Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон

защищаться, но обвинять, — Что бы ты ни воображала, хозяин на судне я, понятно? И мне не нравится, когда ты откровенничаешь с моими подчиненными.

Ланнек опять сел. В мозгу его все еще тянулась вереница хоннингсвогских воспоминаний, но они рассеивались быстро, как рассветный туман.

— Почему не отвечаешь?

— Мне нечего сказать.

Она заговорила! Заговорила в первый раз за, столько дней, что Ланнек с трудом узнал ее голое.

— Вот как! Тебе нечего сказать? И ты, конечно, считаешь себя жертвой?

Матильда посмотрела на запертую дверь и вздохнула.

— Вот именно! Ты — узница. А я на это отвечу: тебе придется объясниться. С меня довольно! Сыт по горло.

Ланнек долго сдерживался и сорвался сегодня из-за пустяка: монотонный речитатив за переборкой помешал ему лениво дремать.

Смущало его лишь одно — взгляд, которым жена смотрела на него. Она, разумеется, осталась невозмутимой: у нее был вид человека, которому не в чем себя упрекнуть.

Правда, в глазах Матильды читался испуг, но испуг чисто физический. Она словно боялась, что на нее обрушатся новые удары. Следила за каждым движением мужа. Когда ей показалось, что он порывается вскочить, она подняла руки, как будто защищаясь от пощечин.

— За этим дело не станет, — буркнул Лаинек, глядя в сторону. — А пока мы должны объясниться. Скажешь ты наконец, почему так упорно не желаешь сойти на берег?

Матильда не шелохнулась, не разжала губ.

— В Руане ты сбила меня с толку. Я-то, дурак, думал, что это доказательство твоей привязанности. Заметь: я заранее знал, что жить на пароходе — не женское дело.

Но я надеялся, что ты сама скоро поймешь.

Матильда не отводила глаз, и Ланнек напрасно силился узнать в этой напрягшейся женщине с окаменелым лицом ту девушку, в которую был влюблен и которую столько раз сжимал вечерами в объятиях из безлюдных канских улицах, в подъездах и в тени портовых строений.

— Отвечай!

— Нечего мне отвечать.

— Зачем ты поехала со мной?

— Сам знаешь.

— Что?

Ланнек опять вскочил, заложил руки за спину, заходил по кают-компании.

— Объясни. Слышишь?

— Не прикидывайся дурачком.

А вот это голос ее матери, голос Питаров; чью уверенность в себе ничто не может поколебать, — они ведь смотрят на мир с высоты двух доходных домов!

— Не хочешь ли ты сказать, что тебе надоел твой Марсель?

Матильда не моргнула глазом. Она по-прежнему сидела в углу, н ее шерстяная кофточка красным пятном выделялась на темном фоне.

— Марсель никогда не обращался со мной грубо!

— Но ведь он на тебе и не женился, черт побери!

— Мама не позволила.

— Ого! Ты, кажется, стала разговорчивей. Этак, пожалуй, и признаешься, что тебе нужно да пароходе.

— Стоит ли?

В такие минуты Ланнек отличался хладнокровием совершенно особого рода. Он чувствовал, как в нем закипает бешенство. Сознавал, что оно вырвется наружу, во не раньше, чем он сам захочет. Пока что он сдержался и только сжимал кулаки за спиной да искоса поглядывал на жену.

— Слушай, Матильда, не доводи меня…

— Я начинаю привыкать к побоям…

Он сделал глубокий вздох и как вкопанный остановился посреди кают-компании.

— Я спрашиваю: почему ты здесь? Послушай меня, Бога ради, пока не дошло до беды…

Вид у него стал почти безумный. Матильда струхнула, сжалась в комок и повторила:

— Ты сам знаешь.

— Что я знаю? Если один из нас сходит с ума, то пора решить — кто.

— Не я.

— Отвечай!

— Ты настаиваешь?

— На коленях тебя умолять, что ли? Я готов и на это.

Не могу больше!

— Что ты собирался сделать с «Громом небесным»?

И тут разом прошло все — и возбуждение, и ярость.

Ланнек обмяк, как тряпка, и застыл на месте, по-детски широко раскрыв глаза.

— Не понимаю.

— Полно!

Он медленно подошел к ней.

— Объясни, на что ты намекаешь.

Она отшатнулась. Он поймал ее за руку, стиснул запястье.

— Сознайся, Эмиль! — Матильда недобро улыбнулась. Она разыгрывала снисходительность. — Сознайся наконец, что я угадала.

— В чем сознаться?

Он заглядывал жене в глаза, почти прижимаясь лицом к ее лицу.

— Ты же так быстро нашел груз для Исландии! Случайность, не правда ли? Ты сам не ожидал?

Эта потаскуха еще издевается! И с каким видом собственного превосходства!

— Да, я нашел фрахт. Ну и что?

— Ты, конечно, ни о чем заранее не договаривался?

— Нет.

— Врешь!

Ланнек тряхнул Матильду, но тут же отпустил.

— Видишь ли, мы всего-навсего Питары, и мой отец торговал обувью, но это еще не значит, что нас следует считать дураками. Мы были предупреждены. Я знала, что ты намерен сделать с судном.

— Что?

— Продать в Америке или где-нибудь еще и удрать к одной из своих любовниц. А Исландия — это уже полпути.

Ланнек сел и энергично потер себе лоб. Наступила долгая пауза: ему надо было собраться с мыслями.

— Минутку, — остановил он привставшую жену. — Ты была любовницей Марселя… Ты по-прежнему так утверждаешь?

— Утверждаю.

— Отлично! Тебе рассказывают или вбивают в голову, что я решил продать пароход и осесть за границей. Ты тут же бросаешь любовника и уходишь со мной в рейс…

— Ну и что?

— А ничего! Все, как и следовало ожидать. По закону ты — моя наследница. К тому же твоя мать скрепила своей подписью векселя на двести тысяч франков…

Ланнек был до удивления спокоен, и Матильде стало страшно.

— Кому я сказал — сиди! Мы еще не кончили. И не бойся. Я тебя даже бить не стану.

Глаза у него сделались совсем как щелочки, взгляд неподвижный.

— Я хочу знать одно — кто рассказал тебе эту басню.

— Исключено.

— И все-таки ты скажешь. До сих пор я, вероятно, выглядел дурачком, но предупреждаю…

— Отдай ключ от каюты.

— Кто рассказал тебе эту басню? Сознайся, твоя маменька?

— Моя мать ничем не хуже твоей, тем более что ей не нужно посылать шестьсот франков ежемесячно.

Ланнек бровью не повел. Медленно встал, подошел к каюте, отпер дверь.

Теперь продолжения разговора хотел уже не он, а Матильда. Словно не понимая, что означает жест мужа, она осталась на месте. И Ланнек даже не злился на нее.

Она — Питар, урожденная Питар, вот и все. Он просто сделал ошибку.

— Иди ложись.

В дверь постучались.

— Капитан! — раздался голос в коридоре, — В чем дело?

— Радиограмма, — нерешительно ответил Ланглуа.

Ланнек повернул ключ, увидел взволнованное лицо радиста и взял протянутую бумажку.

«SOS терпим бедствие широта 60°42′ долгота…»

Разрядка пришла настолько неожиданно, что Ланнеку разом стало легко. Жены он больше не видел — в одно мгновение Матильда перестала для него существовать.

Зато взглянул