Арахно. В коконе смерти - Олег Овчинников

– Ну хорошо, – сдался Щукин. – Блиц-экскурс в энтомологию на сегодня закончен. Однако обмен знаниями – не единственная цель нашего собрания. Кстати, в будущем я планирую организовывать подобные встречи регулярно. Скажем, раз в месяц. Мы будем делиться информацией, координировать наши дальнейшие планы, в случае возникновения коллективных проектов – устраивать мозговые штурмы. На необходимости координации усилий я, с вашего позволения, остановлюсь более подробно. – Василий помедлил, прежде чем объявить: – Мы одна команда, господа. Первый месяц работы показал, что это так. Мы все, как репинские «бурлаки», делаем общее дело. Но хотелось бы, чтобы при этом каждый тянул свою собственную лямку, и все двигались более-менее в одном направлении. Пока же у нас, к сожалению, получается несколько иная картина. Точнее сказать, не картина даже – басня. Помните про лебедя, рака и сами знаете кого? Каждый тянет общий воз куда ему заблагорассудится. Если же интересы двух человек случайным образом совпадут, они норовят ухватиться за одну лямку. Знаете, как мне надоело читать по десять раз одно и то же? Где ваша фантазия, господа? Где неповторимая оригинальность? Например, сегодня вы услышали от меня любопытный факт о том, что нить паутины толщиной в палец может что?

– ОСТАНОВИТЬ «БОИНГ»! – довольно слаженно ответил хор.

– Только не палец, а карандаш, – сверившись с блокнотом, внесла уточнение брюнетка. – Вы сказали: толщиной с карандаш.

– Правильно, – принял поправку Щукин. – Это научно подтвержденный факт и, вы должны быть в курсе дела. Но это отнюдь не значит, что я хочу на следующей неделе получить от вас десяток однообразных опусов, герои которых плетут из паутины канат и останавливают им, допустим, взлетающий «Боинг» с террористами. Напрягите воображение, прошу вас! Смените хотя бы марку самолета! – воззвал он, придав лицу выражение: «Ах, если бы при моей сообразительности я умел еще и творить!»

По лицам некоторых присутствующих скользнула тень разочарования. Звездобол склонился над экраном «ньютоши» и решительно перечеркнул какую-то фразу.

Коровин остался бесстрастным. Он уже довольно споро орудовал крючком, держа его на манер авторучки, и на внешние раздражители не реагировал. К концу щукинской речи Владимир Владиленович успел сплести симпатичную круглую салфеточку сантиметров пятнадцати в диаметре – вполне достаточно, чтобы уберечь его гениальную голову от солнечного удара.

Хотя какой тут удар? Толик взглянул в окно, чтобы попрощаться с таким замечательным, таким погожим весенним деньком, потраченным неизвестно на что. Бездарно, можно сказать, потраченным.

Финал хозяйского выступления сопровождался поскрипыванием кресел и покашливанием: аудитория откровенно скучала.

– Все, все, – успокоил собравшихся Щукин. – Основными своими соображениями я с вами поделился. Подробности обсудим как-нибудь в другой раз и, не исключено, несколько иным составом. А теперь… – он загадочно улыбнулся, так что у большинства участников встречи приятно защекотало в области желудка.

Но тут заерзал, привлекая к себе внимание, господин Усачев.

– Позвольте экспромт! – попросил он. – Всего одну Минуточку!

На инфантильном личике проступили пятнышки смущения, особенно заметные в ямочках на щеках. Усачев встал, поднес близко к глазам листок, исписанный крупным школьным почерком и зачитал:

– Где зимуют пауки?

В гамаке из паутины,

За оконною гардиной,

Между стенкой и картиной,

В чистом поле у реки?

Где зимуют пауки?

В недомытой мамой раме,

В позабытом оригами,

Под горшочными цветками

Оплетают корешки?

Где зимуют пауки?

В скорлупе из-под ореха,

За обойною прорехой,

Иль за тридевять парсеков,

Где все Проксимы близки?

Если встретишь паука

Там, где ракам и не снилось —

Пусть поспит. Ты, сделай милость,

Чтоб несчастья не случилось,

Не тревожь его пока.

– Ничего себе экспромт, – возразил кто-то. – Про прореху на обоях – это была моя фраза. Как насчет поделиться гонораром?

– Не возражаю, – охотно откликнулся Усачев.

– Мило, – сказал Щукин. – Очень мило. Я бы даже поаплодировал. – Он несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши, не вынимая их из рукавов. Зал поддержал овацию.

«Ай да пупсик! – завидовал Толик, аплодируя вместе со всеми. – Пока остальные расслабляются, некоторые делают деньги. Интересно, сколько авторов будет перечислено в выходных данных? Я бы тоже попретендовал на свои пять процентов».

Коровин вместо аплодисментов постучал концом крючка по столу.

– А теперь… – снова начал Щукин. – Или лучше хором? Давайте: три-четыре!

– БАНКЕТ!!! – слились в восторженном вопле несколько десятков голосов.

А может, и не бездарно? – подумал Толик о потраченном дне. На таких условиях он, пожалуй, не имеет ничего против того, чтобы сделать эти собрания ежемесячными.

– Ну, как тебе? – спросил Борис у Анатолия, когда они, влекомые плотной толпой, бок о бок пробирались к банкетному залу.

– Да так… – осторожно ответил тот. – Могло быть и хуже. Хотя непонятно, с чего это вдруг наш кормилец решил закрутить гайки?

– Погоди. Как говаривала, а вернее сказать, певала наша примадонна, «Толя, еще будет»! – предрек Оболенский.

– Думаешь?

– Угу. И тебе советую. Ты только, слышь, громкость чуть убавь. Это у пауков ушей нету, а у нашего брата… – Борис выразительно покосился на спешащего чуть впереди Прокопчика и приблизился к Толику вплотную. – Я вот что думаю. А не планирует ли наш Василий Алибабаевич таким образом плавно прикрыть свой Клондайк? Может, не окупаемся мы или надежд его не оправдываем. Да и как тут окупишься при таких гонорарах? Вот он и решил свое меценатство спустить на тормозах. А те шедевры на заданную тему, что мыс тобой по инерции еще накропаем, нам же самим придется куда-нибудь пристраивать. И получит он в итоге ту же агитацию, но забесплатно.

– Вряд ли, – понизив голос до предела слышимости, возразил Толик. – Как только наши раскусят фишку, они со злости на бедных паучков такой ушат помоев выльют! Ты представляешь?

– Многие и сейчас пишут такое, что просто… Э-эх! – вздохнул Борис. – Ладно уж, пришпорим лошадей, поручик. А то сытый голодному, сам знаешь, не что?

– Глаз не выклюет, корнет?

– Да будет так! – провозгласил лже-Борис.

– Да не испугался я! – Разве?

– Да… как сказать… В общем, конечно, испугался, но это был не простой страх высоты или там водобоязнь.

– А что же?

– Ах-х-х-х!-Антон уронил локти на округлый край стола и остервенело впился пальцами в непослушные вихры над ушами, потащил в разные стороны. Тянул, вроде, волосы, а получалось – время.