Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй, Террор.
— Аскалай! — Я обрадовался так, словно встретил давнего друга. — Как жизнь, дорогой?!
— Вижу, ты прошел Тримурру, — лицо улыбнулось. — Ты должен попасть в свой город. Потому я здесь, Террор.
— Ты можешь переправить нас на ту сторону? — с сомнением спросил я.
— О великий Дух Леса! — встряла Квазя, отбивая поклон Аскалай. — Яви нам милость свою! Помоги!
Роевое разумное существо равнодушно погудело себе с минуту, а потом насекомые засветились еще ярче и стали сбиваться в нечто плотное, протянутое от нас к другой стороне Щели. Вскоре словно тропа из кипящего металла соединила края бездонной просеки.
Мы быстро перебрались по огненной дорожке на ту сторону. Я, понимая, что уходить просто так будет неправильно, поклонился висевшему в воздухе лицу и сказал:
— Спасибо тебе, Аскалай.
— Ступай, черный, — ответило существо. — Иди в свой город. И узнай, для чего нужны этому миру изъятые на самом деле.
Лицо рассыпалось, и река насекомых стремительно провалилась вниз, быстро растворившись в тумане. Когда последние отблески желтого света утонули в белесом мареве, я озадаченно повернулся к своим друзьям и спросил:
— Вы тоже это слышали?
— Да, моркот-анкх, — ответила за всех Квазя. Лягуха еще пару мгновений поглазела на меня выпученными глазами, а потом уверенно опустилась на левое колено и склонила голову со словами:
— Приветствуем тебя на твоих дорогах, моркот-анкх Террор Черный.
Ее примеру тут же последовали Клэв и Гаста. Правда, последняя при этом подмигнула с таким явным подтекстом, что я едва не покраснел опять. Стоять остался только Горотур. Рогатый усмехнулся и кивнул. Ал сообразил, что стою не просто на новой тропе. Это была уже территория моего народа, страна, правителем которой меня объявляли все кому не лень. На грани личности раздался прохладный голос Пармалеса, которого не было слышно после памятного падения к паукам: «Давно бы так, неучи! Царь перед вами!» Где-то наверху полыхнул белый свет — небо по-прежнему пыталось поразить твердь.
Когда-то этот город был прекрасен. Огромное дерево, по стволу и ветвям которого вились широкие винтовые улицы, вытянутые площадки, канатные переправы и прочие прелести, явно было выше других каньянов вокруг. Именно этот столичный каньян когда-то называли Зеленый Пик, и на вершине его, практически у самого неба, кто-то безумный и гениальный так разместил Дом Племени, что казалось — он способен от малейшего дуновения ветра оторваться от кроны и полететь над бескрайним простором Лесного Моря, раскинув ажурные крылья стен.
Мы стояли на широкой площадке перед входом в бывший дворец Пармалеса и смотрели на серое бесконечное марево, висевшее над темно-зеленым волнующимся на ветру полотном древесных крон. А сверху все так же лил плотный дождь, который, видимо, задался целью заполнить Бездну и утопить ее Сердце. Эти странные мысли болтались в моей голове, пока Горотур силился вскрыть заблокированные ворота Дома Племени черных моркотов. Клэв и Квазя увлеченно болтали о сокровищах и заклятиях, могущих охранять эти самые драгоценные штуки. Я не прислушивался — за минувшие недели пути по дождливым джунглям их болтовня стала банальным фоном. Правда, поначалу я пытался понять, о чем речь, и даже поучаствовать в этих разговорах, но девчонки на пару посмотрели на меня не хуже хана Батыя, глазевшего на Русь, и охота лезть в их секреты отпала сама собой.
А стоять вот так, на площадке, открытой всем ветрам, под струями ливня, оказалось очень здорово. Я всегда любил дождливую погоду у себя дома. Это здесь как-то не хотелось однажды заквакать — всего хорошего должно быть в меру. Но именно сейчас я понял, что не сошел с ума от всего происходящего только по одной причине — вода, льющаяся с серого неба, словно смывала с души налет страха и желание забиться в темный уголок, где, поскуливая, уткнуть лицо в колени и отгородиться от всего и вся. Капли воды стегали по обнаженной коже торса, заставляя иногда ежиться, но этот сильный дождь был очень теплым, так что замерзнуть по-настоящему у меня еще ни разу не получилось. Ночевать в пути мы всегда старались в странных наростах на ветвях, которые назывались «куррики». А в них было тепло — каньяны щедро делились с путниками своей жизненной энергией. Подозреваю, что только благодаря этому мы не завшивели и не загнили по пути от сырости. Впрочем, эти мысли я всегда держал при себе — а то опять охотница и лягуха поднимут на смех.
Какой все-таки странный мир мне достался. Где грозы сверкают молниями часто без грома. Где кареты скользят по грязи на лыжах. Где люди, изъятые эльфами из моего родного мира, изначально записаны в наркотические рабы. Где коты и собаки имеют шесть лап, мощную броню и размером с «харлей». Где обычная захудалая феодальша оказывается на поверку потомком древней императорской династии, а кусты ходят, разговаривают и злостно домогаются! Последние слова я возмущенно произнес вслух, выскальзывая из лап Гасты, нагло облапившей меня под предлогом обогреть и проверить, нет ли мелких ранок на спине, груди и вообще везде, куда она успела дотянуться до того, как до меня дошел смысл происходящего. Форестесса с озорной улыбкой вздохнула, маскируя удовольствие душераздирающими сожалениями. Я же поспешил к рогатому, все еще пыхтевшему возле древних ворот.
Створки были деревянными, что наводило на мысли о заклятии — секира тура практически не оставляла царапин на их поверхности. Я спросил, сохраняя самый невинный блондинистый вид из всех, что можно было вообразить:
— Как дела?
— Эти ворота заколдованы! — раздраженно ответил Горотур, косясь на меня карим глазом.
«Однако широко мыслит красавчик, — съязвил в голове Пармалес. — Всего-то прошло полчаса, а он уже сообразил! Талант!»
«Завяжи мочалку, Муссолини фигов, — ответил я ему в ответ. — Бухтеть — не мешки ворочать. Лучше бы подсказал, как к тебе домой попасть».
«К нам, Террор, к нам домой, — поправил бывший вождь черных моркотов и всех племен Лесного Моря заодно. — Теперь это и твой дом, Сахарок».
Эта скотина перерыла все мои воспоминания и теперь бессовестно пользовалась этим! Знает же, как мне не нравится прозвище! Я сердито наехал на свою шизу:
«Как нам попасть в дом, морда?»
Не дождавшись ответа, я просто мысленно ощетинился тонкими иглами острой энергии, от чего Пармалес мгновенно стал покладистым и предупредительным… Интересно, как надолго на этот раз? Он торопливо сказал: «На твоих ладонях отметки Тримурры, как и на лбу! Ты же здесь свой! Включи мозги!»
Он все же не смог удержаться от подколки напоследок. Я вышел из сосредоточенного состояния, похлопал по могучему плечу Горотура и уверенным жестом показал, что ему надо отойти. Он послушался моментально, на что я не обратил внимания. Подойдя к воротам, я прижал ладони к створам и чуть не отскочил с перепугу. От мест прикосновений к стыку створов по гладкому дереву побежали нити огня и льда, похожие на то, как некоторые дети рисуют деревья. Пламенеющая и инеистая кроны сплелись на стыке створов, и среди плетения засветился белый иероглиф, похожий на египетский глаз, скрещенный с пятилучевой звездой. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о дальнейших действиях. Правда, пришлось встать на одно колено, чтобы попасть лбом в мишень. Нет чтобы сразу приложить ладони повыше… Тем более что оторвать руки от створов у меня не получилось. Так что «склонись, проклятый, перед бездною своей» — так, кажется, сказано у какого-то местного поэта. Я поспешил забодать дверь, отчего из глаз чуть искры не посыпались. Все это принесло плоды — ворота медленно и бесшумно распахнулись, открыв щель как раз на перекачанного Горотура. Остальные проходили по умолчанию.