Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Для воинства Муссолини Северо-Африканская кампания обернулась кошмаром с начала и до конца. Обычные трудности войны сделались для итальянцев невыносимыми из-за недостатка провизии, амуниции, машин, лекарств, а главное – веры в свое дело. Водитель Витторио Валличелла заполнял свой дневник неизбывной повестью горя. Эта война безнадежна, писал он, «не потому, что нам недостает умения или враг так уж храбр, но потому, что другая сторона лучше организована»62. И он с горечью добавлял: «Это война бедняков, фашистские власти отправили нас сюда, а сами сидят себе в безопасности в Риме, в палаццо Венеция».

Валличелла утверждал, будто за все время службы в Африке лишь однажды видел итальянский санитарный автомобиль; он горько жаловался на отсутствие должного руководства на любом уровне – от верховного командования в Риме до собственного взвода: «Сколько раз мы, ветераны, спасали их. Подразделения нашего союзника действуют гораздо агрессивнее, с превосходящей силой и маневренностью, их командиры действительно умеют командовать, а наши офицеры, заболев или после ранения, отправляются домой»63. Итальянских солдат возмущало неравенство их скудного рациона (суп, хлеб, немного варенья, изредка лимон) и офицерского рациона, в который входили вино и минеральная вода прямиком из Италии64. Отрадой для рядовых был любой привет с родины, особенно визиты девушек из Красного Креста, которые доставляли им посылки от соотечественниц: «После двадцати месяцев тут так приятно видеть этих красоток с их полезными подарками»65.

Но главным поставщиком пристойной еды был противник. «Кому повезет вернуться живым из ночного патрулирования, тот радуется трофеям: банкам джема и фруктов, коробкам печенья и чая, мясным консервам, бутылкам спиртного, сигаретам, сахару, рубашкам, брюкам, порой и ботинкам, полотенцам, туалетной бумаге, лекарствам, например аспирину и хинину, сгущенному молоку, свитерам из настоящей шерсти, компасам и всему прочему, что только на свете бывает. У нас ничего подобного никогда не было»66. Заболев малярией, Валличелла молился об ухудшении болезни, чтобы его отправили домой, но ничего не вышло67. И хотя большинство солдат радовались каждому письму из дому, Валличелла с огорчением констатировал, что на родине мало кто понимает, «в какой мы попали ад»68. Он осмелился даже вслух высказать мысль, что без бронетехники и снабжения много не навоюешь, и его чуть было не расстреляли: спасло заступничество командира полка.

Уэйвелл приступил к операции на Ближнем Востоке, располагая 80 000 солдат. К тому времени как его преемник Окинлек развернул в ноябре 1941 г. операцию Crusader, солдат было уже 750 000, но большинство из них оставались в гарнизоне или выполняли снабженческие и вспомогательные функции. Загнав Роммеля обратно в Эль-Агейлу, англичане надеялись получить передышку и начали приводить в порядок танковые подразделения. Однако силы противника, хотя и потерпели поражение, оправились удивительно быстро. После долгой и кровавой мясорубки Crusader Пьетро Остеллино писал: «Я был приятно удивлен, вновь получив свое имущество, которое, как я думал, досталось англичанам. Все привезли на грузовике, вырвавшемся из окружения, и я снова сплю на своей походной кровати. Десять дней я маялся, даже рук помыть не мог, но теперь я избавился от грязи и вшей (самые упорные остались, но с ними поможет разделаться капелька бензина). Теперь я чистенький и словно заново на свет народился»69.

И многие соратники Остеллино чувствовали себя не хуже. 21 января англичан ожидал неприятный сюрприз: Роммель вновь перешел в наступление. За три недели немцы продвинулись почти на 500 км к востоку, пока все те же проблемы с логистикой не вынудили их остановиться. Во главе британской Восьмой армии стоял теперь Нил Ричи, и он постарался укрепить оборонительную линию, так называемую линию Газала, которая состояла из «коробок» бригад, защищенных минными полями и колючей проволокой. По плану Ричи Роммелю пришлось бы потратить свои силы, атакуя эти укрепления, а затем численно превосходящие английские танки погнали бы немцев прочь.

Но эта стратегия не сработала, потому что Ричи не знал своего противника, мастера глубоких проникновений и фланговых атак. 26 мая Роммель атаковал, и тут же выяснилось, что «коробки» находятся слишком далеко друг от друга и не могут оказать взаимную поддержку. Несколько дней бригада Свободной Франции стойко обороняла южный выступ у Бир Хакейма, но потом была вынуждена отойти. Немецкие танки маневрировали с обычным искусством. «Нам не удавалось сделать более двух выстрелов по танку, прежде чем он скрывался в облаке пыли. Немцы все время держались вне радиуса обстрела»70, – писал разочарованный английский танкист. Его отряд бросили в атаку. «Десять к одному – мы сдохнем, – буркнул офицер. Он глянул на мрачное лицо заряжающего, который возился с орудием. – Жаль мне его стало: парень женился за несколько недель перед отбытием из Англии». Они вступили в бой: «Поворачивай влево. Двухфунтовый справа. Прямо вперед. Триста. Огонь!» Они дали залп и тут же, как описывает командир танка:

«Раздался чудовищный грохот. Я почувствовал острую боль в правой ноге, услышал, как стонет наводчик, и приказал: “Водитель, вперед!” Водитель не отозвался: у него в животе взорвался 88-миллиметровый снаряд. Но я сознавал только¸ что двигатель заглох, что сломана внутренняя рация, из труб под высоким давлением выходит воздух, поднимаются тучи ядовитого дыма. Все произошло в одно мгновение. Потом мы выбрались из танка и кинулись к другому. То был танк нашего батальонного командира, который остановился, чтобы подобрать нас. Заряжающий уже забрался на танк, наводчик скрылся в другом, а я все еще скакал на одной ноге, потому что другая отказывалась держать мой вес. Я ужасно испугался, как бы они не уехали без меня. Немцы обстреливали меня, пока я бежал к танку. Взрыв, у меня под ногами разверзлась земля, я покачнулся, но меня не задело. Я свалился в танк, измученный, чуть ли не в обмороке, и мы поехали прочь, в безопасное место. Рядом со мной оказался заряжающий, он весело улыбался, хотя его правая рука до локтя превратилась в кашу, белые кости просвечивали сквозь кровь, пальцы висели на лохмотьях кожи. Он истекал кровью, так что мы быстро сделали перевязку, и я отдал ему свой шприц с морфием. Мы говорили, что теперь отправимся домой».

В полевом госпитале этот офицер очнулся после операции под грохот падающих бомб и душераздирающий вой зениток в Тобруке. «Раненых было так много, что весь пол был заставлен носилками с пациентами, воздух пропитался запахами анестетиков, люди стонали или кричали в бреду, а потом умирали. Жара, духота была невыносимая. Правую ногу мне до самого бедра закатали в гипс, другая была покрыта засохшей кровью. Простынь не было, одеял в обрез».

Обе стороны понесли тяжелые потери в битве вокруг котла в самом центре английской линии обороны, но к 30 мая сделался очевиден перевес немцев. Англичане поспешно отступали. Южноафриканские и индийские войска остались оборонять Тобрук, а остатки Восьмой армии укрылись в Египте. Роммель обошел Тобрук, а 20 июня развернулся и напал на крепость с тыла, где оборона была наиболее слаба, и быстро ее сломил. Командующий, генерал-майор Хендрик Клоппер, родом из Южной Африки, сдался на следующее утро. Более 30 000 пленников достались державам оси, и лишь немногим отрядам удалось прорваться на соединение с Восьмой армией.