«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - Александр Григорьевич Звягинцев

Набоков особенно тщательно допрашивал Николая Соловьёва. Приведу небольшой отрывок из стенографического отчета.

«Министр юстиции. Во время последнего своего пребывания ваш брат большую часть дня был вне дома. Возвращаясь домой вечером, не приносил ли он с собою каких-нибудь книг или газет?

Н. Соловьёв. Газеты приносил: „Земля и Воля“ и приложение.

Министр юстиции. Много он приносил их?

Н. Соловьёв. Только раз принес порядочно. Я не могу точно определить, сколько: так, пачку с палец толщиною.

Министр юстиции. Они были еще свежие или уже находились в употреблении?

Н. Соловьёв. Не заметил.

Министр юстиции. Вы рассматривали их?

Н. Соловьёв. Да, рассматривал; но была ли свежая печать — не помню.

Министр юстиции. Брат не говорил вам, каким образом он получал эти издания?

Н. Соловьёв. Нет, не говорил, и я его не спрашивал.

Министр юстиции. Он вам не говорил, получает ли он их прямо из типографии или через других лиц?

Н. Соловьёв. Нет, не говорил.

Министр юстиции. Не говорил ли он вам, что существует подписка на эту газету, что собираются деньги на ее издание?

Н. Соловьёв. Это было раз. Я спросил: есть ли подписка. Он сказал, что через него нельзя подписаться, потому что он скоро уезжает.

Министр юстиции. Этот револьвер вы видели у брата?

Н. Соловьёв. Да, видел; сначала у него был другой револьвер, поменьше. Этот же револьвер я увидел у него в первый раз в субботу на вербной неделе. Брат сказал мне, что этот револьвер сильнее бьет; он объяснял приобретение его тем, что уезжает, что он нужен на дорогу…

Министр юстиции. Не заметили ли вы в нем какой-нибудь особенной перемены с вербной недели?

Н. Соловьёв. Он скучный был. Ночевал я с ним в одной комнате, в которой спала также и сестра Елена.

Министр юстиции. Не заметили ли вы в нем какого-нибудь беспокойства ночью? Не известно ли вам, что с вербной недели сон его стал тревожным и беспокойным?

Н. Соловьёв. Да, он был беспокоен, кричал.

Министр юстиции. Что же он кричал, какие слова?

Н. Соловьёв. Не помню.

Министр юстиции. Сестра не говорила, какие это были слова?

Н. Соловьёв. Я слышал от нее, но не помню этих слов…

Министр юстиции. Но вообще с Страстной недели вы заметили в вашем брате перемену?

Н. Соловьёв. Да».

Так же интенсивно Д. Н. Набоков допрашивал сестру Соловьёва — Ольгу, его знакомого Н. Богдановича и других свидетелей. Другая сестра подсудимого, Елена, чуть оправившись от припадка, ответила лишь на два-три вопроса — ей снова стало плохо. Не смогла дать на суде показаний жена подсудимого, Екатерина, хотя на допросе ее настаивал сам Соловьёв. Судебный пристав доложил, что она находится «в состоянии беспамятства».

После судебного следствия был объявлен двухчасовой перерыв, а затем Д. Н. Набоков произнес большую обвинительную речь. Он начал ее так: «Дозвольте мне миновать обычные вступительные приемы обвинительной речи и не воспроизводить перед вами картины потрясающего события второго апреля, только что восстановленные в представлении вашем подробными показаниями явившихся свидетелей-очевидцев и объяснением самого подсудимого. Эти ужасающие подробности настолько возмущают душу, что я не могу пренебречь возможностью воздержаться от их повторительного изложения и от углубления вызываемой одним лишь воспоминанием о них подавляющей нравственной тяготы…»

Далее он сказал, что задача суда по делу такой «громадной важности» должна простираться за пределы установления самого факта преступления, виновности преступника и применения к нему соответствующей статьи карающего закона. На суде лежит обязанность определить те внутренние побуждения, которые руководили преступником, бросить внимательный взгляд на те внешние причины, из которых выросло злодейское дело 2 апреля.

«Вся обстановка факта преступления, освещенная показанием самого Соловьёва, — продолжал генерал-прокурор, — не оставляет сомнения в том, что суду вашему подлежит преступник, совершивший злодеяние с заранее обдуманным намерением и притом сделавший все то, что от него зависело для достижения своей преступной цели. Пять выстрелов, из которых по крайней мере четыре были направлены в Священную особу Государя Императора, самый большой калибр револьвера, выбор времени и места для наиболее верного осуществления задуманного злодеяния, даже фуражка с кокардой, долженствовавшая отвлечь всякое подозрение, — все эти факты, говорящие сами за себя…»

В своей речи Набоков подробно говорил также о том, что же толкнуло Соловьёва на путь преступной деятельности. По мнению обвинителя, настоящим соучастником террориста была русская социально-революционная партия. Он сказал по этому поводу: «Покушение на жизнь нашего возлюбленного Государя совершено не по личным и частным побуждениям, а под влиянием дикого стремления, руководящего всею деятельностью русских социал-революционеров, — разрушения всего экономического и государственного строя современного общества. Лишь несколько лет тому назад развернул свое преступное знамя самый нелепый и воинствующий социализм из всех существующих в мире — социализм русский. Казалось бы, Русская земля менее всего представляла материала для развития этих диких, противогосударственных учений… Дикие задачи его не ограничиваются одним русским народом, русского социалиста не удовлетворяет ни одна из существующих форм государственного устройства, а потому ему мерещатся всемирная революция, всемирное разрушение, всемирная анархия…

Во имя такого безумного бреда, стремящегося подорвать все основы государственной и общественной жизни, все положения науки и здравого смысла, совершаются возмутительные преступления, имеющие целью посеять смуту в обществе, потрясти вековые основы государства… Правосудие призвано в лице вашем выразить решающее слово закона.

Во имя этого закона я обвиняю подсудимого Александра Соловьёва в предумышленном посягательстве на жизнь Священной особы Государя Императора, совершенного в соучастии с преступным сообществом, именующим себя русская социально-революционная партия, к которому он принадлежал. Посему и руководствуясь 241-й и 249-й статьями Уложения о наказаниях, я имею честь предложить Верховному уголовному суду приговорить Соловьёва к лишению всех прав состояния и смертной казни».

Адвокат Соловьёва А. Н. Турчанинов в своей речи лишь выразил надежду на то, что по «монаршему милосердию» его подзащитному будет сохранена жизнь. А. К. Соловьёв в последнем слове ничего не сказал в свое оправдание.

Верховный уголовный суд лишил А. К. Соловьёва всех прав состояния и приговорил его к смертной казни через повешение. В окончательном виде приговор был оглашен 26 мая 1879 года.

Через день, 28 мая 1879 года, в 10 часов утра, на Семеновском плацу приговор был приведен в исполнение.

1975

История о том, как брат Ленина покушался на жизнь Александра III

Первого марта 1887 года на Невском проспекте полицией были схвачены пятеро студентов, заподозренные в приготовлении к покушению на жизнь императора Александра III. У троих из них, В. С. Осипанова, П. И. Андреюшкина и В. Д. Генералова, при обыске были обнаружены «метательные снаряды». Начатое жандармское дознание быстро выявило террористическую организацию, ведущая роль в которой принадлежала Александру Ильичу Ульянову и Петру Яковлевичу Шевыреву. В первые