Адская ширма - И. Дж. Паркер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уж это Акитада хорошо знал. Конечно, она презирала ребенка, рожденного женщиной из более низкого сословия, ребенка обогнавшей ее соперницы. Всю жизнь она только и делала, что напоминала окружающим о своей богатой родословной.
Ему вдруг пришла в голову неприятная мысль. А что, если она передала часть своих черт Акико? Разве Акико не желает избавиться от сыновей, рожденных ее супругом в первом браке? Он вдруг понял, что, оказывается, совсем не доверяет сестре. Впрочем, Акико была всего лишь испорченная девушка, но не злая. Она могла быть эгоистичной и легкомысленной, но не жестокой. И тем не менее она, похоже, уже принесла неприятности в дом Тосикагэ. А ему все-таки следовало как-то вмешаться и попытаться воспрепятствовать этому! Вот, пожалуй, и еще одна из частей «наследства», взваленного на него мачехой. Он с горечью думал сейчас о том, что ему предстояло возглавить печальную похоронную церемонию. Какая ирония судьбы! Теперь он, как и Сэймэй, был повязан нерушимыми узами обязательства выполнить последнюю волю усопшей.
Похороны начались с наступлением темноты. Длинная процессия шествовала к месту кремации. Впереди шли факелоносцы и монахи, распевающие буддийские мантры. Тело госпожи Сугавара, обмытое и завернутое в белые полотняные простыни, пропитанные благовониями, покоилось в запряженной быком повозке за задернутыми занавесками, сделанными из ее богато расшитых придворных нарядов. За повозкой шел Сэймэй со священным светильником, а за ним Сабуро с курильницей, источавшей клубы благовонного дыма. За ними следовали остальные, первым — Акитада, потом Тора с Ёри на руках и Тосикагэ. За ними — три женщины в наемных носилках. За женщинами шли слуги и друзья семьи Сугавара. Длинной цепью эта процессия в полном молчании, если не считать распевающих монахов, медленно двигалась по пустынным улицам столицы.
Место кремации располагалось за чертой города. Там уже был приготовлен погребальный костер, вокруг него рассыпан белый песок и сооружены временные шатры для участников траурной церемонии.
Акитада занял свое место среди мужчин и приготовился к долгому ночному бдению. Ясное небо было усыпано звездами, и стоял чудовищный холод. Он распорядился насчет жаровен в шатрах, но толку от них почти не было. Он беспокойно поглядывал на сына, сидевшего рядом. Розовощекое личико малыша, укутанного в многочисленные ватные одежки, казалось до смешного крошечным. Акитада распорядился, чтобы его сестры и слуги накинули особые полотняные рубища поверх обычной одежды. Сам же он, Тамако и Ёри были облачены в темные шелковые кимоно — этим жестом он хотел подчеркнуть, что не состоит в кровном родстве с усопшей женщиной. Поскольку оба вида одежды считались траурными, посторонние вряд ли поняли бы разницу. Или же они приписали бы такой выбор его главенствующему положению в семье.
С его стороны это был маленький акт неповиновения, в противном случае Акитада оплакивал бы госпожу Сугавара со всеми подобающими почестями и расходами, как единственный сын.
Он видел, как возбужденно горели глазки Ёри, когда тот наблюдал за пляшущим пламенем погребального костра, зажженного одним из монахов. В положенный момент Акитада поднялся и положил в костер любимые вещицы госпожи Сугавара изящные шкатулочки, резные четки, цитру и писчие принадлежности. Все эти предметы должны были стать платой за вход в другой мир.
Монахи возобновили пение, пламя поднималось все выше, потрескивая и вознося в ночное небо длинные столбы черного дыма, постепенно заслонившего звезды. Костер этот был символом пустоты, ибо жизнь является не чем иным, как тоненькой струйкой темного дыма, теряющегося в ночи.
Спустя некоторое время Ёри уснул, и отец заботливо накрыл его своей рукой. В женском шатре кто-то громко всхлипывал. «Акико, кто же еще?» — язвительно подумал Акитада. Она всегда хорошо умела делать на людях то, чего от нее ждали. Тосикагэ беспокойно поглядывал на женский шатер, и Акитада уже не в первый раз поймал себя на мысли о том, как Акико повезло с мужем.
Конечно, неприятности Тосикагэ повлияли на нее, и, если подозрения Акитады были верны, сама Акико и была их причиной. Но он в любом случае считал своим долгом помочь Тосикагэ. Только вот эта смерть все усложнила. Теперь все они будут стеснены в передвижениях в течение ближайших семи дней. По сути дела, привязаны к дому. Но даже и после этого Акитаде с сестрами придется соблюдать многочисленные ограничения в течение еще шести недель, пока не пройдет церемония сорок девятого дня и душа усопшей не покинет этот мир.
Зато в ближайшее время его уж точно не призовут ко двору. Правда, положение Тосикагэ, как ни крути, требует разрешения. Теперь им уже совершенно точно известно, что его начальник вознамерился провести служебное расследование. Сейчас опасен каждый день бездействия. Акитада не мог не думать об этом, пока медленно тянулись часы.
Пламя ослабло, и в него подкинули новых дров. В воздухе стоял запах дыма, благовоний и горелой плоти.
Тора осторожно понес уснувшего ребенка к матери. Когда он ушел, Тосикагэ прошептал:
— Как вы думаете, женщинам там не холодно? Акитада посмотрел на небо.
— Скоро рассветет, — тихо проговорил он. — Пойдемте потом ко мне домой погреемся.
Тосикагэ благодарно кивнул.
Акитада подумал о том, с какой легкостью эти слова «ко мне домой» слетели с его уст. Теперь это и впрямь был его дом, больше уже не отравляемый воспоминаниями о родительской неприязни. Перед его мысленным взором возникло суровое лицо отца, так пугавшее его в детстве и оказавшееся всего лишь маской, которую он натягивал в угоду ревнивой жене, чтобы заставить ее думать, что он вовсе не любит своего сына, а только терпит его присутствие в доме. А еще он теперь думал о молодой женщине, которая была его настоящей матерью. Какая короткая ей выпала жизнь! Любила ли она отца? И как сложилась бы его жизнь, если бы смерть не настигла ее так скоро? В глубине души он точно знал, что родная мать обязательно любила бы его.
С первыми лучами рассвета монахи прекратили пение. Они принялись заливать водой остатки костра, потом окропили пепелище рисовым вином. Позже им предстояло собрать останки и поместить их рядом с его отцом. Интересно, где покоится его настоящая мать, подумал Акитада. Участники погребального ритуала поднимались на ноги, носильщики побежали готовить паланкины для женщин. Ёри, так и не просыпавшийся, конечно, поехал с Тамако, но Акитада с Тосикагэ пошли обратно бок о бок пешком.
На обратном пути они остановились у одного из городских каналов совершить ритуальное очистительное омовение. Ледяная вода обжигала.
— Достойные похороны, — сказал Тосикагэ, пряча мокрые руки в просторные рукава кимоно.
— Да. Все прошло как подобает, — ответил Акитада.
Пустые слова, какие обычно произносят, когда нечего сказать. Разумеется, Тосикагэ лучше других знал, что госпожу Сугавара с неподдельной искренностью оплакивают все, включая его собственную жену Акико.
Впрочем, «скорбь» не помешала Акико прочесть стихотворные строки по поводу печального события чуть позже, когда они все собрались за поминальной трапезой. Грустно вздыхая, она поведала о пустоте и тщетности бытия, являющегося не чем иным, как «бесконечной чередой ночных грез», за которыми открывается «последний мрачный путь» к смерти. В перерывах между этими вдохновенными речами Акико, разумеется, не забывала как следует подкрепиться и приложиться к чарочке с горячим саке.