Последнее прощай - Фиона Лукас

буднично подумал Броуди тем уголком своего мозга, который, казалось, функционировал почти нормально, — хотя может перерасти в восемь или девять, если она так и продолжит на меня наступать».

Из беседы с Ибрагимом он понял, что именно люди — а точнее, незнакомцы — вызывали многие из его панических атак. И чем больше их было поблизости, тем тяжелее становился приступ. Хуже всего ситуация складывалась там, где было мало путей отступления, — в ограниченном пространстве, например в магазине, или даже на улице. Ему важно было знать, что он сможет уйти, сбежать.

Это был уже не первый раз, когда Броуди упрекал себя за то, что не высадил живую изгородь или не поставил забор. Правда, едва ли кто-то пользовался этой заброшенной тропкой. За долгие месяцы они стали первыми, кого он встретил на ней.

Но теперь делать было нечего. У него есть всего два варианта: (а) развернуться и бежать, представ перед ними последним грубияном, или (б) поговорить с этой женщиной. И покуда ступни его, казалось, вросли в эту пыльную землю, вариант (а) казался несравненно привлекательнее.

«Сосредоточься, Броуди! С какой техники советовал начинать Ибрагим?»

Дышать.

Нужно было дышать.

Эта мысль медленно выкристаллизовалась в его сознании — как по волшебству. Точно всегда там была. Он еще прочнее уперся ногами в булыжники, поднял голову и взглянул прямо в лицо этой женщины, стараясь делать мерный вдох и затем вновь, не торопясь, выпускать воздух из легких.

Восторженная фифа чуть замедлилась, чтобы жилистый товарищ мог ее нагнать, поэтому подошли они уже вдвоем и протянули ему свою карту:

— Можете показать, где мы находимся?

Броуди кивнул. Он так хорошо знал свой маленький заболоченный уголок, что хватило секунды — и он ткнул пальцем в карту.

Женщина покосилась на место, куда он указал, и снова воззрилась на него:

— А это далеко? — она вскинула голову и посмотрела на небо, золотившееся в лучах солнца, грозившего скрыться за скалистыми вершинами на горизонте. — Было бы желательно добраться туда до темноты.

— Пять… — только и смог выдавить он, но прозвучало это так, будто он пытался разговаривать, держа во рту горсть камней. Он поднял руку так, чтобы она могла сосчитать по пальцам.

— Пять миль?

Он энергично закивал и указал на дорогу, которая вела на запад и спускалась в небольшую лесистую долину.

— Ладно… спасибо, — поблагодарила восторженная фифа, хотя на ее лице читалась неуверенность в том, что ее благодарности рады. И в общем-то она была права — не потому, что Броуди утратил способность или желание помогать, а потому что он считал секунды в ожидании, когда эта парочка скроется из виду, и он сможет дать волю чувствам, прилечь — да что бы его телу ни вздумалось, чтобы компенсировать их вторжение.

Льюис сидел рядом с ним, с надеждой глядя на женщину и виляя хвостом так, что от него поднималось небольшое облачко пыли. Она наклонилась и чуть потрепала его по макушке, после чего, беспечно помахав на прощание, они с товарищем удалились.

Когда они свернули по тропке за угол, Броуди смог наконец выдохнуть и, чтобы не рухнуть, уперся ладонями в колени. Его все еще немного потряхивало, а сердце отбивало галоп.

«Но ты это сделал, — объявил прежде безучастный и попрекающий голос. — Ты не выставил себя перед ними дураком — ну, может, немного. Тебя не вырвало. И ты даже разговаривал!»

«А ведь правда, — думал он, набирая в легкие побольше воздуха, — у меня получилось».

Глава 29

Броуди взял в руки телефон и набрал номер Анны. Как правило, примерно с девяти вечера он то и дело ловил себя на том, что взгляд его прикован к часам. Он ждал того времени, когда она вернется домой, придет в себя и будет готова с ним поговорить.

— Эй, — мягко пропела она в трубку, и он готов был спорить — она улыбалась, обрадовавшись его голосу не меньше, чем он был рад слышать ее, — только хотела вам позвонить, но вы меня опередили!

Броуди устроился в кресле, и они начали рассказывать друг другу свой день. В обеденный перерыв Анна повстречала свою невестку с маленьким племянником.

— Тереза снова заикнулась про Гейл, — устало сообщила она. — Я понимаю, для нее со Скоттом это странно. Мне приходится всякий раз контролировать, чтобы Гейл и Ричард не объявились невзначай, пока там я. Они наверняка не в восторге от этой игры на два фронта.

— Я знаю, вы не готовы, но выслушайте, пожалуйста. Представим на секунду, что я Тереза, этакий адвокат дьявола… Вероятно, это не такая уж плохая идея — встретиться с Гейл и обсудить, что ты чувствуешь, чтобы можно было продолжить общение безо всякой враждебности.

— Я знаю, нужно это сделать, даже если это будет только ради Спенсера, ведь нельзя же вечно ее игнорировать…

— Но вы пока не готовы?

— Нет. Я просто до сих пор на нее злюсь. Думаю, я еще не готова закрыть на все глаза, но это так на меня не похоже, Броуди. Ведь я не такая. Я не тот человек, который будет кипеть от негодования и таить обиды.

Льюис обнюхивал кусты на другом конце лужайки. Броуди неспешно вышел на влажную траву, подставляя лицо дыханию прохладного ночного воздуха. Однажды он уже был на месте Анны — настолько погруженный в свой гнев, что в итоге всех от себя оттолкнул. Ему не хотелось, чтобы ее постигла та же участь. Как бы ей все объяснить?

«Откройся. Расскажи ей правду. Расскажи ей о себе что-нибудь настоящее».

Броуди сглотнул. Он не то чтобы не хотел ничем делиться с Анной. Все время он только об этом и размышлял: и когда на днях ему повстречались туристы; и сегодня утром, когда он буквально ликовал оттого, что написал в своем блокноте целый параграф.

Он развернулся лицом к своему коттеджу, и его внимание привлекло теплое сияние в окне кабинета. Ему сразу подумалось о маленьком «не-эльфе», скрытом от посторонних глаз на верхней полке.

— Скорбь — забавная штука, — не торопясь, начал он. — Люди воспринимают ее как печаль, но на деле она гораздо сложнее. В ней столько наслоений, столько запутанных эмоций — в том числе гнев.

— Я знаю, — вступила Анна. — В каждой книге о скорби упоминают про гнев: как можно злиться на человека за то, что он вас оставил, даже если это была не его вина или выбор.

— На самом деле, все еще сложнее, — Броуди сделал глубокий вдох. Сейчас или никогда — и он уже было собрался прыгнуть с головой в этот омут.