Формула влияния - Надежда и Николай Зорины

— Пришли навестить больную с пустыми руками, — сказала Полина, когда они поднимались по лестнице, направляясь к кардиологии.

— Да, — вздохнул Виктор, — настоящее свинство.

В палату к Марии Ильиничне они прошли без всяких проблем. Дежурная медсестра сменилась, эта была не в пример приветливей и покладистей вчерашней. Да и больная сегодня чувствовала себя много лучше. Но когда они вошли, возникла неловкая заминка. Мария Ильинична ждала, что Полина придет к ней одна, без Виктора, очень смутилась и от смущения сказала страшную бестактность.

— Ах, да! Я все забываю, вы же не можете передвигаться по городу самостоятельно.

— Почему же не могу, могу! — вспыхнула Полина. — Просто так было удобнее.

Такое начало не предвещало ничего хорошего. Виктор с сожалением посмотрел на Полину: ему вдруг очень не захотелось ее здесь оставлять. «На растерзание этой старой курице», — неожиданно зло прибавил он про себя. Но обида на Марию Ильиничну помогла ему справиться со своей непростой задачей, которая до этого казалась ему почти непосильной. Спокойно, без лишних эмоций, он рассказал, что Владимира Тимофеевича перевели в психиатрическую больницу, что добиться освобождения пока не удалось, и попросил ключи от квартиры. Так же спокойно она его выслушала, продиктовала адрес, объяснила, как туда доехать, рассказала, где что лежит, и, перегнувшись через тумбочку у кровати, взяла с подоконника сумку, достала связку и протянула ее Виктору.

— Не забудь закрыть дверь на два замка, когда будешь уходить, — дала она ему последнее, покоробившее его напутствие.

Он посмотрел на Полину таким жалостливым взглядом, будто засылал ее в стан врага. Почувствовав его взгляд, она повернулась к нему и улыбнулась.

— Все хорошо, иди, — сказала она ему и неожиданно приветливо заговорила с Марией Ильиничной. Тяжело вздохнув, Виктор вышел из палаты.

Район, где жили Хавронины, состоял в основном из пятиэтажных хрущевок, но был зеленым и находился недалеко от центра. Все здесь было каким-то устоявшимся, сделанным раз и навсегда: никаких строек поблизости, никаких раскопанных траншей. Дом Виктор нашел быстро и без всяких проблем — он стоял в ряду точно таких же домов, да и Мария Ильинична очень толково и подробно объяснила, как до него доехать. Но почему-то это обстоятельство вдруг рассердило Виктора. Слишком толково и обстоятельно, с неприязнью подумал он, и эта ее фраза: «Не забудь закрыть дверь на два замка»! Как может она сейчас думать о таких пустых вещах? Ему стало грустно и очень обидно за Владимира Тимофеевича. И опять захотелось во что бы то ни стало защитить его, но уже не ради них двоих, а ради него одного. Он почувствовал жуткую вину перед ним и страшное раздражение на Марию Ильиничну.

Припарковавшись возле подъезда, Виктор долго не мог заставить себя выйти из машины. Настроение было такое, что впору повеситься. И Полину пришлось оставить наедине с этой… эгоистичной особой, которая способна думать лишь о своей репутации да о том, чтобы, не дай бог, не обчистили квартиру в их отсутствие. Странно, как она еще ключи ему доверила, в свой дом не побоялась впустить.

Виктор распалял себя все больше и больше, прекрасно понимая, что не прав и напрасно так взъелся на бедную женщину, но ничего с собой поделать не мог. И заставить себя подняться в квартиру тоже не мог. Он все продолжал сидеть в машине, а время уходило.

Да ведь это вполне понятно, стал он оправдываться перед собой. Проникнуть в отсутствие хозяев в их жилье — это все равно, что читать чужие письма, пусть и с позволения автора. Есть в этом что-то нечистоплотное, постыдное. Но все же сделать это необходимо. Владимиру Тимофеевичу понадобятся все эти вещи, а кроме него, никто их не сможет ему привезти.

Произведя над собой настоящее насилие, неуклюже, боком он наконец вышел из машины. Побрел к подъезду, моля бога, чтобы никто из соседей Хаврониных не встретился ему, поднялся на пятый этаж и замер у двери. Передохнул и продолжил свою «дурную» работу. Ощущая себя вором-взломщиком, вставил ключ в верхний замок, отметил, что дверь деревянная, таких уже почти ни у кого не осталось, и Мария Ильинична не зря беспокоится за сохранность имущества. Замок легко поддался, он вставил ключ в нижний и тоже без всяких усилий его открыл.

Обстановка в квартире вполне соответствовала и району, и дому, в котором жили Хавронины: все куплено давно, раз и навсегда, без всякой надежды на перемены. В квартире было две комнаты — одна из другой. Виктору нужно было пройти во вторую. Разувшись, чтобы не испачкать ковер, он пересек гостиную и оказался в спальне.

— Ну что ж, приступим в шмону, — зло усмехнувшись, сказал он вслух и вздрогнул от звука собственного голоса, глухо раздавшегося в этой чужой пустой квартире. Преодолевая тошно-щекотное чувство в душе, ощущая себя патологоанатомом, которому приходится раздевать труп, распахнул дверцы шифоньера. Предстояла самая невозможная часть операции — собрать белье.

Следуя указаниям Марии Ильиничны — третья полка сверху, — Виктор быстро, стараясь не особо всматриваться, снял аккуратную стопку с краю, быстро положил в приготовленный заранее пакет и поскорее захлопнул дверцу. Во втором отделении снял с «плечиков» спортивный костюм и тоже сунул в пакет.

— До чего довели, сволочи! — не выдержав такого надругательства над человеком, которого уважал всю жизнь, выкрикнул он в глухое пространство. — Директор школы, морально неприкосновенная личность, твою мать, а я ему трусы собираю.

Он в ярости рванул ящик письменного стола. Согласно инструкциям, данным Марией Ильиничной, там он должен был отыскать электробритву.

Искать ничего не пришлось, он увидел ее сразу — громоздкий пластмассовый футляр заблудившегося во времени «Харькова». Эта бритва стала последней каплей, эта старенькая, такая несовременная бритва чуть не довела его до слез. Прижав к груди футляр, Виктор медленно, пошатываясь и спотыкаясь о тонкий, собирающийся складками ковер, окончательно обессилев, вышел из спальни.

— И они еще обвиняют его в убийстве, — опустившись на диван в большой комнате, пробормотал он, — они смеют обвинять в убийстве человека, у которого такая бритва!

Он долго сидел, раздавленный горем, опустошенный, убитый. Нужно было торопиться, нужно было собрать остальные вещи и ехать дальше, чтобы не опоздать, но даже пошевелиться, подняться с дивана ему казалось немыслимым.

— Я куплю ему новую бритву, — сказал он и сразу почувствовал облегчение, как будто покупка новой бритвы могла что-то изменить, снять часть его вины, вычеркнуть это ужасное вторжение в личную жизнь Хавронина.

Он поднялся с дивана, положил футляр с «Харьковом» в пакет и пошел в ванную собирать умывальные принадлежности.

* * *

Покупку электробритвы пришлось отложить. Серега Битов позвонил ему и сказал, что договорился о его посещении на четыре часа, приехать нужно строго к этому времени. Сейчас было уже почти три, а до больницы в Соловьевых горах добираться не меньше часа. И то если повезет.

Ему повезло — дорога оказалась практически пустой. Соловьевы горы — небольшой поселок со столь поэтически абсурдным названием был знаменит двумя вещами: самой большой в регионе психиатрической больницей и ипподромом, который по нелепому стечению градостроительных обстоятельств с ней соседствовал. Виктор был в Соловьевых горах лишь раз, и то случайно. Однажды Мишка Горин, его знакомый из числа не самых приятных людей, затащил их с Полиной на ипподром. Это было два года назад перед самой аварией. Мишка не переставая шутил по поводу этого двусмысленного соседства, чем жутко раздражал Виктора.