Русские и государство. Национальная идея до и после "крымской весны" - Михаил Ремизов

Эти и подобные им проблемы делают проблематичной точную оценку объема внешней трудовой миграции в современной России. В лучшем случае мы можем рассчитывать на выделение ориентировочных показателей и фиксацию нижних и верхних пределов для количественных оценок.

В качестве таковых можно условно рассматривать, с одной стороны, – данные Росстата по миграционному приросту в РФ за 1992–2010 годы – 5,4 млн человек. С другой – данные Федеральной пограничной службы ФСБ РФ о разнице между прибывшими и выбывшими из страны в период с 1999 по 2012 год. Она составляет 27,75 млн человек.

Если первый показатель явно не отражает реальной картины (что неудивительно – в отчетах Росстата о международной миграции отражаются лишь те, кто прибывает на постоянное место жительства, и даже по ним порядок учета подвергается критике), то второй, по меньшей мере, заслуживает внимания как ориентир для оценки масштаба явления.

Понятно, что он позволяет делать лишь косвенные выводы – в общей совокупности въездов и выездов на территорию РФ многие мигранты участвовали неоднократно, однако суммарный «перевес» прибытий над выбытиями подразумевает не число поездок, а конкретных оставшихся в России людей. Если на годовом интервале этот показатель дает большие погрешности, то за период в 14 лет он достаточно репрезентативен. Кроме того, при всех экспертных претензиях к адекватности данных пограничного контроля, последние достаточно точно отражают конъюнктуру миграционных потоков (например, фиксируют снижение иммиграции из основных стран-доноров в период экономического кризиса 2009 года).

Таким образом, при всех сложностях статистического учета речь идет о многомилионном контингенте внешних мигрантов, существенно влияющем на состав и структуру населения страны. Как уже было сказано, судя по статистике выдачи патентов, порядка 3/4 этого контингента составляют уроженцы государств Средней Азии с низким уровнем владения русским языком, культурными навыками, характерными для аграрной исламской глубинки, и минимумом профессиональных квалификаций.

Неудивительно, что обществом проблема иммиграции воспринимается все более остро. Согласно опросу ВЦИОМ от 16 июля 2014 года, посвященному наиболее актуальным опасностям и угрозам для Российской Федерации, главной угрозой большинство респондентов назвали – «заселение РФ представителями иных национальностей» (и это – на фоне активной фазы войны на Донбассе, когда на первом плане в информационной повестке дня были угрозы другого типа). В опросе ВЦИОМ, проведенном годом раньше (июль 2013 года), большое количество приезжих из других стран было оценено как отрицательное явление 74 % опрошенных (среди москвичей и петербуржцев, проживающих в зонах наиболее интенсивной миграции, – 84 %). По итогам специального исследования «Левада-Центра» (25–28 октября 2013 года), 73 % опрошенных россиян высказались за выдворение иммигрантов из стран ближнего зарубежья за пределы России. С 2006 года число сторонников такого подхода выросло на 20 %. За тот же период доля тех россиян, считающих, что надо «легализовать их, помогать получить работу и ассимилироваться в России» сократилась более чем в два раза – с 31 % в ноябре 2006 года до 15 % в октябре 2013 года.

Таким образом, можно зафиксировать, что проблема массовой иммиграции стала одним из главных хронических раздражителей для российского общественного мнения. И одновременно – одной из главных тем политико-идеологического размежевания.

О каком размежевании мы говорим, если общество столь единодушно по поводу оценки иммиграции?

В данном случае речь не о противостоянии двух массовых позиций, а о том, что массовая позиция встречает сопротивление со стороны политических, деловых и экспертных кругов, имеющих, с одной стороны, интересы, связанные с импортом дешевой рабочей силы и / или лоббизмом в пользу сообществ этнических мигрантов, а с другой – преимущество в компетенции, информированности, доступе к каналам массовой коммуникации и рычагам управления. Здесь можно говорить об аналогии с ситуацией в ряде западноевропейских стран, где антииммигрантский запрос значительной части населения сталкивается с непробиваемо «политкорректной» позицией истеблишмента.

Одной из «подпорок» этой позиции является обосновываемая значительной частью демографов и миграциологов концепция «замещающей миграции». Она обсуждалась еще в 1980-е годы, но в широкий оборот была введена в 2000 году в одном из докладов отдела народонаселения ООН «Замещающая миграция: является ли она решением проблем сокращения и старения населения?»[116].

По определению экспертов ООН, замещающая миграция – «это международная миграция, в которой нуждается страна, для того чтобы компенсировать сокращение численности населения в целом и населения трудоспособного возраста в частности». «Уровни миграции, необходимой для компенсации старения населения… будут чрезвычайно высокими и во всех случаях приведут к намного более массовой иммиграции, чем это было в прошлом». Причем, в общей логике текста, это не столько прогноз, сколько императив.

В этой концепции заложена характерная для международных организаций логика «глобальной ответственности»: если в одной части мира доминируют «проблемы старости» (отрицательный баланс пенсионных систем, дефицит социальной энергии), а в другой – «проблемы молодости» (дефицит занятости, избыток агрессии), то эти две части мира нужно «смешать» в той или иной пропорции.

Как в западных странах, так и в России сформировалось влиятельное лобби экспертов, правозащитников, политиков, журналистов, настаивающих на том, что массовая миграция из стран «глобального Юга» – единственное решение проблемы депопуляции для стран «глобального Севера». Эта позиция последовательно поддерживается, в том числе и в России, широким спектром международных организаций (Международная организация по миграции, Управление Верховного Комиссара ООН по делам беженцев, Московский Центр Фонда Карнеги, Фонд Фридриха Науманна, Фонд Макартуров, Международный валютный фонд, Группа Всемирного банка и другие).

Позиции сторонников «замещающей миграции» преобладают в средствах массовой информации и, главное, в системе подготовки и принятия решений. Данное обстоятельство самым непосредственным образом сказалось на характере программных документов государственной миграционной политики в России.

В 2011 году по заказу Правительства РФ был подготовлен доклад «Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика». Выводы и рекомендации «миграционного» раздела доклада (глава 9) состояли, среди прочего, в следующем:

● миграционный приток сыграл за прошедшие 20 лет огромную позитивную роль в социально-экономическом развитии России;

● миграционная политика сегодня ориентирована на временную трудовую миграцию и носит ограничительный характер;

● вне зависимости от сценария развития потребуется увеличение числа мигрантов разных категорий;