Русские и государство. Национальная идея до и после "крымской весны" - Михаил Ремизов

Процессы массовой иммиграции в мировой истории, в том числе новой и новейшей, как правило, приводили к серьезному росту социальной напряженности, а иногда и к краху социально-политической системы, вплоть до уничтожения «принимающих» государств и геноцида коренного населения (Византия, Косово).

Безусловно, есть в этой сфере и общеизвестные истории успеха – примеры стран, созданных иммиграцией и использовавших ее на протяжении всей своей истории как важный фактор развития. Это страны переселенческого капитализма – США, Канада, Австралия, Новая Зеландия и другие.

Однако при всей необходимости учета их в целом позитивного опыта он не может быть в сколько-нибудь существенной мере спроецирован на нашу страну. Массовый приток иммигрантов в Россию, в его существующем и ожидаемом виде, будет кардинально отличаться от иммиграции, сформировавшей страны Нового Света, в частности США. На протяжении большей части истории США население страны росло за счет культурно близких (англосаксонскому переселенческому ядру) иммигрантов, вплоть до 60-х годов там действовали серьезные ограничительные меры в отношении иммиграции из неевропейских стран. В России же, как сегодня, так и в перспективе, основную массу прибывших составят культурно чуждые иммигранты из беднейших стран ближнего и дальнего зарубежья (причем с высокой вероятностью, – наименее квалифицированные и образованные представители этих стран).

Имеющийся и ожидаемый в долгосрочной перспективе иммиграционный приток в Россию по структуре наиболее близок к притоку инокультурных иммигрантов в страны Западной Европы. Опыт этих стран, прежде приводимый энтузиастами иммиграционных процессов в качестве образца, теперь выглядит откровенно неудачным. Инокультурная иммиграция в этих странах привела к множеству социальных проблем и теперь рассматривается как одна из главных угроз социальной стабильности и национальной безопасности и по своему масштабу заметно превосходит экономические дивиденды от привлечения иммигрантов.

Кроме того, неоднозначен и сам опыт стран переселенческого капитализма. Успешные сплавления разных этносов с образованием единых наций наблюдались в них тогда, когда исходные компоненты отличались высокой степенью культурной близости. После нескольких веков взаимных притирок, иногда кровопролитных, члены диаспор, имевшие общий цвет кожи, одинаковую религию и схожие жизненные ценности, смешивались друг с другом во втором-четвертом поколениях.

В тех же случаях, когда иммигранты по культуре, традициям, религии и внешности значительно отличались от доминирующей социальной группы, успешной интеграции не наблюдается даже на протяжении нескольких веков. Наличие разнородных общностей становится причиной социальной напряженности и конфликтов, которые тем значительнее, чем больше культурная дистанция между ними. Даже в самих «иммигрантских» странах, приводимых в качестве примера взаимной ассимиляции, одного существенного отличия от базового этнокультурного типа (религия, тип культуры, расово-антропологический тип) оказывается достаточно для формирования автономных общностей населения, имеющих широкий спектр проблем во взаимоотношениях с остальным обществом (негритянская община в США, взаимоотношения черных и белых в ЮАР, конфликт между арабами и евреями Израиля).

В России миграционный прирост начался еще в позднесоветское время – с середины 70-х годов въезд в РСФСР из советских национальных республик стал превышать выезд. В 80-е годы эта тенденция усилилась. После распада СССР внутренняя миграция в одночасье превратилась во внешнюю, а для большей части переселенцев – в репатриацию. В 90-е годы речь шла преимущественно о переезде в страну русского и русскоязычного населения. Ситуация существенно меняется в худшую сторону на рубеже 90-х – 2000-х годов – волна постсоветских трудовых мигрантов, прибывающих в Россию на протяжении последних пятнадцати лет, принципиально отличается от мигрантов 90-х этническим составом, более низким уровнем образования и квалификации, низким уровнем знания русского языка. По данным обследования населения по проблемам занятости, проводимого Росстатом, среди иностранных трудовых мигрантов доля имеющих профессиональное образование существенно ниже, чем среди россиян. В существенной мере это выходцы из сельской местности (в Таджикистане доля сельского населения – 73 %, в Киргизии – 65 %). Представление об этнической структуре миграционного потока может дать статистика по выдаваемым патентам. В 2012 году 47 % патентов куплены гражданами Узбекистана, 22 % – Таджикистана, около 9 % – Киргизии, по 5 % пришлось на граждан Азербайджана и Украины, 4 % – на граждан Молдавии.

Количественные оценки миграционного притока дать не так просто из-за весьма несовершенной системы статистического учета. Существует два основных источника информации по данному вопросу. Это текущий учет населения и переписи населения. Ни один из них на сегодня нельзя считать полным и адекватным. Статистика ФМС осуществляет текущий учет мигрантов по выдаваемым ею разрешительным документам на трудовую деятельность. Соответственно, целый ряд категорий мигрантов, легально находящихся на территории страны, но не оформляющих трудовую деятельность, заведомо не попадают в эту статистику. Например, члены семей мигрантов. Между тем тенденция к «воссоединению семей» сегодня отмечается многими исследователями и явно набирает обороты. Согласно российскому законодательству, вместе с мигрантом могут находиться «члены семьи», что, в случае мигрантов из Средней Азии, означает возможность дополнительного появления в стране порядка пяти человек (так, по имеющимся данным выборочных обследований мигрантов из Киргизии, 55 % из них женаты и имеют средний размер семьи – 5,3 человека).

Отдельная проблема – статистические данные по «нелегалам», т. е. мигрантам, нелегально осуществляющим трудовую деятельность и/или нелегально пребывающим на территории страны. Понятно, что точный учет этой категории мигрантов по определению невозможен. Но учитывая, что на ФМС возложены не только контрольные, надзорные, административные, но и аналитические функции в сфере миграционной политики, наличие вполне официальных методик оценки неофициального сектора, в первую очередь трудовой миграции, – возможно и необходимо. На сегодня такую задачу ФМС не решает – по крайней мере, на уровне открытых и доступных данных.

Перепись населения также не приходится рассматривать как надежный источник сведений о миграции. Согласно результатам специального исследования, посвященного этно-национальным аспектам последней переписи населения («Перепись 2010: этнический срез»), ее данные о мигрантах характеризуются неточностью и неполнотой. По мнению автора исследования Дмитрия Богоявленского, перепись, очевидно, не замечает значительного числа людей, уклоняющихся от нее, что главным образом относится к мигрантам[115]. А получить информацию о мигрантах из административных источников, как это было сделано (для компенсации погрешностей переписи) в отношении граждан России, невозможно.