Время наступает - Владимир Свержин

– …В одном из таких странствий, – продолжал прерванный рассказ Амердат, – я и встретил вашего друга. Вернее, он меня встретил в Северных горах, где ранее простирались владения могущественного царства Урарту. Какие-то глупцы пытались завладеть моей сумой, вероятно, рассчитывая поживиться чем-нибудь ценным. Я увещевал их не делать этого, ибо рукописи мои ценнее монет и каменьев, но только для меня одного. Кархан увидел мерзавцев и бросился мне на помощь. Он очень храбро бился. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь искусного бойца. Но к негодяям подошла подмога, и мне пришлось заледенить кровь в их жилах.

– Как это? – непонимающе мотнул головой пилот.

– Я пожелал, чтобы так произошло, и так произошло, – пожал плечами ученый муж. – Если желаете, можете расспросить вашего друга. Разбойники застыли, точно были изваяны из камня. А мы с Карханом продолжили свой путь вместе.

Что-то я заболтался. Если он прислал вас сюда, стало быть, желает, чтобы я вам помог. Что же вам нужно?

– Наш общий друг, – заговорил дотоле внимавший речам старца штурман, – говорил, что божественной силой ты наделен способностью изменять внешность человека так, что его никто не сможет опознать.

– Да, это верно, – подтвердил Амердат. – Стало быть, вы прячетесь?

– Можно сказать и так, – со вздохом признал Карлсон. – У местных жрецов есть множество вопросов, которые они хотели бы нам задать, но отвечать на них у нас нет ни малейшего желания.

– Занятная история, – усмехнулся звездочет, простирая руки к Ральфу. – Впрочем, после того, как вчера я своими глазами видел посланцев божьих, парящих над толпой… Должен признать, никогда прежде ангелы небесные не просили у меня преобразить их. Впрочем, вблизи вы столь же похожи на ангелов, как тот Даниил, который вчера гордо въезжал в город, на того Даниила, который, юнцом, семь седмин тому назад темной ночью сбежал из Вавилона. Конечно, время меняет облик, но… – Он запнулся, на лбу его выступил пот. – Мне не под силу изменить вид, данный вам от роду. Странно, очень странно.

– Эй, Амердат! – донеслось с улицы. – Ты дома, старик? Прошу, выйди во двор. Мне нужно кое о чем расспросить тебя!

– Какая нелегкая принесла жреца Мардука в такую рань? – вздохнул астролог.

Намму проснулся от осторожного прикосновения; кто-то легко тряс его за плечо.

– Эй, господин, ты жив? – Начальник скифских телохранителей, приставленных к царскому советнику, с удивлением глядел на скорчившегося на каменном полу Даниила.

– Что со мной было? – открывая глаза, промолвил тот.

– Не могу сказать, – честно ответил скиф. – Я вошел разбудить тебя, но, похоже, этой ночью ты и не касался постели.

– Призрак! Здесь был призрак. – Намму вскочил, точно все это время сидел на той диковинной рыбе, которую привозят из Идуменеи. Раздуваясь, она превращается в усеянный иглами шар, и одно касание любого из ее шипов обещает нестерпимую боль минимум на три дня.

– Чей призрак? – Немногословный телохранитель силился уловить туманный смысл слов пророка.

– Да… – Намму спохватился, понимая, что грозному стражу вовсе не обязательно знать, что нынче в полночь он видел, как бы это сказать, самого себя.

– Кархан велел передать, – игнорируя заминку, продолжал сумрачный воин, – что царь собирается устроить смотр войскам и желает видеть тебя подле своей особы.

– Да, – кивнул Намму, отряхиваясь, – вели принести мне воды для омовения и свежую одежду.

– Повинуюсь, – твердо пробасил скиф. – А скажи, Даниил… – остановившись у двери, спросил он.

– Что еще? – нахмурился царский советник.

– Можешь ли рассказать мне о боге своем.

– У моего бога несть числа красноречивых служителей и учителей закона, которые поведают о нем лучше меня, – попытался увернуться от щекотливого вопроса Намму.

– Вчера я ходил в дом бога твоего, тот, что открыли накануне, – переминаясь с ноги на ногу, промолвил телохранитель. – Там говорят, что меж эбореями и богом их положен вечный завет, и всякий иной, не рожденный эбореем, не вступит в круг этого завета. Так ли это, Даниил? Скажи мне о боге!

Намму глядел на могучего дикаря, не отрываясь. Как было ему известно, Кархан отбирал людей в свой отряд за силу, ловкость и неустрашимость. Еще – за верность. Но помыслы о боге? Как рассказывал ему старик Абодар, скифы поклоняются мечу, приносят ему кровавые жертвы, иных же богов считают слабыми, а потому бесполезными. Быть может, он ошибался?

– Хорошо, скажу тебе, – кивнул Даниил, сбрасывая грязное одеяние и принимая свежее. – Не может того быть, чтобы бог, возлюбивший одних своих чад, прочих невзлюбил за неразумие. Подобно тому, как младшие братья, подрастая, постигают истину, доступную прежде лишь старшим, люди иных племен, возрастая в душе своей, стучат в двери, желая, чтобы им отворили. Неужто же не отворится им?

Дверь каморки, малюсенькой, точно дыра в зубе, была скрыта плющом. И если не знать, что по ту сторону зеленой широколистой занавеси таится вход, никому бы и в голову не пришло, что за стеной находится тайное убежище. Юркий, остролицый мужчина, оглянувшись, скользнул в едва заметную щель между растениями и камнем. Он наверняка знал, что ищет.

– Я сделал все, как ты велел, мой господин, – чуть слышно проговорил он, едва очутившись в скрытой от посторонних глаз каморке.

– Тебя кто-нибудь видел? – раздался в темноте властный голос Нидинту-Бела.

– Нет, мой господин. Как ты и предполагал, когда бродяги устроили потасовку у двери лавки, хозяин послал сторожей разогнать дерущихся. В это время я проник в дом через сад. Девушка была в комнате, но она спала.

– Что ж, если все действительно так, как ты говоришь, вот тебе награда, – в протянутую ладонь юркого, как геккон, коротышки легла пара золотых монет.

– В первый раз получаю вознаграждение не за то, что стащил, а за то, что принес что-то в чужой дом. – Воришка расплылся в широкой улыбке. – Так, пожалуй, и честным горожанином стать недолго.

– Не торопись, – резко оборвал его Нидинту-Бел. – Сегодня пойдешь опять. И завтра тоже.

Каждому ослу известно, что смысл жизни следует искать в морковке, висящей перед носом, а не в трудах Аристотеля.

А.Македонский

Длинной вереницей, сменяя друг друга, шеренга за шеренгой перед глазами Валтасара двигалась вавилонская армия. Тяжелые колесницы с двумя дышлами, запряженные четверкой коней, уступали место легким, с заточенными железными косами на колесной оси. Лучники и щитоносцы салютовали царю, к вящей радости горожан, оглашая воздух громкими воинственными криками. За колесницами живым воплощением мощи двигались катафрактарии – всадники в тяжелых доспехах из железных пластин, верхом на рослых жеребцах, также покрытых броней. Они потрясали длинными тяжелыми копьями, словно норовили поразить облака, с утра появившиеся в небе. За ними гарцевали конные лучники и всадники в барсовых шкурах с целыми вязанками дротиков. Мрачной поступью шла пехота, стараясь не спешить и экономить силы для более серьезного марша. За армией следовал обоз: повозки, запряженные онаграми и волами, мулы, навьюченные походными шатрами и верблюды с огромными бурдюками, полными водой и пивом.