженный в ватник.

– Терпи. С праздничком! – А про себя озадачился: «Что еще за праздник сегодня? Все празднуем, празднуем».

В студийном лабиринте Гордеев, естественно, заблудился. Но спрашивать никого не стал. Метался по этажам и лифтам, по коридорам и павильонам, пока совершенно случайно не оказался перед дверью актерской комнаты третьего павильона. Подергал ручку – заперто. Вспомнил, что надо тянуть вверх. Потянул – никакого результата. С досады развернулся и каблуком шарахнул изо всех сил. Благо никто не видит. Плюнул в сердцах и побрел понуро куда глаза глядят.

Но тут дверь актерской комнаты сама плавно открылась, и оттуда выглянула белокурая голова эсэсовца Кассио.

– Это вы стучались? – сонным голосом спросил он. – Заходите. А я тут отсыпаюсь перед сменой. Ночью пришлось повозиться. Чаю или кофею?

– Кофею, кофею, – зло передразнил Юрий, вспоминая манерность Андрея Андреевича. – Тьфу ты! Мне чаю, пожалуйста. Простите, это я про себя. Что-то мысли мои как скакуны. Много работы. Дела разные, везде срочно!

– Понимаю. У самого со вчерашнего гудит.

– Да я, собственно говоря, не очень то… Мне бежать надо. Татьяна Федоровна еще не приехала?

– Да и не ожидается. Она там застряла, говорят, надолго. Хочет оттуда, с той стороны перекрыть Вадику кислород. Весь этот балаган имеет смысл только в том случае, если состоится прокат в Канаде.

Кассио умылся за ширмочкой под краном, вышел к плите и включил электрочайник.

– А Европа? – Гордеев внимательно оглядел комнату, не найдется ли какая-нибудь дверца в чуланчик? Не прячется ли там застигнутая врасплох красавица?..

– Какая еще Европа? Процентов десять от всего проката. Не больше. В мире только две страны, где смотрят кино в кинотеатрах, – это Америка и Канада.

– Ну ваше-то кино, наверное, на ура во всем мире?

И на поверхности кожаных диванов никаких следов любовных развлечений Юрий не обнаружил, как ни разглядывал.

– Какое наше? Этот жанр, как и все иные, расписан по ноткам, кто, где и что. Кому и сколько. Жухлую задницу и отвислые сиськи режиссерской жены, я так думаю, им в Канаде и даром не надо. А гомиков у них и своих не знают куда девать. – Кассио поставил на стол пачку печенья.

– Никаких перспектив?

– Было бы клево прокинуть Федоровну. Тогда бы Вадик и сам по фестивалям покатался бы. И нас бы повозил. А там, глядишь, и Голливуд рядом. На что-нибудь авось и сгодимся.

– С жухлыми задницами и отвислыми грудями?

– Это я любя. Она на меня не обидится. Она женщина хоть и крутая, но с мягким… Очень мягким характером.